Художник

1 год назад

      Краски не смешивались и как заговоренные ложились на бумагу уродливыми оттенками.       Кадзу лениво пошевелил кисточкой, добавив в царящее на листе безобразие еще больше хаоса. Молодой человек посмотрел на фотографию, пришпиленную к мольберту дешевым биндером. Город, замерший среди неона и бликующих стекол. Перед светофором выстроилось два ряда автомобилей с блестящими кузовами, издали чем-то похожие на крылья скарабеев. Застыли мимо торопящиеся пешеходы. Загорелись многообещающие вывески ночных клубов с сочными названиями. Начали сворачиваться мелкие ресторанчики и придорожные кафе со стритфудом. Обычный снимок. Похожий на миллион других, выполненных желающими освоить технику съемки без солярного света.       — Не то. Все не то, — заворчал молодой человек, сравнивая получившиеся разводы с первоначальной картинкой.       Художник фыркнул, откинулся на ствол ясеня и прижался затылком к прогретому солнцем дереву. С безразличным выражением лица он наблюдал, как время от времени прохожие сходили с асфальтированной тропинки и неспешно обходили ясень стороной, чтобы украдкой увидеть творение Наито и получить удовольствие хотя бы в мыслях покритиковать его. Кадзу хмыкнул. Поначалу это бесило. Для занятий на свежем воздухе приходилось искать уединенные уголки ландшафта, пока в одно утро молодой человек не проснулся с мыслью, что он, оказывается, уже давно привык к сложившемуся раскладу. Еще он осознал, что ничем не отличался от прохожих, перманентно заглядывавших ему за спину. Или подсматривающих в мессенджер. Невольно подслушивающих обрывки фраз чересчур громких уличных разговоров. Осуждающих чей-то нетипичный вид. Замкнутых. Прячущих за показной улыбкой и вежливым вниманием злобу на собственное малодушие. В конце концов, кому хоть раз не хотелось завернуться в судейскую накидку, даже если масштабы дела казались смехотворны?       Фотографии без чувства композиции доставляли Кадзу натуральные страдания. Он цокнул языком, пытаясь смириться с тем, что облажался в очередной раз, и дал себе зарок больше не печатать первые попавшиеся в Интернете изображения. Мастер потянулся к помятому листочку, чтобы разорвать его, но в последнюю секунду передумал. Замершая на миг рука плетью упала на колено. Сегодня он окончательно утратил интерес к работе.       «Продолжу позднее».       Кадзу повернул голову набок и увидел, как из-за колонны в центре парка к нему приближается знакомая фигура. Наито приветственно вскинул ладонь. В ответ энергично замахали.       — Не клеится? — участливо поинтересовался Сатоши, подходя к Кадзу и жестом указывая на мольберт. — Почему не забьешь?       Мужчины обменялись рукопожатиями.       — Такао говорит не бросать масляную живопись. Советовал рисовать, когда хандрю.       — А ты хандришь?       — Наверно, — Кадзу коротко рассмеялся и взлохматил затылок. — Немного. Почувствовал, что надо прийти сюда. Только рисовать тут нечего. Пришлось возвращаться домой и искать что-то яркое. Нашел эту дрянь. Притащился обратно.       Сатоши с видом знатока сорвал фотографию и вгляделся в разноцветные здания. Скорчив гримасу, он вытянул руку, отмерил что-то на пальцах, а затем перенес результаты скрупулезных измерений на альбомную бумагу. Не удержавшись, Кадзу легонько толкнул товарища ногой, но Сатоши только отошел поближе к мольберту, благостно позволив испачкать ему штанину.       — Мало красками рисуешь, поэтому не получается, — Сатоши повернулся к другу. — Я вообще не помню, когда в последний раз видел тебя, рисующим с натуры. По-моему, после Академии ты отказался браться за все, кроме карандаша. Так ты свой талант окончательно в землю зароешь.       — Какой талант. Так, очередное баловство, — Наито скривился, будто собеседник сказал ему что-то неприятное. Помолчав немного, художник спросил: — Эй, Игараси-кун, не хочешь пошевелиться немного? Или чего-нибудь выпить?       — Лучше просто прогуляемся, — ответил Сатоши, принимая приглашение. — Занеси вещи и возвращайся в парк. Я буду около прудов.       — О’кей. Я быстро, — пообещал Кадзу.       — Знаю.       Молодой человек суетливо засобирался, желая как можно скорее распрощаться с набившим оскомину занятием. Потратив десять минут на поиски палитры — Кадзу ведь только что видел ее перед своими глазами! — живописец чуть ли не бегом направился к выходу из Номахеган Парка, громыхая мольбертом.       — Блокнот с собой захвати! — вдогонку крикнул Сатоши, сложив руки рупором.       Художник притворился, что не расслышал. Блокнот и карандаш он носил с собой всегда.       Полчаса спустя Кадзу миновал кованые ворота и, воспользовавшись сокращенным маршрутом, вышел в восточную часть парка. Здесь располагалось три пруда, два из которых сообщались между собой узким перешейком. Местные жители с важностью называли искусственные водоемы Большими Прудами. У их берегов можно было арендовать весельную лодку, чтобы провести время с друзьями или произвести впечатление на вторую половинку. Последнее часто превращалось в вычурный спектакль давно минувших дней, хоть и со стороны выглядело симпатично. Кадзу не раз рисовал на заказ такие парочки, а потому уже давно перестал обращать внимание на всплески воды, вызванные щегольскими причудами.       В отличие от своих соседей, обособленный третий пруд редко привлекал чужое внимание. Лишенный имени и каких-либо развлечений, он имел единственное украшение — деревянный мостик, перекинутый через самую глубокую часть воды.       К этому безымянному пруду и направлялся художник.       Сегодня в парке было тихо. Ни экскурсий, ни младшеклассников, ни даже других пейзажистов. Лишь Сатоши Игараси стоял к Кадзу спиной и молча кормил уток.       Молодой человек опустился на траву в тени подтянутого бука и, раскрыв небольшую тетрадь, сделал несколько быстрых зарисовок. Наито любил рисовать Сатоши. Большинство клиентов Кадзу были выходцами из малоприметных углов земного шара. Как истинные «новые горожане» они не скупились на лицемерие по отношению к низшему классу, к коему по негласному соглашению относились все, кто жил искусством по другую сторону бетонного ящика.       Сатоши же был прост как перст, спокоен и, кроме того, достаточно весел для того, чтобы выдержать роль натурщика.       — Игараси-кун, повернись на меня немного, — окликнул товарища рисовальщик.       Кадзу поймал удачный ракурс и свет. Зафиксировал картину в своей голове.       Работа закипела.       В последнее время Наито много внимания уделял воссозданию копии оригинала по памяти. Живописец регулярно соревновался со вчерашней версией себя. Придумывая задания различных уровней сложности, молодой человек постепенно развил навык, приобретенный в стенах Лонг-Айленда, до значительной отметки. Однако в люди выбираться не спешил. Кадзу опасался конкуренции, которой в этом проклятущем городе было больше, чем на Цукудзи во время аукциона. Жил художник в основном за счет другой работы: рисование берег для души. Иногда, правда, небедные личности замечали его за графикой, и тогда Кадзу мысленно потирал ладони. В силу возраста проецируя чужое видение мира на свою колокольню, вчерашний академик считал, что увидеть мастера в пылу творческого запала было равносильно любви с первого взгляда.       Не замечая ничего, кроме альбома, Кадзу склонился над листом, вырисовывая детали воротничка Сатоши. Игараси даже для этого подходил идеально: наряжаться любил в пестрые тряпки, а Кадзу этого только и надо было.       Грифель карандаша опасно зашатался. Молодой человек успел наметить верхнюю часть вензеля, затем вытащил обломок и стряхнул его в пенал. Достав оттуда же перочинный ножик, Кадзу принялся натачивать опустевший конец инструмента. Попробовав остроту подушечкой пальца, живописец остался удовлетворенный результатом и вернулся к рисунку. Кадзу наморщил лоб: линии казались совершенно не такими.       — Вы не подскажете, здесь нигде нет гнилых досок? — раздалось у берега. — Понимаете, мы не в первый раз в Нью-Йорке, но конкретно в Южный Бронкс еще не заходили. А тут погода просто чудесная, еще и костюмы примерить можно! Поэтому мы просто обязаны сделать несколько фотографий на этом чудном мосту! Если хотите, мы и вас с собой прихватим. Мы же совсем не против, не так ли, Азуми?       Наито поднял голову.       У воды стояла занимательная парочка. Девушка, переодетая в традиционный костюм гейши, заинтересованно смотрела на мостик, уперев руки в бока, и допытывалась у растерявшегося Сатоши, можно ли пройтись по упомянутой конструкции без происшествий. Игараси, в первую секунду ошалев от мощного словесного потока, чуть не уронил в пруд пакет с кормом и слушал «гейшу» с приоткрытым от изумления ртом.       В нескольких шагах от первой нарушительницы спокойствия стояла еще одна юная особа. Одетая в куда более непритязательные одежды, нагруженная сумками и тканевым рюкзаком, она раздраженно печатала что-то в телефоне и в противовес восторженному аханью своей компаньонки в разговоре участвовала с нескрываемым раздражением. Понять, исполняла девушка роль прислуги или являлась ею на самом деле, было невозможно.       — Мы арендовали костюмы. Не хотелось бы в случае чего оплачивать их полную стоимость, — между тем невзначай добавила «гейша».       «Так не ходите, куда не следует», — фыркнул мужчина, удивляясь женскому безрассудству.       На ней было удивительное кимоно. Ткань синяя-синяя, словно заглядываешь небу в глаза. А журавли, которых Кадзу по ошибке принял за облака, лишь усиливали сходство с сошедшей на землю небожительницей. Широкая золотая оби подчеркивала стройную фигуру. В гэто болтушка держалась так уверено, что можно было подумать: она не один десяток километров асфальта истоптала именно в этой обуви.       Сатоши заметил, как Кадзу смотрел на незнакомку.       — Здесь кое-где попадается размякшая древесина. Но не бойтесь, мой друг знает в этом мостике каждую дощечку. Достопочтенный господин Художник, не соблаговолите ли вы перевести этих барышень на другую сторону?       Кадзу мгновенно поднялся с земли и замер, сжимая потасканный блокнот в руках. Ощущение чего-то непреодолимого и манящего нависло над молодым человеком дамокловым мечом. Ему вдруг мучительно захотелось, чтобы переодетая девушка обернулась и заглянула ему в глаза. Сила этого странного желания была настолько велика, что казалось, как где-то в Антарктиде начали трещать могучие ледяные глыбы.       А потом незнакомка все-таки обернулась.       Элегантная линия бровей. Высокий покатый лоб. Должно быть, эта девушка обладала выдающимся умом, быстро отметил для себя Кадзу. Большие глаза могли принадлежать энергичной, мужественной личности, а плавно очерченный, выступающий подбородок указывал на упорство и стойкость.       Не говоря ни слова, молодой человек засунул за пояс книжечку, отряхнул руки и подал красавице замызганную ладонь. Девушка, явно догадываясь, какое впечатление она произвела на «господина Художника», не без удовольствия приняла его безмолвное предложение.       Мгновение. Легкий наклон кисти. Одно случайное движение. Ткань кимоно заскользила вдоль миниатюрного белого запястья и коснулась его пальцев приятным холодом.       Сатоши распластался у перил, с нарочито серьезным выражением лица провожая идущую по мостику пару. От нелепости ситуации смеющийся девичий голос звенел как серебряный колокольчик, и этот ее смех жгучей болью отражался в груди безымянного художника.       Они шли вдвоем, но ему казалось, что по деревянным перекладинам брел он один.       Ему не забыть эту необыкновенную девушку.       Она его не вспомнит никогда.