Цветущее сердце

Тени таятся в углах, забудешься хоть на миг – нападут, растерзают… Как нелепо и далеко от реальности. Эльза усмехается и продолжает смотреть на медное пламя, обманчиво нежные языки трех свечей. В наконец задремавшем дворце как никогда тихо. Но кажется, королеве теперь будет тихо независимо от времени суток. Потому что Ханс исполнит свое обещание. Металл ключа к свободе и силе необычайно ярко искрится в ночной мгле. И правда, звездная сталь. Миниатюрные замки на браслетах щелкают сдержанно, но этот звук кажется девушке одним из самых чудесных на свете. Ханс настороженно отступает на шаг, но Эльзе сейчас не до мужа и его страхов. Потому что вот-вот пробудится пьянящая мощь, льды и снега снова признают свою повелительницу. Свободолюбивая и прекрасная магия, как и раньше, польется из кончиков пальцев… Сейчас… Секунда. Еще одна… Однако ничего не происходит. Эльза не чувствует долгожданного прилива сил, как и возвращения власти над стихией. И не может поверить. Сейчас, еще минуту… Руки начинают подрагивать, как у наркомана, давно не видевшего вожделенной дозы. Девушка в отчаянии опускает взгляд на ладони, когда-то покрытые морозными узорами, а ныне – мерзко-однотонные, розовые, теплые. Совсем как у самого обычного человека. Отвратительно… – Что-то не так? – спрашивает Ханс. В бархатном голосе сквозит настороженное любопытство. А мир Эльзы в очередной раз рушится, погребая ее под собой. – Моя сила… Ее нет, – голос срывается. Чтобы опять окрепнуть, напитавшись яростью. От новой догадки выворачивает. – Ты знал, что так будет, да? Ты все подстроил?! – Что? Нет! – удивление чистое, будто бы даже неподдельное. "Тебе самому не противно, а, милый?" – проносится в разгоряченной голове Эльзы. В то время как Ханс мысленно приказывает своему облегчению сидеть тихо и не высовываться. Разводит руками. – Я не знаю, в чем дело. Браслеты Мораны не должны забирать магию… Он говорит что-то еще, кажется, пытается подбодрить – выходит уже не так искренне – но девушка не слышит. Эльза сжимает челюсти. Чтобы не завыть. Еще чуть-чуть, и зубная эмаль раскрошится. Но лучше так, чем ощущать едкую горечь разочарования, что уже жжет язык. Что угодно – лучше. Даже боль. Ее боль горячая, мрачная, вкуса жженной полыни. И Эльза жаждет отдаться ей, сгореть до черноты. Чтобы не было ничего. Ни безнадеги, ни пустоты, ни предавшего ее холода. Она найдет в ней спасение. В ярости. В том, кто в очередной раз разрушил ее мечты. Она стала слишком зависима. А он слишком часто пользовался этим. Она сожжет их за это. Эльза порывисто подается вперед, хватает мужа за шиворот, притягивает его лицо к своему и кусает кожу вокруг его рта почти до крови. – Что ты творишь? – Ханс не без труда отрывает ее от себя, крепко удерживая за запястья – ныне голые, без защиты металла. Она застала его врасплох. Он не понимает ее… А Эльзе весело от его замешательства. Аж дыхание схватывает. Ее дерзкий взгляд разъедает его лицо, почти до мяса. Ханс никогда не признается себе, что на секунду ему даже становится не по себе. – Использую тебя! Как ты всегда поступал со мной, – ее голос громко звенит в ночи. Режет… Ей больше не тихо. Ей почти смешно. Девушка улыбается уголками губ, а глаза больны. – Только теперь моя очередь. Хансу бы образумить ее, заблудившуюся в собственной тьме. Да только не очень хочется. Он не привык себе ни в чем отказывать. И сейчас ему интересно, насколько далеко она зайдет. – Прости, но это право останется за мной, – мужчина легко усмехается, сильнее сжимая ее руки. Смотрит снисходительно-изучаюше. "Хочешь боли? Я дам ее тебе, раз так просишь". И добавляет, нежно до тошноты. – Еще одна выходка, и, клянусь, я все-таки тебя выпорю. "Дай мне повод, родная". Эльза купилась. Ее до дрожи бесит его показная невозмутимость. Она смеется, словно безумная. И не слышит, как ловушка захлопнулась. – Одни слова, милый. Тоже мне образец смирения! Ты больше не обманешь меня… Безрассудные слова бьют Ханса больнее плетей. Злость обжигает, мерзким комом забивает гортань, не давая нормально дышать. Как она смеет подозревать его во лжи, когда он, возможно, впервые был честен с ней? Мужчина подхватывает жену и, как сломанную куклу, бросает на софу. А после придавливает собственным телом, отрезая путь назад. – Дрянная девчонка! – он одержимо дышит ей в губы. – Хочешь по-жесткому, да? – власть пьянит его. Ханс отстраняется, тянет ее за волосы, заставляя взгляды схлестнуться. Их демоны уродливо скалятся, приветствуя друг друга… Но ровно на мгновение в мути аквамариновых глаз мелькает неуверенность. – Что такое? Опять страшно, дорогая? – звучит почти ласково. Она лишь сильнее стискивает зубы, чуть приподнимая уголки губ. – Я покажу тебе, что такое страх… Нет, сначала он не собирался ничего делать. Видят Дьявол и Бог, не собирался. Но ее ноги обвили его торс, а тонкие хрупкие пальцы нырнули в медные волосы, притянув еще ближе и не оставив путей к отступлению. – Давай, покажи мне! – она почти кричит. – Я хочу это увидеть… – забыться и почувствовать хоть что-то, кроме горечи разочарования. "Прошу". Она без колебаний срывает многочисленные застежки его сюртука. Ногти едва не ломаются о плотную ткань, пока пульс беснуется в истерзанных пальцах. Ей до безумия нужно добраться до Его кожи, растворить себя в Нем до самых костей. Он яростно рвет ее платье, оставляя на коже красные полосы. Ее запах, энергия, ритм подобны для него яду, почти с физической болью въедаются в каждую его клетку. Он еще накажет Ее за это, за побег и все неправильные мысли и желания. Он пересчитывает ей ребра, с двух сторон сдавливая грудную клетку, так, что ей воздуха не хватает. Она зло шипит и в кровь дерет ему спину, пока он кусает ее шею. Он входит резко, двигается грубо, каждый толчок – как последний. По бедру стекает что-то теплое, но ей плевать. Ей мало боли. Ей мало Его. Ее руки смыкаются на его шее и душат. Он рычит и переворачивает ее на живот. Она выгибается дугой, когда его зубы вонзаются ей в плечо. Она падает все ниже, лижет ему пальцы, мечтая переломать их. Они больше не люди.

