Сестра Сохатого: Faded Life

Один Мерлин знает, сколько миль мы умудрялись прочёсывать по непроходимому лесу, воюя с тупоголовыми егерями Волан-де-Морта, заманивать их в засады мракоборцев. Вспоминая все это, особенно позорным кажется то, что я выдохлась, махнув с милю по туристической тропинке близ Инвернесса. Эти три года я не особо напрягала своё тело, и сейчас почувствовала себя неимоверно старой. А ведь это только пешая прогулка. Интересно, что произойдёт, если мне когда-либо снова придётся бежать на пределе своих сил? Никогда не думала, что буду благодарна войне за навыки выслеживания того, кто тебе нужен. Я знала, что в городе мне делать было нечего. У Римуса нет денег, а это значит, что он скорее всего укроется в каком-нибудь лесничестве неподалеку, — что было не совсем удобно лично для меня, так как погода быстро портилась. К середине дня я опросила нескольких магглов-охотников и заглянула в город в поисках каких-то сенсационных слухов о большом звере, бродящем в окрестностях, но либо магглы оказались глухи и слепы напропалую, либо Римус сюда не заглядывал. Поработав с амулетами, я также не нашла в лесу никаких следов защитных чар или вообще каких-либо чар. Только к вечеру, когда я уже успела в очередной раз разочароваться в жизни и, к тому же, попасть под дождь, кое-что все-таки всплыло. К тому времени, как мне удалось прочесать треть леса к востоку от Инвернесса, начался жуткий ливень. Ругаясь и в спешке заколдовывая мантию импервусом, я решила, что пора отдохнуть. В предгорной местности темнело довольно быстро. Пока я рылась в пожитках и разводила костер, на лес опустились сумерки. К счастью, по лунному календарю, который мне любезно прислал Снейп (не надо быть сильно учёным, чтобы не разглядеть в этом поступке гнилую иронию), до полнолуния было еще далеко. Не только оборотни охотились в это время, но и множество фейри, как мотыльков, привлекал к себе лунный свет, заставляя их покидать укрытия. Леса в Шотландии густо населены такими штуками, — когда-то эти земли принадлежали маглам-язычникам, которые в молитвах своим богам оставляли для них множества подношений вроде хлеба и молока, что, конечно же, привлекало лесную нечисть, как голубей. Не удивительно, почему Римус выбрал подобное место. Леса в Шотландии в буквальном смысле начинены древней магии, к тому же, в них, кроме всякой живности, редко на кого-то натолкнешься. А еще это недалеко от Хогсмида, — всегда можно пополнить запасы и узнать последние новости. Для меня же, как для той, кто его теперь разыскивал, это было очень неудобно. Лес слишком большой и запутанный, в этом я убедилась, его прочесывая. А ждать удобного момента, когда Римус решить показаться в Хогсмиде, у меня не было времени. Неделя, отведенная Дамблдором на поиски, быстро закончится. Так, греясь у зачарованного огня и потихоньку пригубляя огневиски из старой отцовской фляжки, я не заметила, как уснула.

