Вэй Ин, это наш малыш

Обычно тихие и чуть прохладные покои цзиньши уже полгода как были для А-Юаня не просто домом, но надежным убежищем. Однако были такие дни, когда тревожные тени метались по стенам этого детского мирка покоя и уюта. В такие дни тишина бывала нарушена негромким но весьма напряжённым голосом лекарей и звенящим от едва сдерживаемого отчаянья голоса дяди, второго после отца родного человека. На дядю в такие моменты было страшно смотреть, на отца, впрочем, тоже. То, что состояние Ванцзы в очередной раз ухудшилось говорило всё с самого утра, он не проснулся вовремя, когда А-Юань выбрался из своей кроватки и побежал в соседнюю комнату к нему, Лань Чжань никак не отреагировал на зов ребёнка. Чуть позже А-Юаня забрал в ханьши сначала Лань Сичэнь, потом Лань Цижэнь. Дядю он так за весь день и не увидел, даже спать его оставили в покоях "дедушки", однако страх потерять отца пересилил правила, которые уже успел выучить малыш, и едва выдался удобный случай, он улизнул в одних нижних одеждах (нельзя появляться в неподобающем виде) выскользнул в ночь (нельзя появляться на улице после отбоя), чтобы бегом (нельзя бегать) пронестись напролом через кусты (нельзя создавать шум) в цзиньши, вместо того, чтобы спокойно спать в кроватке (нельзя ложиться спать до или после 9 часов вечера). Обойдя дом, он вскарабкался по дереву (запрещено лазить по деревьям и ломать ветки) и едва не свалился с него (запрещено намерено создавать опасные ситуации для собственной жизни), залезая в приоткрытое окно собственной комнаты. Только там он смог перевести дух, стараясь дышать как можно тише и сдержанно (дыхание должно быть ровным и спокойным, так адепт сдерживает свои недостойные благородного мужа порывы). В соседней комнате быстро и отрывисто что-то говорил лекарь (подслушивать недостойно), ему вторил второй незнакомый голос (если адепт невольно стал свидетелем личной беседы посторонних людей, ему надлежит незамедлительно принести извинения и удалиться), А-Юань чуть ли не ползком добрался до двери и приоткрыл щёлочку, заглядывая в комнату отца (подглядывать недостойно). Отец лежал ничком на кровати, весь сжавшись, до А-Юаня долетел его слабый голос, пусть слов и было не разобрать. Дядя, ужасающе бледный в неровном свете свеч, сидел прямо на полу, вливая ци через стиснутую в судорожный кулак руку младшего брата. Лекарь и его помощник смешивали очередное лекарство. - Глава ордена, Ханьгуан Цзюнь невероятно сильный человек, он держится уже столько времени, он сможет преодолеть рубеж и начать путь исцеления. - Лань Сичэнь промолчал, только ниже опустил голову, закрывая лицо в тени. - Да, Ханьгуан Цзюнь обязательно пойдёт на поправку, ведь приступы стали значительно реже. - Я молюсь об этом. - глухо проговорил Лань Сичэнь - Я молюсь о том дне, когда мой брат сможет жить дальше. Каким богам я ещё должен принести для этого жертву? - Не отчаивайтесь, глава ордена, он обязательно будет жить дальше. Не пройдёт и нескольких лет, как Гу Су будет ликовать его возвращению, а в Облачных Глубинах готовиться к свадьбе Второго молодого господина Лань с самой прекрасной и благонравной девой Поднебесной. А-Юань не понимал половины того, что говорят, тем более, что усердно продолжал нарушать правило, потихоньку вползая в комнату (недопустимо нарушать чужое уединение), пробираясь к ширме, стоящей в тёмном углу (недопустимо тайно присутствовать при разговоре, если собеседники не знают о том, что адепт находится рядом). Он уже почти заполз за ширму, когда чуть не завизжал от неожиданности (недопустимо кричать и произносить слишком громкие звуки): по покоям отца разнесся непонятный клёкот, хриплый и отрывистый, не то карканье, не то скрип мёртвого дерева... - Свадьба... - отсмеялся Лань Сичэнь - Да, я надеюсь, что хотя бы в следующем перерождении, мой младший брат обретёт счастье в свадебных объятиях своего возлюбленного. Но разве могут смертные вроде нас оспаривать помыслы богов? Лекарство готово? Лекарь почтительно подал главе ордена чашу с лекарством, Лань Сичэнь поблагодарил кивком и склонился над братом, старательно отпаивая его лекарствами. А-Юань наконец устроился в своём тёмном уголке, жалея только о том, что не смог взять с собой свою любимую подушку.