Знак равенства

      Гермиона любила осень: её наступление всегда означало возвращение в Хогвартс. Она любила запах нового пергамента, старых книг и пожухлой листвы. В то время, когда другие жаловались на начало учёбы и испортившуюся погоду, Гермиона надевала любимое потёртое пальто и бежала к Чёрному озеру.       Вот и сейчас, стоило выглянуть солнцу, осветившему ковёр из опавших листьев и гладь воды, она не упустила возможность посидеть под кроной дуба.       Глаза покраснели от бесконечного чтения, и Гермиона в очередной раз потёрла их, пытаясь вернуть фокус зрению. За три дня было прочитано несколько тяжёлых фолиантов, но не найдено ничего, что могло бы прояснить ситуацию. Это раздражало. Словно на подкорке сознания раздражающе звенела неразгаданная загадка.       По крайней мере, это помогало отвлечься от мыслей о войне и потерях. Гермиона не всматривалась в окружающие лица в поисках отпечатков произошедшего. Где-то в глубине души теснилось сомнение. Будто весь этот ужас еще не закончился и в любую секунду всё может начаться заново. И она вглядывалась в свои записи до боли в глазах, чтобы буквы вытеснили из мыслей сомнения.       День выдался тёплый, но время приближалось к вечеру, и на горизонте не наблюдалось желающих прогуляться.       — Привет, — Гермиона обернулась и увидела Гарри. Он немного криво улыбнулся и поёжился от прохлады. — Не помешаю?       — Конечно, нет, — она сдвинула свои книги, освобождая место на пледе.       — Я знал, что застану тебя здесь, — Гарри присел рядом и вытянул ноги. Заметил вопросительный взгляд Гермионы и пояснил: — Ты всегда сбегаешь сюда, когда хочешь побыть одна.       Некоторое время они находились в тишине. Молчание не беспокоило: когда знаешь кого-то столько лет, человек воспринимается как часть самого себя. Стая птиц пролетела над их головами, и Гермиона наблюдала, как они скрывались за горизонтом. В груди закололо от внезапного желания присоединиться к ним.       — Слушай, — нарушил тишину Гарри, теребя дужки очков. — Я понимаю, что мы пропустили целый год, но мне кажется, что ты себя изведешь учёбой раньше, чем мы сдадим ЖАБА.       — Это не по учёбе, — на автомате ответила она, всё еще вглядываясь в исчезающие точки на небе.       — Тогда тем более, — Поттер наклонился к ней и дотронулся её плеча. — Гермиона, нельзя зарываться в книги и избегать всех вокруг. Я понимаю, что мы теперь проводим меньше времени вместе, да и Рона нет с нами. Но ты же знаешь, что мы с Джинни всегда рады общению.       Она всмотрелась в зелёные глаза, сверкающие неподдельным беспокойством, и почувствовала укол совести. Они переживали за неё, пытались постоянно вытянуть на прогулку, но почти всегда Грейнджер ссылалась на занятость и сбегала. Не потому, что не хотела их видеть. Ей сложно давался контакт с кем бы то ни было, а мешать счастью друзей не хотелось.       — Гарри, я знаю, — она улыбнулась и благодарно сжала его руку. — Мне просто нужно время наедине с собой после всего, что случилось. Понимаешь?       — Я переживаю за тебя, — Поттер нервничал, — что ты отдалишься, закроешься, тебе станет одиноко. Плюс эта дурацкая вечеринка и сплетни после неё.       — Они меня не ранят, поверь, — фыркнула Гермиона. — Я не испугалась пойти с тобой на войну и противостоять Волдеморту, неужели ты думаешь, что я испугаюсь каких-то сплетен и наглого слизеринца?       — Я думаю, что тебя вообще сложно напугать.       Он приподнял один краешек губ. И эта улыбка — её любимая. Гарри сидел перед ней со взъерошенными волосами, чуть перекошенными очками и полуулыбкой. На миг она увидела перед собой не молодого мужчину, а худого мальчика в поношенном свитере на несколько размеров больше, которого встретила больше семи лет назад. Она почувствовала тепло от разливающейся нежности, которая растекалась в груди в этот момент. Гермиона потянулась к его волосам и растрепала их, создавая ещё больший бардак на голове.       — Всё хорошо Гарри, — Гермиона подарила ему самую искреннюю улыбку. — Правда, не стоит обо мне переживать.       — Просто будь ближе, ладно? — он внимательно смотрел на неё в ожидании ответа, и она кивнула. — Так чем ты занимаешься?       — Изучаю природу магии, — недовольно выдохнула Грейнджер, прислоняясь к стволу дуба. — Но мне кажется, что ничего нужного я не найду. Нужно искать в намного более древних источниках.       — Может, стоит спросить у Макгонагалл? Она должна знать, какие книги тебе помогут.       — Нет, я думаю, нужно копать ещё глубже, — покачала головой Гермиона. — Нужен кто-то, кто специализируется на истории природы магии. А таких людей в школе нет…       Но вдруг она резко замолкла, озарённая догадкой. Мерлин, как ей раньше не пришло это в голову?       — Гарри, мне надо бежать, — она вскочила на ноги, запихивая вещи в сумку. — Я поняла, что мне нужно! Поговорим потом, хорошо?       Он успел кивнуть и пробурчать под нос что-то вроде «она никогда не изменится», прежде чем Гермиона скрылась за деревьями.

