Любовь нагрянет

***

«Говорить сейчас что-то грустное или печальное, как полагается в таких случаях, нельзя. Она бы нас отругала за это, говоря, что жизнь её была слишком хороша для траурных речей. И была бы безоговорочно права. Поэтому вспоминать сейчас о своей бабушке я буду только в позитивном ключе. Мои родители и дедушка всегда говорили, что её взбалмошный характер — это месть судьбы за все грехи, что совершил весь наш род за последние тысячелетия. В ней всегда горел огонь молодости. Жила она и держалась до последнего вздоха естественно, непринужденно, откровенно, независимо от ситуации, никогда не стеснялась и не скрывала своей непосредственности и любви к нескучной жизни. К примеру, прошлым летом, ничего никому не сказав, она на неделю рванула с подругами на море, выключив телефон, и позвонила лишь тогда, когда у них закончились деньги. Мы с мамой тогда чуть с ума не сошли за все дни её отсутствия. В конечном итоге папе пришлось ехать их забирать, наняв фургон. При этом он всю дорогу заливался смехом и просил тещу в следующий раз просто взять его с собой. Несколько лет назад у неё случайно выявили диабет в начальной стадии и когда врач с серьезным видом начал перечислять, что ей нельзя, она перебила его и сказала:  — А что будет, если я буду это есть?  — Вы можете умереть, — с самым трагичным и угрожающим видом ответил ей доктор.  — Да ладно вам! Что, серьезно? То есть в мои без малого восемьдесят лет есть такая вероятность? И что, вы думаете, изменилось после этих слов? Верно. Ничего. Мадам принимала лекарства и ела, что хотела. А знаете, как началась её любовь к азартным играм? В молодости она часто играла в го и сёги со стариками на бульваре около своего дома и часто у них выигрывала, получая за это сладости, деньги или свежий выпуск газеты. Сладости, всё же, были её фаворитом. Однажды один из них привел туда своего старшего внука для разминки мозгов. Парень настолько ей понравился, что она пообещала больше не появляться там, если на кон поставят его. Так они с дедушкой и познакомились. Она всегда говорила, что выиграла тогда джекпот. Его, к сожалению, уже давно нет с нами, но зато теперь, я уверена, они снова вместе. Благодаря бабуле и её партнеру по бальным танцам и лучшему другу, я с легкостью влилась в мир латины и вальса, мир красивых платьев и упорной работы. Они танцевали до тех пор, пока им не исполнилось шестьдесят. Когда они с господином Кудо ушли на заслуженную спортивную пенсию, от длительной скуки эти двое решили записаться в хор. А в начале этого лета они вдвоем решили побаловать себя гонками на квадроциклах. Потом за ужином выпили несколько литров сладкого домашнего рисового вина и заснули перед телевизором на диване в гостиной, где мы их и застукали с родителями, вернувшись с работы. Долго они объясняли происходящее онемевшей маме, опешившей мне и неизменно смеющемуся папе. Она танцевала, пела, ходила в театр, играла в го, сёги, лото и карты, посещала всевозможные городские мероприятия и концерты, успевая при этом одаривать нас теплом и заботой, создавать уют в доме и готовить вкусную еду. Я обожаю свою бабулю — она была позитивнее и энергичнее большинства моих молодых знакомых. Она любила жизнь и умела ею наслаждаться.» Такой была моя речь на похоронах, прерывистой, с попытками сдержать слезы и сбить ком в горле. По традиции это должна была делать моя мама, как единственный ребенок бабушки, но сил ни физических, ни моральных, у неё на это не хватило бы. Случившееся слишком остро отразилось на ней. По этой же причине мы с папой взяли всё на себя: организацию, оповещение родственников и друзей, подготовку ко всем погребальным обрядам и закупкой всего необходимого. Пришлось сжать кулаки, сцепить зубы и держаться из последних сил, чтобы не раскиснуть и послужить поддержкой маме.  — Ты как? — раздался над головой хриплый бас, когда я, сползая по стенке, села на пол в соседней от церемониальной комнате.  — Всё нормально, — проводила я взглядом обошедшего меня и севшего рядом Шоту. — Относительно.  — У тебя синяки под глазами, — уперся мужчина затылком о холодную стену и взглянул вверх. — Как может быть всё нормально, когда у тебя такой подавленный вид.  — Я же говорю, относительно, — мягко уложила я голову на его плечо. — Жива-здорова и на том спасибо.  — Ты же знаешь, что я всегда готов тебя выслушать? — его теплые руки аккуратно обхватили мою, переплетая пальцы.  — Конечно, — на глаза навернулись слезы. — Но я пока не готова.  — Я не тороплю.  — Спасибо.  — Планируешь на пару недель вернуться домой? — вдруг спросил он.  — Но как ты… — не ожидала я. — Хотела с мамой побыть.  — Это правильно. В твою семью пришла беда. Вам нужна поддержка друг друга.  — А как же ты?  — Моя задача в том, чтобы смиренно ждать твоего возвращения.  — Какой же ты иногда бываешь… — голос снова дрожал, в носу противно щипало.  — Недалёкий? — ухмыльнулся Аизава, всё так же глядя в потолок и сильнее сжимая мою руку.  — Проницательный… Начальство на работе выдало мне бессрочный отпуск с возможностью остановить его в любое время. Тренировки в студии стали на паузу, участие в одном из конкурсов — отменено. Вернувшись домой с родителями, я уже через неделю поняла, что мне невыносимо тяжело находиться там. Дом опустел, но при этом всё в нем напоминало о недавнем присутствии бабушки и этим только угнетало сильнее. И всё бы ничего, но постоянная необходимость сдерживать эмоции, чтобы не усугубить состояние мамы, довела меня до того, что я не могла выпустить наружу все свои чувства, что накопились за день, оставшись наедине с собой. На душе становилось тяжелее, а сон всё хуже. Дошло до того, что я вовсе не спала последние несколько дней. Папа это заметил и решил взять всё в свои руки. Вечерами он стал выводить маму на прогулку по парку, пытался вовлечь в них и меня, но я отказывалась, давая им возможность побыть вдвоем. Совместное приготовление еды, просмотр фильмов и разговоры о прошлом понемногу выводили из апатичного состояния маму, но меня почему-то наоборот всё глубже в него загоняли.  — Вы уверены, что так быстро хотите выйти на работу? — удивленно смотрела я на родителей за завтраком. — Чуть больше недели всего прошло.  — Дорогая, нужно жить привычной жизнью. Бабушка не хотела бы, чтобы мы долго горевали, — успокаивал меня отец.  — Наверное, ты прав, — опустив голову, ответила я, понимая, что такое решение было принято из-за меня в частности. Так как вещей с собой я особо никаких не брала, возвращение в Юуэй произошло налегке. На небе тогда собирались дождевые тучи, темной пеленой скрывая за собой солнце. Ветвистая молния яркой вспышкой всё чаще разрезала облака под аккомпанемент раскатистого грома. Поднялся сильный ветер, поднимая ввысь опавшие листья и пыль. На пороге общежития я оказалась около пяти часов вечера. Шумная компания учителей в холле была чем-то крайне увлечена, активно комментируя происходящее. В момент, когда я открыла входную дверь и вошла в здание, прямиком над нами раздалось очередное гулкое громыхание в небе, да такое, что свет вмиг пропал.  — Ну вот, теперь не видно ничего, — недовольно произнес кто-то. — Не вздумайте передвигать фигурки.  — Сейчас включится, — добавил ещё один голос. — Подстанцию, видимо, задело.  — Это что там такое? — тяжело было не узнать Мика, взглянувшего в мою сторону. — Приведение что ли?  — Неужели я настолько плохо выгляжу? — с трудом смогла я выдавить из себя улыбку, когда лампы, слегка помигав, снова заработали.  — Шиюки? — резко встала с дивана Полночь. — Уже вернулась?  — Угу, — киваю.  — Как ты? — подошла она ко мне. — Почему не позвонила? Мы бы тебя встретили.  — Я такси взяла.  — Всё равно надо было сообщить, — рядом уже оказался Хизаши. — А если бы ливень сорвался? Намокла бы вся. Вон как грохочет.  — Прогноз, вроде бы, не передавал на сегодня дождь, — задумчиво взглянула на него Немури.  — Синоптикам свойственно ошибаться, — хмыкнул блондин. — Ты глянь, какая жуть на улице происходит.  — А где… — как-то тихо и неуверенно начала я.  — Шота ещё на патруле, — ответила Немури, догадавшись, о чем я хотела спросить. — Ты и его не предупредила?  — Нет, — мотаю головой. — Думала, что он уже вернулся.  — Так давай ему позвоним, — предложил Ямада, доставая телефон из кармана.  — Не надо, — остановила я его. — Вдруг он занят сейчас чем-то важным, если задержался. Пойду лучше наверх.  — Погоди, — схватила меня за руку брюнетка, притянула к себе и крепко обняла. — Прими мои соболезнования, дорогая. Знай, что я всегда рядом, если понадоблюсь.  — Спасибо, — слегка помявшись, обняла я её в ответ.  — Чего это вы тут без меня обниматься вздумали? — обхватил нас обеих Ямада. — Зови нас, если что, Ши. Мы ведь друзья.  — Спасибо вам двоим, — пробормотала я. — Но всё в порядке, не беспокойтесь.  — Как скажешь. Находиться в комнате одной тоже было невыносимо трудно. Как бы я не скучала по пухлому еноту и его шалостям, больше всего хотела в тот миг увидеть Аизаву, обнять его поскорее и отбросить всё то, что беспокоило. Но спустя час после моего прихода, домой он не пришел. Всё это время в голову настойчиво лезли мрачные мысли, воспоминания о бабушке и тошнотворное чувство вины. С момента её смерти меня не покидала мысль о том, что я должна была разгадать её секреты, заподозрить что-то неладное и уделять ей больше внимания. Это давило тяжким грузом, не давая успокоиться и сосредоточиться хоть на чем-то. Не выдержав гнетущей тишины, я решила прогуляться немного по городу, послушать музыку и попытаться освободиться от лишних эмоций. Надев толстовку, джинсы и кроссовки, я двинулась к выходу.  — Куда идешь? — затараторил вдруг над ухом Мик, когда я закрывала дверь комнаты на ключ.  — Пройтись хотела, — удивленно взглянула я на него. — А ты тут что делаешь? Твоя комната этажом выше.  — Собственно, к тебе и направлялся, — криво улыбнулся он, потирая затылок. — Тебе ничего не надо? Помощь? Кушать не хочешь? Могу состряпать что-то на скорую руку.  — Спасибо, но я не голодна. Да и помогать мне не с чем, — пожала я плечами. — Разве что…  — Разве что? — переспросил Ямада.  — У тебя не найдутся, часом, запасные наушники? Енотовидная годзилла их только что уничтожила.  — Шутишь… Это хорошо. Запасных нет, но могу отдать свои на время, — снял он с шеи свои накладные наушники и вручил мне. — Потрясающая штуковина. Ни проводов тебе, ни необходимости к телефону подключаться, плеер встроенный есть, не мокнут. Прелесть просто.  — Тебе рекламировать их можно, — улыбаюсь слегка.  — С тобой пройтись?  — Отдыхай, Мик, сегодня же выходной. Я одна пройдусь.  — Только не долго, ладно? Температура к вечеру начала опускаться сильнее.  — Хорошо. Поначалу я хотела пойти навстречу Аизаве, но не знала точно, с полицейского участка он будет возвращаться или нет. На полпути, наткнувшись на перекрытую из-за ремонта дорогу, пришлось идти в обход. Но ноги повели сами, в абсолютно другую сторону. Музыка в наушниках играла разная, за что нужно было отдать должное Хизаши. Она по-своему расслабляла и успокаивала. Задумавшись о какой-то ерунде, я и не заметила, как оказалась рядом с тем самым пляжем, где так часто бывала в детстве.  — Ты ведь просила приходить сюда почаще, — закрыв глаза, полной грудью вдохнула я морской воздух и сделала шаг вперед. Ветер к тому моменту стих окончательно. Ни дуновения, никаких волн на море, полный штиль. Стало тихо. Оглушительно тихо. Только легкая мелодия доносилась со спущенных на плечи наушников. Взгляд отыскал большой сухой булыжник на самом краю волнореза. Немного поразмыслив, я прошла к нему, села, свесив ноги, и уставилась в даль.  — Ай! Больно же! — взвизгнула я, получив от бабушки ладонью по полуголой вспотевшей спине.  — Будешь горбиться, будешь и получать, — недовольно приподняла она бровь, вернувшись в первоначальную стойку. — Красивая осанка — половина твоей работы, как партнерши. Я же миллион раз тебе об этом говорила.  — Десять миллионов, — показала я ей язык. — Не получается у меня так красиво выгибать спину, как у тебя.  — Милая, всё приходит с опытом, — улыбнулась она. — Тебе всего семь, а танцами занимаешься всего пару лет. Будешь усердно тренироваться, всё получится.  — А если нет? Что я тогда делать буду?  — Всё очень просто, — картинно задумчиво взглянула на меня бабуля. — Закончишь школу, поступишь в университет экологии, а затем поедешь в Антарктиду дрессировать пингвинов.  — Чего-о-о? — сразу же покрылась я румянцем. — Ты читала мой дневник!  — Я всего лишь заносила вещи после стирки в твою комнату. Он на столе лежал. Ничего, кроме желания поехать в экспедицию на южный полюс, я в нем не увидела. Правда, там еще были симпатичные рисунки иглу и твоих будущих подопечных, — едва сдерживала она смех.  — Ва-а-а-а, да ты же его листала! — уже пищала я от возмущения.  — У тебя потрясающие мечты, — присела рядом она, поправив длинную в пол юбку. — А знаешь, какая самая лучшая?  — Какая? — надула я губы, не ожидая от своей родственницы такого подвоха, но интереса уже было не унять.  — Среди прочих там был замечательный рисунок бального платья.  — Я для тебя его рисовала. Тебе оно понравилось?  — Безумно. Но, думаю, оно мне не подойдет. А вот тебе, когда подрастешь, однозначно. Оно так красиво переливалось разными цветами.  — Это ткань — хамелеон. Я видела похожее платье у одной из судей на вашем с дедушкой Кудо конкурсе, — снова загорелась я. — Если бы ты станцевала в нем вальс, то разлетающаяся юбка круто бы переливалась в свете прожекторов. Чего ты так на меня смотришь? — взглянула я на подперевшую рукой голову и расплывающуюся в добродушной улыбке бабушку. Её прищуренные глаза наблюдали за каждым моим движением.  — Ши, тебе ведь нравятся танцы? — вдруг спросила она.  — Очень. Стала бы я заниматься тем, что не люблю, — пробурчала я в ответ, отвернув смущенное лицо.  — Больше, чем пингвинов, любишь? — начала она ерничать.  — Ну баа-буу-ляя!  — Ладно-ладно, — засмеялась она. — Продолжим?  — Агась. От всплывшего в голове воспоминания хотелось плакать и смеяться одновременно. Она всегда была такой, доброй и понимающей меня с полуслова. Она читала все мои эмоции с первого взгляда и угадывала все мои настроения, стоило мне появиться на пороге дома. Её смерть вызвала во мне замешательство, страх и ещё целую бурю неприятных чувств, но вырываться наружу эта буря никак не желала. Не выходило выплеснуть всё, поплакать или банально поговорить об этом с кем-то. Это раздражало, злило и опустошало. Казалось, что я вовсе впала в прострацию, словно все мои переживания заперли на замок в темном чулане, не давая свободы. Ещё немного и моё самобичевание закончилось бы прыжком в холодную морскую воду, чтобы сбросить пар. Но с этой задачей отлично справился сорвавшийся дождь. Капля за каплей он вскоре перерос в ливень, оставаясь рябью на водной глади.  — Ну вот, — прижала я к себе колени и уложила на них голову, накрытую капюшоном. — И как этим синоптикам верить. Буквально через минуту дождь лил стеной, будто кто-то резко открыл воду в душе с хорошим напором. Стало сразу понятно, что промокну я насквозь, даже если сию секунду вскочу и помчусь к ближайшему навесу. Поэтому вставать и идти уже не имело смысла. Я снова о чем-то задумалась, взглянув в темноту моря, когда ко мне кто-то подошел. Ливень от чего-то вмиг стих, но только надо мной, о чем говорили не унимающиеся капли вокруг. Я не сразу взглянула наверх, чтобы увидеть там свой радужный зонт, и не сразу обернулась назад.  — Сильно замерзла? На улице достаточно прохладно, — голос Аизавы позади раздался тихо и мягко.  — Как ты меня нашел? — взглянула я на него распахнувшимися от удивления глазами.  — Разведка доложила, — приподнял он один уголок губ, продолжая стоять и смотреть вдаль, всё так же укрывая меня от дождя.  — И когда эта разведка всё успела? — лицо моё снова помрачнело, когда я вспомнила о бабушке.  — Пойдем домой, — протянул мне руку мужчина. — Я должен был прийти сюда раньше. Совсем промокла?  — Нет, — мотнула я головой, невнятно промямлив и слегка помедлив, подала ему свою руку. — Долго искал? — заметила я вдалеке машину Мика.  — Не важно, — резким движением притянул он меня к себе и крепко обнял, прижимаясь всем телом.  — Ты чего? Я же мокрая насквозь, — пропищала я, пытаясь отстраниться, но получалось это достаточно плохо. То ли от силы, приложенной Шотой, то ли от моего недостаточного для этого желания.  — А говорила, что это не так, — пробормотал он, касаясь щекой моих волос. — Совсем бледная. Ты когда ела последний раз?  — Не помню, — виновато ответила я, уткнувшись носом в мужское плечо и вдыхая любимый запах его едва заметного древесного одеколона. И все мысли стали улетучиваться с каждой минутой всё дальше. Внутри становилось теплее, на сердце легче. Но вдруг я стала замечать, как бешено стучит его сердце, как часто он дышал и то, как дрожали его руки. Всё мое зарождающееся спокойствие вмиг исчезло. На душе снова заскребли кошки от мысли о том, что я не подумала о чувствах дорого мне человека, о том, что он мог переживать всё это время из-за меня и нервничать. — Давай я что-то приготовлю, когда вернемся? Ты ведь тоже, поди, не ел.  — Нет, — возразил Шота. — Ты сразу же отправишься принимать горячую ванну. Заболеешь ещё… А с едой я что-то придумаю.  — Заболеть точно будет не кстати, — вздыхаю. — Я уже пообещала Хаяси выйти на тренировку в ближайшие дни.  — Вот и славно. По приезду обратно в общежитие Полночь встретила нас уже готовым ужином. Рис с овощами и мясом удался ей на славу. Вся столовая заполнилась прекрасными ароматами, а улыбка Немури была доброй и мягкой, когда мы вошли, и запомнится она мне надолго. Ведь мне снова удалось испытать это ощущение. Ощущение, что ты дома и тебя здесь очень ждут. Но было одно «но». Аппетит отсутствовал совсем. За ужином ребята обсуждали какую-то забавную ерунду, стараясь вовлечь в разговор и меня, но я лишь молча слушала. Съесть удалось всего ничего и то с силой, дабы не обидеть подругу. Поэтому было принято решение поскорее отправиться в ванну.  — Что-то она совсем не в духе, — вздохнул Мик, когда я уже подходила к лестнице.  — А как она может чувствовать себя иначе? — пихнула его локтем в бок Каяма. — Ей время понадобится для этого, а процесс не быстрый. Никто не скажет тебе, сколько ей этого времени понадобится. Постепенно всё пройдет, но нам только рядом надо быть, чтобы помочь и выслушать.  — Только вот говорить она совсем не хочет, — подпер рукой подбородок Аизава, глядя мне вслед.  — Надо приводить себя в чувства, Шиюки! — хлопнула я себя ладонями по щекам, стоя напротив зеркала, пока набиралась горячая вода. — За тебя все переживают! Хватит ходить с таким мрачным лицом, — натянула я пальцами губы, изобразив улыбку. — Бабушка уже причитала бы, что морщины появятся. Эх, бабуля… — хандра никак не желала отступать.  — Боги, Ши, это что такое? — испуганно смотрела на меня мама, когда я оказалась на пороге дома после школы. — Девочки не должны драться!  — Этот дурак сам полез к Хаяси! — возразила ей я, потирая свежую ссадину на лице. — Он сказал, что парни не должны заниматься такой ерундой, как танцы! Начал кулаками размахивать, вот я и вступилась.  — Но они же мальчики, разобрались бы сами, — пыталась объяснить она. — Зачем ты вмешалась? Теперь ясно, почему нас вызывают в школу.  — Хотела отстоять наше увлечение, — хмыкаю. — И вообще, как он будет в конкурсе участвовать, когда у него руки и лицо будут расцарапаны?  — То есть состояние твоего лица тебя полностью устраивает? — закатила глаза от недовольства мама.  — Синяк-то у него хоть остался? — с довольным видом спросила бабушка, упершись плечом о дверной косяк.  — Ага! — радостно закивала я. — Огроменный будет!  — Красотка, — ещё шире улыбнулась она.  — Мам, ты чему её учишь? — возразила ей мама.  — Она защищала друга и свои убеждения. Вот и получилось то, что получилось. Всё правильно сделала, Ши. К директору я пойду, если тебя это так смущает.  — Но она же девочка.  — И что? — непонимающе взглянула я на маму. — Хаяси — парень. И танцевать — это его выбор. Почему остальные позволяют себе над ним смеяться?  — Ты права, милая. Никто не имеет права унижать другого человека за его предпочтения. Будь то бокс у девушки, или балет у парня. К сожалению даже в нашем, казалось бы, цивилизованном и прогрессивном мире каждому приходится сталкиваться с подобным отношением. И каждому из нас нужно с этим бороться, — погладила меня по голове бабушка. — Это ты и сделала, за что я тебе безумно благодарна. Воспоминания никак не унимались и пагубной чередой лезли в голову. Горячая вода в третий раз остыла и в третий раз мне пришлось её обновить. Мне стоило бы уже выходить, но тело слишком расслабилось от тепла и не желало шевелиться. С каждым всплывающим эпизодом из прошлого я погружалась в воду всё сильнее и уже дошло до того, что пускала в ней пузыри ртом, вдыхая воздух через нос.  — Видимо, надо дать себе время. Просто переключиться на что-то, заняться тренировками. Скоро конкурс, надо бы возвращаться в строй. Мы и так один уже пропустили. Да и детишки с Томико, поди, уже заскучали, — размышляла я вслух, слегка приподняв голову. — И съездить к Эри… Эри! — до меня вдруг дошло. — Она же просила приезжать чаще, а я пропала вместо этого так надолго. С завтрашнего дня буду брать себя в руки, — с этими словами я снова хлопнула себя по щекам и с головой погрузилась в воду, чтобы волосы намокли нормально и их можно было вымыть. Но я совсем не ожидала, что это может привести к тому, что случилось после. Резким движением две крепкие руки вытащили меня из воды. От неожиданности я сделала вдох и поперхнулась.  — Ты чего, — с трудом откашлявшись, стерев с лица пену и проморгавшись, взглянула я на Шоту, сидящего на краю ванны.  — Ты просидела здесь два с половиной часа. На мой вопрос несколько минут назад не ответила, — от чего-то испуганно смотрел он на меня. — Решил заглянуть, а ты под водой лежишь. Что я должен был подумать?  — Ну уж точно не то, что подумал, — тяжело вздохнула я. — Я только голову намочить хотела.  — Ши, поговори со мной пожалуйста, — его пронзительный уставший взгляд пробирал в тот момент до дрожи.  — Что ты хочешь сейчас от меня услышать? — отвернула я от него голову и прижала колени к груди. Но такой отрешенности в голосе от себя не ожидала даже я.  — Я сейчас, наверное, скажу дикую глупость… Но я бы хотел, чтобы ты говорила, что я нужен тебе и просила побыть рядом. Я ждал, что ты вернешься и бросишься ко мне в объятия, как это было всегда. Но ты словно отстраняешься от меня… Я что-то сделал не так?  — Ты ни в чем не виноват. Просто я не могу… — прошептала я. — Не хочу причинять тебе неудобства.  — Какие неудобства, Ши? — недоумевающе смотрел на меня Аизава. — Ты даже задумываться о таком не должна. В любой момент, как только понадоблюсь, в любое время дня и ночи, в любую непогоду, что бы в мире не творилось, я приду к тебе на помощь. Выслушаю, утешу и обниму. Если не в этом будешь нуждаться, сделаю всё, что захочешь. Только попроси… — в этот момент его лицо было таким грустным, что я готова была под землю провалиться. — Я замечательно знаю, что ты сейчас чувствуешь, но мне безумно страшно наблюдать за такой тобой и не знать, что можно сделать. Для начала я придушу Ямаду за то, что не позвонил, как только ты ступила на порог общежития.  — Не надо. Это я попросила не отвлекать тебя от работы.  — Глупая. Почему ты подумала обо всех, но о себе забыла?  — Не знаю. Прости меня, Шота. Я обязательно поговорю с тобой обо всём, но не сейчас. Сейчас я не готова.  — Конечно, — вздохнул брюнет. — Только обернись, я буду рядом. Заснуть у него под боком вышло в два счета, чему я была несказанно рада, ведь за последние дни это случилось впервые. Заснула, но ненадолго. Снова снился странный сон. То самое бескрайнее поле пшеницы, голубое небо и яркое солнце. Я в легком платье, он в брюках и рубашке. Мы с Шотой снова о чем-то разговаривали, держась за руки и улыбаясь. И снова так же внезапно он отпустил мою руку и зашагал вперед. В этот раз я едва его догнала, это заняло больше времени и отобрало больше сил. Но как только я коснулась пальцами его запястья, он вмиг растворился в воздухе, обратившись облаком черной дымки. С ужасом в глазах я долго на это смотрела, но не могла даже с места сдвинуться и окликнуть его. Страх и паника скопились в горле и не давали дышать. Я понимала, что задыхаюсь…  — Шиюки! Ши, проснись! — раздался где-то вдалеке мужской голос. Распахнув глаза, я резко села. Дыхание было частым, сердце норовило из груди выскочить. По лбу градом текли капли пота, футболка промокла, словно у меня жар спадал, а не кошмар снился.  — Что ж такое-то? — устало потерла я глаза, осознав, что на дворе всё ещё царила глубокая ночь. — Прости, что разбудила, — обратилась я к сидящему напротив Аизаве.  — Сколько это продолжается? — мягко держал он меня за руку. — Не впервые ведь?  — Началось через пару дней после похорон, — разминала я ладонью затекшую шею.  — Если всё так плохо, может, сходишь к Исцеляющей девочке?  — Не думаю, что она поможет.  — Но попробовать ведь стоит.  — Хорошо. И я нашла прекрасный способ отвлечься. На следующий день, как и договаривались, мы с Хаяси встретились на тренировке. Только я пришла на пару часов раньше, чтобы размяться как следует. Уснуть ведь после ночного кошмара так и не вышло, проворочалась до утра, посему чувствовала себя крайне разбитой.  — Ты сегодня живчиком, не смотря на твоё состояние, — вытирал полотенцем лицо Окада. — Вон как увлеклись, даже Франческо домой ушел.  — Зато форма быстрее вернется. Совсем расслабилась, — переводила дыхание, упершись руками о стол. — А что с состоянием моим не так?  — Да тебе скоро в родственники к пандам можно будет записываться, — нервно хихикнул парень.  — Белой шерсти и нескольких десятков килограмм не хватает? — ерничала я.  — Тебе до них ещё несколько сотен добирать, не начинай. Ты же заметно похудела. А черные круги вокруг глаз отменные, да. Медведи обзавидуются, если увидят. А ещё витаешь в облаках периодически, с ритма сбивалась.  — Прости. Я скоро приду в норму. Конкурс на носу, знаю…  — Я не об этом, Ши, — почесал он затылок. — Если надо поговорить или ещё чего, только скажи. Я прекрасно знаю, каково тебе сейчас.  — Со мной всё в порядке, Хаяси, — натянув улыбку, похлопала я его по плечу. — Давай заканчивать, я уже ног не чувствую. Загоняла я себя тогда знатно. С трудом помню, как домой доползла. Шота ещё был в душе, когда я вошла в комнату, переоделась и обессиленно рухнула на кровать. Впервые за эти дни мне удалось поспать. Так хорошо, что ничего не снилось и не мучило. Но утром почувствовала себя ещё более разбитой и уставшей. Вечером всё повторилось: тренировка до позднего вечера, дорога домой, душ, кровать, а затем чувство разбитости с утра. И так несколько дней подряд. Продолжаться это могло ещё достаточно долго, если бы Шота не вмешался и не оборвал порочный круг.  — Ши, ты уверена, что выдержишь четвертый день подряд так долго заниматься? — спросил меня тренер перед уходом. — Чем дальше, тем больше мне не нравится эта затея. На пользу тебе это явно не идет.  — Всё хорошо, — улыбаюсь. — Не о чем тебе беспокоиться.  — Точно? — прищурил он глаза.  — Да-да! — машу на него рукой. — Ты уже второй раз возвращаешься. Чего растерянный сегодня такой?  — Да день с утра такой бестолковый, всё из рук сыпется. Ладно. Хаяси, ты приглядывай за ней, а то свалится ещё без сил, — бросил напоследок итальянец и поспешил удалиться. — До встречи.  — Ты точно хочешь продолжать? — уточнил у меня Окада. — Дышишь как-то слишком тяжело для обычной усталости от тренировки. И красная чересчур, и ладони горят словно.  — Вымоталась просто сильнее обычного, — вздохнула я и поправила прилипшую к телу футболку. — Сейчас. Воды попить надо, жарко очень.  — Какое жарко? — недоумевал парень. — Окна нараспашку весь вечер. Как только я подошла к кулеру с водой, входная дверь студии снова открылась.  — Что ты опять забыл, Франческо? — крикнул Хаяси.  — Добрый вечер, — прозвучал рядом со мной хриплый бас.  — Шота? — округлила я глаза от удивления. Но тело словно его и ждало. Я сделала шаг навстречу. Ноги внезапно стали ватными, перед глазами всё поплыло. Последнее, что запомнилось, как моя голова ложится на плечо брюнета.  — Ши! Ши, ты чего? — слышалось уже всё где-то далеко.  — Что скажете, Исцеляющая девочка? — снова, как за стеной, звучали голоса.  — Ох, не жалеет себя эта девчонка, — вздыхала старушка. — Её жар — признак простуды, не более. Но в остальном… Она сильно истощена. Аизава, как она ест? Нормально ли спит?  — Никак, — вяло ответил ей мужчина. — Если съест несколько ложек, уже хорошо. Всё остальное обратно просится. Со сном в последние дни немного легче, но до этого жаловалась на кошмары.  — Так может она того? Беременна? — более бодро заговорил ещё один.  — Мик, ты придурок? — ответила девушка, пихнув друга в бок.  — Ну а что? — недоумевал тот.  — Он мог бы быть прав, если бы не другие симптомы, — покачала головой Чиё. — Её сон в последние дни не совсем то, что надо её организму. Она попросту отключалась. Так сильно себя изматывала, что не заметила, как заболела. Я всё понимаю, но разве так можно? На данный момент я сделала всё, что могла. Капельница закончится через несколько часов. Пусть спит.  — Мы посидим ещё немного, если можно, — вздохнула Немури.  — Хорошо, только недолго.  — Госпожа Шузенджи, постойте, — спохватился вдруг Шота.  — Что стряслось?  — Я могу отдать ей это, когда проснется? — протянул он ей что-то.  — Это то, о чем я думаю?  — Да.  — Тогда, полагаю, можно. Температура скоро спадет, ей будет немного легче. А это… Видимо, только Мисаги в этом нам и поможет. Услышав имя бабушки я попыталась открыть глаза, но не смогла. Сознание вновь спуталось и погрузилось в глубокий сон. То ли от полученных лекарств, то ли от постоянного напряжения, в котором пребывала последнее время. Когда я очнулась, за окном начинались сумерки. Только не ясно было какие, утренние или вечерние. Окинув взглядом комнату, поняла, что нахожусь в медпункте академии. Если бы пару раз не заходила к Чиё, решила бы, что в больницу привезли. Оторвать голову от подушки оказалось достаточно тяжело, казалось, что она чугунная. Глаза пекли даже при условии приглушенного света, а тело ломало, словно его каток переехал. Но всё же мало-помалу удалось сесть и оглянуться получше.  — Ух, меня словно роняли десятки раз, — шепчу себе под нос. — Что вообще я тут делаю?  — Проснулась? — дверь в палату открылась, пропуская Аизаву.  — Если можно так сказать, — попыталась я улыбнуться, но даже лицо почему-то болело.  — Как ты себя чувствуешь? — присел он рядом на кровать и коснулся губами моего лба. — Температура ещё держится.  — Паршиво, если честно, — уложила я голову ему на плечо. — Такое ощущение, что выпила перед этим не слабо, а теперь штормит. Который сейчас час, кстати?  — Начало шестого.  — Утра? — удивляюсь. — То-то я в таком состоянии.  — Утра пятницы, — уточнил брюнет.  — Чего? — оторопела я, выровнявшись.  — Ты проспала больше суток, — вздохнул он. — И судя по всему, легче тебе не стало.  — Прости. Я заставила тебя волноваться, — спрятала я пристыженно глаза.  — Ши, ты — самое дорогое в моей жизни, — мягко улыбнулся Шота. — Поэтому всё, что с тобой связано будет меня волновать. Смирись с этим. Ведь я тоже постоянно заставляю тебя нервничать.  — Спасибо, что пришел тогда, — снова взглянула я на него. — Хаяси развел бы жуткую панику, если бы я шлепнулась в обморок у него на руках.  — Жуткая паника и так была, — ухмыльнулся Шота. — Сначала он, затем Полночь и Мик. Ладно Окада, но эти двое… Я всего лишь попросил одну дозвониться до Исцеляющей девочки, а другого приехать за нами к студии, чтоб такси не ждать. Сирена у скорой не так орет, как они.  — Значит, мне не послышалось, — улыбаюсь.  — Ты просыпалась раньше? — не ожидал такого ответа мужчина.  — Не сказала бы, что просыпалась. Просто слышала ваши голоса вдалеке. Кстати, об этом, — вспомнила вдруг я. — Отчетливо помню прозвучавшее имя бабушки. О чем шла речь?  — Думал отдать тебе его позже, когда вернемся домой. Но раз уж ты сама заговорила об этом, — вздохнув, полез он зачем-то в карман и достал оттуда конверт. — Держи.  — Что это? — я уже тогда поняла, что к чему, но где-то глубоко внутри всё ещё отрицала очевидное.  — Открывай. Достав из конверта свернутые листы бумаги и развернув их, я принялась плавно скользить глазами по прописным строчкам, с жадностью вчитываясь в каждое слово. «Здравствуй, моя милая девочка. Нужно было написать тебе это письмо ещё четверть века назад, когда ты была совсем крохой. Когда ты позволила мне стать ещё счастливее в своей новой жизненной роли. Могла бы без зазрения совести всякой всячины смешной и интересной начеркать, ведь сейчас у меня для этого куда меньше мыслей. Сейчас мне тяжело подобрать слова. В голове вертится только одно — я сильно перед тобой виновата. Ведь знаю, когда ты получишь эту писанину. Прости меня за это, прошу. Прости за то, что ушла так внезапно, ничего тебе не сказав, но по-другому я поступить не могла. Никак не могла. Эту боль нужно отрезать, как голову злейшему врагу, резко и без промедления. Иначе будет худо. Поэтому предлагаю переключиться на что-то более позитивное. Разреши мне на пару минут сделать тебя той маленькой девочкой с милейшими хвостиками, незабываемой улыбкой и так ярко горящими глазами. Я напишу письмо ей. Той, кто на самом деле до сих пор живет в тебе и показывает себя миру в моменты каждой твоей радости. Ведь радуешься ты, словно ребенок, даже в свои двадцать шесть лет и так будет всегда. Так вот… Не бойся падать. С велосипеда, с качелей, с коньков, на паркете и даже на ровном месте на улице. Будет больно (иногда сильно), но зато ты научишься быть ловкой, быстрой и подниматься даже тогда, когда хочется плакать. Не бойся драться. Даже с мальчишками. Тем более