***

Только по одному ощущению тревоги стало понятно, что этот сон будет таким же гадким, как и все остальные. Например, как те, где Джеймс и Лили поочерёдно умирают у меня на руках, или те, где меня преследует полуразложившееся тело Питера… Я чувствовала, как начинает трясти мое тело, но никак не могла заставить себя проснуться. Хотя в этом сне все было совсем не таким, как обычно, что-то заставляло меня насторожиться. Я стояла в гостиной Гриффиндора, в которой даже пахло так же, как я ее запомнила, — спиленным деревом и пылью. Самый что ни на есть охуенный запах на свете. Роднее него для меня раньше был только одеколон Джеймса, от которого разило, как от парфюмерной лавки. Я бы продала одну из своих конечностей, чтобы почувствовать его снова… В гостиной было тепло и уютно, я читала какую-то книгу, в которой даже не было букв, но я так отчаянно силилась что-то из неё запомнить, ёжилась в кресле и хмурилась. На лестнице слышались какие-то голоса и, судя по ору, это был мой брат. Никто на факультете не устраивал столько шума, сколько эта компания их четырёх семикурсников. Я сразу вспомнила этот вечер. Он мог вспомниться мне только во сне, потому что наяву я всячески открещивалась от того, что он когда-либо произошёл. На той неделе я узнала страшный секрет Римуса и поссорилась со всеми мальчиками, кроме Питера (потому что с Хвостом априори невозможно поссориться). Помню, в какой ступор меня вогнала эта новость, хотя с другой стороны я почувствовала какое-то странное облегчение, как будто какая-то часть меня уже давно догадывалась, что мой одноклассник превращается в кровожадное чудовище по полнолуниям. Что-то внутри меня отказывалось воспринимать привычного доброго Люпина в поношенном свитере и жидкими усиками как прежде, я стеснялась его и поэтому выбрала самую дурацкую тактику, — убегание. Самый подростковый поступок на свете. Услышав голоса на лестнице, я нарочно так сильно нахмурилась, глядя в книгу, и сделала вид, что так увлечена чтением, что ничего не замечаю. Сердце бешено застучало, а странички липли к потным рукам. Они стояли на лестнице несколько минут, все это время нервируя меня своим присутствием. Наконец, краем глаза я увидела два высоких силуэта, — это были Блэк и Джеймс. Заметив меня, они сделали такие кислые морды и тут же обернулись на лестницу. За их спинами стоял Римус. Я слышала, как они сказали ему, что пойдут в Большой Зал без него. Когда они проходили мимо, у меня внутри все трусливо поджалось. Я боялась, что кто-то из них скажет мне что-нибудь. Но они только прошли мимо, хлопнув портретом, и оставили меня наедине с Римусом. Он тяжело вздохнул, глянув в мою сторону как-то устало. Тогда я почему-то думала, что он меня ненавидит. Я все ещё изображала читающую занятую дурочку, когда Люпин медленно обошёл диван и присел рядом. Я вздрогнула, внимательно наблюдая за каждым его движением, как за приближающимся хищником. Гриффиндорец передо мной выглядел очень усталым.  — Кира, давай поговорим, — наконец, выговорил Римус после нескольких мгновений напряженной тишины. Я, все ещё разыгрывая дешёвый спектакль, деловито отложила книгу и посмотрела на него так, будто только заметила. Если бы при этом у меня сильно не тряслись руки, выглядело бы убедительно. Хотя кого я обманываю? Мы молчали еще с минуту, глядя друг другу в глаза. В голове уже вертелась какая-то речь, но я трусливо не могла заставить себя говорить.  — Римус, ты по-прежнему мой друг… просто, я не знаю, как переварить тот факт, о котором узнала, и при этом тебя не обидеть! Я думала, что знаю тебя, мы чуть ли не выросли… кажется, я начинаю нести какой-то бред. Он опять тяжело вздыхает.  — М-мне очень стыдно, что ты об этом узнала. Если тебе неприятно, мы можем больше не… — Люпин, хватит говорить ерунду, — мой дрожащий звонкий голос разносится по гостиной Гриффиндора. — Давай уже пропустим эти глупости и перейдём к той части разговора, когда все вернётся в прежнее русло с легким налетом недавней обиды! Это заставляет его рассмеяться, а что с облегчением трясу лохматыми волосами и протягиваю ему мизинчик.  — Если ты сможешь простить меня, — голос меня предательски выдаёт, а вот улыбка говорит «ну пожалуйста». Как здесь можно устоять? И похоже, что в этой ситуации не устоял не только Люпин. Я помню, его тёплый и скользкий от волнения мизинец соединяется с моим, мы трясём соединенными ладошками, как дети (о, Мерлин, какой стыд!), и смотрим друг на друга, не переставая улыбаться. А то, что произошло после, я очень сильно хотела забыть.

***

Я просыпаюсь так резко, будто кто-то растормошил. Волшебный огонь давно погас, тело неприятно продрогло, а в отцовской фляжке кончилось огневиски. Будто наваждение, на губах все ещё, будто фантомные боли, прикосновение тёплых губ Люпина. Пытаясь отогнать от себя это позорное воспоминание, встаю и начинаю расхаживать по лагерю. Мокрая земля неприятно чавкает под ногами. Ругаясь под нос, пытаюсь прийти в себя, даже хватаюсь за какое-то дерево, шершавое и неприятное, все в каких-то глубоких щербинах. Присматриваясь, я понимаю, что это следы когтей оборотня.