***

      Гермиона мысленно ругала себя за недогадливость, подходя к заброшенной части замка. Конечно, первым делом ей нужно было прийти сюда в поисках ответов. Если кто-то и мог ей помочь, то только он.       Она толкнула дверь, и та со скрипом открылась. Взору предстали старые парты, сваленные кучей в углу, покосившийся шкаф и продавленный пыльный диван. Но взгляд был направлен на дальнюю стенку, где находится единственный, кто мог пролить свет на сложившуюся ситуацию.       Сумерки уже окрасили кабинет в серый цвет, и она зажгла несколько свечей, оставшихся с прошлого раза.       — Сэр Олдин? — позвала Гермиона, подходя ближе.       — О, юная мисс Грейнджер, — отозвался пожилой мужчина, изображённый на портрете. — Давно вас не было.       — Да, извините, я совсем забегалась с учёбой, — она улыбнулась седовласому волшебнику.       Гермиона познакомилась с ним совершенно случайно. После битвы она и многие другие помогали восстановить разрушенный замок. До начала учебного года не получилось ликвидировать часть последствий, и западное крыло отчасти осталось заброшенным. Убираясь в коридорах, Гермиона услышала мужской голос, доносящийся из кабинета. Заглянув, она обнаружила портрет волшебника, декламирующий стихи Шекспира.       Так они и сдружились: периодически Грейнджер заглядывала к нему, чтобы поговорить об истории и литературе, попутно слушая рассказы о жизни мужчины. Несколько раз она предлагала перенести его в коридоры к другим портретам, чтобы ему не было одиноко и скучно, но сэр Олдин всегда отказывался, ссылаясь на глупость большинства из них и привязанность к месту, где он находился уже более пятидесяти лет.       — Что ж, надо признать, без вас здесь действительно бывает скучно, — маг улыбался себе в бороду, бросая на неё теплый взгляд.       — Обещаю заходить почаще, — Гермиона вернула ему улыбку, присаживаясь на кресло. — Но сейчас мне нужна ваша помощь.       — В самом деле? — он с любопытством приподнял брови.       — Да, — глубоко выдохнула она. — Скажите, вы что-нибудь знаете об исчезновении магии? Не у сквибов, а уже у взрослых волшебников.       — Хм, — сэр Олдин задумчиво потёр бороду. — Полагаю, вас интересуют не магические болезни, верно? — Грейнджер кивнула, и он прищурился. — Что ж, есть одна легенда. Но, как вы понимаете, очень мало из них хоть как-то соотносятся с действительностью.       — Что за легенда? — Гермиона подалась вперёд в нетерпении.       — Давным-давно, когда ведьмы и колдуны еще не скрывали своё существование от людей и их численность была намного больше, чем сейчас, начались войны. Одни волшебники шли против других в погоне за властью. Они хотели поработить людей и сделать их рабами. Другие же выступали против этого. Сражения были кровопролитными, магов становилось всё меньше. Те, кто хотел власти, прибегли к чёрной магии, чтобы победить. Но тем самым они пробудили древнее зло, скрывающееся за завесой другого мира. Образовались трещины или, правильнее сказать, расколы. Магия начала исчезать, вытекать сквозь них из нашего мира в другой, делая скрывающихся в нём сильнее. Гермиона затаила дыхание в ожидании продолжения.       — Были девушка и юноша. Девушка была дочерью тех, кто защищал людей, а юноша — сыном жаждущих поработить их. Так случилось, что они полюбили друг друга. Они объединили свои силы, чтобы запереть другой мир, огородить его от нашего. Война закончилась, но было убито слишком много волшебников.       — А что случилось с девушкой и юношей? — Гермиона заметила, что её пальцы продавили подлокотник кресла, который она сжала в волнении.       — Точно не знаю, — пожал он плечами. — Кто-то говорит, что они пожертвовали собой, чтобы спасти мир. Кто-то, что они скрылись от семей в мире магглов, чтобы прожить жизнь вдали от напоминаний о случившемся.       — А есть информация о том, как они смогли огородить наш мир от другого? — она была взбудоражена, поэтому вскочила на ноги.       — Дорогая, это же всего лишь легенда, — сэр Олдин опёрся о нарисованный стол.       — Да, я понимаю, — пробормотала Гермиона, начиная наворачивать круги по комнате. — Но истории так перекликаются: война между магами, использование чёрной магии, смерти многих магов. Как вы думаете, может ли история повториться сейчас?       — Не знаю, дитя моё, — вздохнул он. — Но если это так, то боюсь, что нужно готовиться.       — К чему? — Гермиона остановилась и обернулась к нему.       — К гибели всего мира.