с ними. Тебе будут говорить, что девочки не дерутся, и смеяться над твоими синяками, но ты им не верь. Привычка держать удар и умение ответить на него без раздумий не самый плохой из навыков. Кстати, в хорошей драке совершенно не чувствуешь боли. Поверь, я знаю, о чем говорю. Не бойся говорить, что думаешь. Ты не обязана быть «воспитанной девочкой» и молчать, если хочешь спорить. Не бойся признавать свои ошибки. Не стыдись извиняться. Только очень сильные девочки умеют это. А ты ведь вырастешь именно такой. Невыносимо трудно сказать: «Прости, я была не права. Как я могу это исправить?» Но когда ты этому научишься, никто не сможет тебя победить. Не бойся получить низкую оценку. Школы и учебы в целом это уже не касается. Но будь то работа или соревнование, не важно. Ты узнаешь, где твои слабые места и над чем стоит поработать. И помни, что плохая оценка не значит, что плохая ты. Это всего лишь мотивация к действию. Не бойся проигрывать. Проигрыш — как падение. Чем больнее, тем полезнее. Если ты проиграла, это сильно увеличит твои шансы выиграть в следующий раз. Ведь теперь ты знаешь, где можешь ошибиться. Не бойся непопулярности. Во-первых, это пройдет. А во-вторых, твоя «непопулярность» — отличный повод заняться чем-то необычным. Пока все эти «короли и королевы» будут таскаться по вечеринкам, просиживать время в кафешках и торчать в интернете, ты научишься танцевать, как истинный профи, отлично стрелять, ездить верхом и дрессировать пингвинов (прости, не смогла удержаться). В двадцать с лишним лет «популярные» всё ещё будут торчать в социальных сетях, а ты отправишься на международный чемпионат. Либо всё-таки отправишься в свою первую экспедицию в Антарктиду. Не бойся любить. Это сильное чувство и для того, чтобы его испытывать, нужна сильная воля, особенно в твоем случае. И она у тебя есть, иначе ты бы сбежала от него при первом посещении его больничной палаты. Не бойся выйти замуж. Ты встретила потрясающего человека, чему я безумно рада. У вас всё получится, пусть и придется пройти через многое. Зато у тебя есть тот, кто заварит чай утром, согреет в зимний вечер своими крепкими объятиями, будет нежен и заботлив. Я ведь вижу, что ты для него — целый мир. Не бойся свадьбы, даже самой дурацкой. Я, вот, побоялась. Мне показалось глупым наряжаться в платье-торт и краснеть перед гостями после поцелуя. А теперь думаю, что было бы здорово посмотреть на свои фотографии в «торте» и показать тебе, какие мы с твоим дедом были молодые и прекрасные идиоты. Пять часов позора, зато потом есть, о чем вспомнить. Не бойся одиночества. Знаешь, в какой-то момент одиночество — лучшее, что может случиться. Не каждому выпадает шанс побыть наедине с собой. Если тебе повезет, насладись этой возможностью по полной. А долгого одиночества тебе всё равно не светит — я твоих друзей и учеников знаю. Не бойся быть сильной. Возможно тебе будут говорить, что женщина должна быть слабой. По крайней мере, мне так говорили всякие «доброхоты». Так вот послушай бабку — гони всех доброхотов взашей. Женщины никому ничего не должны. И только с такими женщинами бывают самые сильные и самые лучшие мужчины. Аизава, привет! Не бойся быть странной. Я же не боюсь! Не бойся плакать. Ты спросишь, а разве можно одновременно быть сильной и плакать. А я отвечу: слёзы — право сильного. Потому что когда я сильная, я что хочу, то и делаю. Хочу плачу, хочу смеюсь, хочу тюбик от зубной пасты не закрываю. Не бойся пробовать новое. И не важно, сколько тебе лет и что тебе скажут люди. Бери от жизни всё, что она тебе предлагает. А если не предлагает, отбирай силой. И неважно, насколько безумным выглядит со стороны твоё желание. К примеру, если в шестьдесят лет тебе взбредет в голову купить себе мотороллер — дерзай. Некоторые бабушки так и поступили. Маме только не говори. Не бойся стареть. Это не страшно, хотя немного удивительно. Но зато начинаешь больше ценить жизнь (ну прости, что я банальна), сильнее любить и жалеть близких и зачем-то писать пространные письма внукам. Не бойся терять близких. Я долго сомневалась, писать ли это вообще. Но мы же с тобой знаем, что потери неизбежны. Поэтому люби своих близких, пока они рядом, так сильно, как только сможешь. Любовь не исчезает. И моя никогда не исчезнет. Я буду любить тебя вечно, моя девочка. Спасибо, что была со мной, была моей отрадой и радостью. Будь счастлива, Ши.

Твоя старая вредная бабка.»

Я и не заметила, как за окном уже появилось солнце, а по щекам хлынули обжигающие слёзы.  — Мне будет так её не хватать, Шота, — давясь от собственных чувств, пробормотала я.  — Верю, — подсел ближе он и мягко обнял. Ничего не оставалось, кроме как дать волю всему тому, что скопилось, распутывая этот узел, как прошлогоднюю гирлянду. Рыдать навзрыд, как ребенок, не сдерживаясь. Отпустить случившееся и наконец успокоиться.