***

Эльза сидит на полу, облокотившись спиной о холодную плитку будуара. Слез нет. Глаза уже привыкли к ночному мраку. Как и душа. О чем она думала, прячась в одиночестве, голая, в темноте? О том, что надо как-то погасить ядовитое пламя стыда, иногда пробивающееся сквозь пелену тоски. Почему все так? Она просто надеялась, что станет легче. Всего лишь хотела, чтобы разочарование и пустота не нашли ее… Когда жажда греха была утолена, Эльза… позорно сбежала. И хотя перед взором плясали искры, ноги тряслись и подгибались, болело почти все – прямо, как она хотела – Ханс ее не догнал. Видимо, не так уж она ему и нужна. Только ей все равно. Апатия парализовала все системы. Для Эльзы лишение сил было равносильно потере одной из конечностей. Ты все еще жив, трудоспособен, но слабее и беспомощнее других. Она жалкая, грязная, обманутая. Дверь тихо скрипит. Лунный свет заливает помещение. Сердце девушки ускоряет бег. Муж все-таки пришел за ней. Ему не плевать? – Послушай, – его голос хриплый, усталый. Стыд загорается в ней с новой силой. Похоже, она переусердствовала во время их игры… – То, что волшебства нет… Мы лишены этого с самого рождения, – Ханс опускается на колени рядом с ней. – И знаешь, наша жизнь, тем не менее, называется полноценной. У тебя, помимо дара, есть то, чего лишены многие. Ты здорова физически. Ты королева. В этой лотерее ты вытащила счастливый билет, – "Который действовал до моего появления". – Так что ты не имеешь права сдаваться. Жесткие, но правильные слова отрезвляют. И Эльза снова чувствует. Однако она определенно не рада новым-старым ощущениям. Потому что больно. Опять. – Я не просила этой силы! – выдавливает она. – Как не просила изоляции и одиночества на годы! Но всего этого у меня было в избытке. И вот, когда все наладилось, случилось… – дыхание рваное. Она будто в лихорадке. – Ты. Случился ты. И знаешь, что? Я не жалею! Что не убивает… делает нас сильнее… Но со своей магией я расстаться не готова. И я прошу тебя меня понять. Откровения истощают ее окончательно. Эльза тихо плачет, уткнувшись ему в плечо. Ханс молча гладит жену по волосам и уносит ее в спальню. Он обещает себе еще подумать над ее словами.