***

      Драко ненавидел осень: слякоть, никакого солнца и противная изморось, летевшая в лицо. Он предпочитал скрываться в гостиной рядом с камином, игнорируя эту пору года. Даже тренировки по квиддичу давались особенно трудно.       Малфой получил исписанные ровным почерком листы в понедельник утром. Кажется, раздражающая гриффиндорка вообще не спала. Ему не хотелось вчитываться в странные записи про «страсть и кармические отношения», поэтому он механически скопировал написанное.       Внутри что-то каменело. Дни сливались в один бесконечный поток, плыть против которого не получалось. Он избегал Блейза и Пэнси, которые пытались вытянуть его хоть куда-нибудь.       Малфой часто слышал, что со стороны похож на ледяную статую. Ему казалось, что эти слова могут стать правдой. Холод заполнял каждую клетку тела, возвращая его мыслями в шестой курс. Тогда он тоже каменел — правда, от страха. А сейчас причина оставалась тайной.       Драко назвал бы это предчувствием, если бы верил в него. Интуиция, предсказания — сказки для маленьких девочек. Он давно уже не маленький, а девочкой никогда не был.       — Мистер Малфой, — от мыслей отвлёк знакомый строгий голос.       — Да, профессор, — Драко обернулся и встретился взглядом с Макгонагалл.       — Вы торопитесь? — она поравнялась с ним.       — Нет.       Ему всегда было сложно с ней разговаривать. Он никогда не чувствовал её неприязни: Макгонагалл славилась своей исключительной справедливостью и непредвзятостью. Просто рядом с ней Драко всегда ощущал себя нашкодившим щенком. Она одним поднятием брови вызывала чувство вины. Словно была его совестью, которую он старался избегать.       — Мне написала ваша мать, — Макгонагалл сложила руки в замок в своём излюбленном жесте. — Просит дать вам разрешение навестить отца в Азкабане.       — Я понимаю, это невозможно, — и он действительно на это надеялся, — нельзя отрываться от учёбы.       — Ну что вы, мистер Малфой, — покачала головой она. — Я понимаю, в насколько непривычное и неприятное положение вы попали. Конечно, разрешение вы получите в виде исключения: многие студенты захотят последовать вашему примеру. Поэтому прошу не распространяться об этом.       — Не стоит, профессор, — процедил Драко сквозь зубы. — Мне не нужно особое отношение.       — А к вам это никак и не относится. Это просьба вашей матери, — отчеканила Макгонагалл. — Сегодня в шесть жду вас в своём кабинете.       Она развернулась, и полы её мантии развевались в такт уходящему шагу. Зелёная, её мантия всегда была зелёной. Цвет Слизерина.       Малфой был оглушён и обескуражен. Содержание последнего письма напрочь вылетело у него из головы. Он не верил, что Нарцисса сможет договориться с директором. Что его действительно допустят в Азкабан. Что ему придётся встретиться с отцом.       Проклятый Люциус. Что ему могло так срочно понадобиться от него? Прочитать очередную лекцию о грязнокровках и правильном воспитании? Драко ни на секунду не верил, что в нём проснулись отцовские чувства.       Люциус всегда был отстранён и холоден. Редко когда выдавал крохи похвалы и говорил о гордости за сына. Драко постоянно чувствовал себя его очередным проектом: правильно воспитать, передать нужные убеждения, взрастить свою копию — поставь галочку рядом с выполненным.       Только вот из него не вышло идеального сына. Драко было на это плевать: из Люциуса тоже не вышло идеального отца.

***

      — Не хочешь присоединиться? — окликнул его Блейз, когда он направлялся к выходу из комнаты. Забини сидел за домашним заданием по зельеварению и никогда не упускал возможности подключить к выполнению Малфоя: он был лучшим зельеваром на всём курсе.       — Я иду на встречу с отцом.       Забини резко поднял взгляд, а легкая усмешка исчезла с губ. Они молчали несколько секунд. Драко был уверен, что он пытался подобрать слова, которых не находил. Неудивительно.       — Я буду ждать в гостиной твоего возвращения, — наконец коротко ответил Блейз.       Никаких «удачи», «ты в порядке?» и «хочешь, можем поговорить об этом». Именно то, что было нужно.       Малфой кивнул и исчез за дверью.       Дорога к кабинету директора казалась дорогой на эшафот. И он продолжил идти, ненавидя каждый пройденный шаг.       Он подошёл к горгулье и понял, что не знал пароля.       — Чёрт, — сквозь стиснутые зубы прорычал Драко, рассматривая каменную статую.       — Назовитесь, — внезапно произнесла та, и он дёрнулся от неожиданности.       — Драко Малфой, мне назначено.       — Проходите, — голос у неё каркающий, совсем неприятный слуху.       Взору открылся проход к винтовой лестнице, и с тяжелым сердцем Драко проследовал наверх. Там его уже ждала Макгонагалл, стоя возле камина.       Несмотря на смятение, он с интересом осмотрел кабинет, в котором ещё не приходилось бывать. Драко не знал, как тот выглядел при Дамблдоре, но сейчас помещение полностью отражало характер текущего владельца.       Большая часть кабинета оставалась свободной. Мебель находилась в строгом порядке: ни одной покосившейся полки или пылинки. Даже листы пергамента, лежащие на столе, были сложены словно под линейку. Малфой затылком почувствовал чей-то взгляд и обернулся.       Знакомые тёмные глаза, чёрные пряди и недовольно поджатые губы. Снейп выглядел слишком живым на портрете. Драко замер в неловкости, пытаясь понять, что ему стоит делать: поздороваться или отвернуться. В конечном итоге он медленно кивнул крёстному в знак приветствия. Тот вернул ему кивок и отвернулся.       Рядом со Снейпом висел портрет Дамблдора, на котором бывший директор мирно посапывал, сложив руки под бородой. Малфой был почти уверен, что тот не спал и просто притворялся. Драко был этому даже рад.       — Мистер Малфой, — окликнула его Макгонагалл, — прошу вас, подойдите.       Он отвернулся от портретов и заставил себя преодолеть расстояние до противоположной стены.       — Я открыла доступ к этому камину до полуночи. Сейчас вы направитесь в Малфой-мэнор, уже оттуда вместе с матерью доберётесь до Азкабана. Ваша задача — вернуться в мой кабинет до полуночи. В противном случае вам придётся добираться другим способом и ждать утра. Вам всё понятно?       — Предельно, профессор, — почти грубо ответил он. Макгонагалл протянула ему коробку с летучим порохом, и Драко взял нужное количество в ладонь.       — Удачи, мистер Малфой, — пожелала она на прощание.       Он проигнорировал её слова и кинул порох под ноги:       — Малфой-мэнор.

***

      Нарцисса была взволнована весь путь, и это резко бросалось в глаза. Драко привык, что его мать — аристократка до мозга костей. А скрывать чувства — первый и главный урок.       Он знал — она была рада его видеть, но не представляла, как к нему подступиться. Они вели вялую беседу о делах в школе, которая быстро затухла. Воздух вокруг словно наэлектризован от нервов.       Азкабан был всё так же мрачен и неприступен. От отсутствия дементоров атмосфера не стала менее зловещей и давящей. Угрюмый аврор встретил их хмурым взглядом, велел сдать палочки и ожидать.       Драко со всех сторон окружал холодный камень, и ему начало казаться, что здесь можно задохнуться. Там за стенами плещется океан, и звук разбивающихся волн напоминал взрывы. Это место словно впитало в себя за многие годы сосущую пустоту дементоров. Радость высасывала каждая соринка вокруг.       Его пробирала дрожь — он тоже мог оказаться здесь.       — Проходите, — мужчина вернулся, и они последовали за ним в тёмный коридор.       Их шаги гулким шумом отражались от стен. Малфою слышались смех, шёпот и плач. Не обязательно было держать здесь дементоров — заключённые прекрасно справлялись с самоуничтожением и без них. Аврор остановился перед большой железной дверью.       — У вас полчаса, — он провернул ключ, и дверь открылась с громким скрипом.       Драко замер, не в силах заставить себя зайти внутрь. Он был твёрдо уверен: стоило сделать этот шаг — и жизнь уже не будет прежней. Мама мягко взяла его под локоть, направляя вперёд.       Камеру освещала тускло горящая свеча. Кровать, стол с двумя стульями и никакого окна. Люциус встретил их стоя, держа осанку. Его лицо ещё больше осунулось: щеки ввалились, щетина превратилась в неаккуратную бороду. И глаза остались теми же. Испуганный и потерянный взгляд человека, который не понимал, где находится и что ему делать. Привычную одежду заменила тюремная роба грязно-серого цвета.       Драко стало жутко от этой картины, но он старался ничем не выдать своего волнения. Он почувствовал жалость и отвращение к мужчине, стоящему перед ним. И это не те чувства, которые должен был испытывать сын по отношению к отцу.       — Драко, Нарцисса, — поприветствовал он их, нервно оглядываясь. Даже голос стал глуше. Будто стены воровали у него ещё и это.       — Отец, — бесстрастно произнёс Малфой-младший, не чувствуя никакого спокойствия.       — Садись, — Люциус указал на стул, сам занимая противоположный.       Драко медленно сел, гадая, почему его всё-таки притащили сюда.       — Ты не отвечал на мои письма, — Люциус всматривался в его лицо, словно пытаясь забраться ему под кожу.       — Много учёбы, не было времени.       Главное — оставаться холодным и сдержанным. Следовать правилам, которые были вбиты в него с детства.       Отец недоверчиво скривил губы, но промолчал. Все находящиеся в этой камере прекрасно знали правду.       — Скажи мне, сын, — Люциус переплёл пальцы, — ничего странного в последнее время не происходило?       — О чём ты? — Драко не знал, что в понимании отца было странным.       — В школе ничего не происходило?       На одну безумную секунду Драко показалось, что тот говорил о Грейнджер. И вызвал его, чтобы отчитать за недостойное поведение. Но тут же отринул эту мысль: письмо пришло раньше, чем случилась вечеринка, да и узнать об этом он никак не мог. Кроме того, это было слишком незначительно, чтобы вырывать его из школы посреди учебной недели.       — Думаю, нет, — ответил Драко, с недоумением всматриваясь в лицо Люциуса.       — Это ты так думаешь, — вдруг презрительно усмехнулся тот.       Так было всегда. Драко никогда не отвечал его заоблачным ожиданиям. Даже сейчас, сидя в камере в тюремной робе, Люциус смотрел на него свысока, окатывая презрением. Драко мысленно посчитал до десяти, выдерживая пристальный взгляд.       — Нарцисса.       Та, стоявшая всё это время у стены, вздрогнула.       — Да, дорогой? — ответила она, поправляя складки платья.       — Ты принесла то, что нужно? — Люциус даже не смотрел в её сторону. Будто она — часть интерьера.       — Разумеется.       — Положи это сюда, — он не просил — приказывал.       Нарцисса подошла — и из складок её платья появилась деревянная шкатулка. Драко не понимал, как она смогла её пронести: на входе их тщательно осмотрели. Нарцисса поставила шкатулку на стол и отступила назад.       — Знаешь ли ты, сын, насколько древний наш род? — Люциус испытующе всмотрелся в его лицо.       — Один из самых древнейших существующих родов, — заученные слова вылетали из него без усилий. — Входит в список священных двадцати восьми. Тысячу лет назад род Малфоев был одним из первых, заселивших Англию вместе с Вильгельмом…       — Да-да, — нетерпеливо перебил отец. — Я рад, что ты хоть чему-то научился. Но представляешь ли ты масштаб могущества? Осознаешь ли ценность нашей семьи?       Драко молчал, пытаясь понять, к чему вёл Люциус. Но тот и не ждал ответа, продолжая:       — Наша семья совершила много великих дел. Одного слова Малфоев хватало для того, чтобы развязать войну и её закончить, — вдохновлённо вещал он. — И, конечно, было сделано много различных предсказаний. Большинство из них хранилось в Отделе тайн. Но есть одно пророчество, хранящееся в нашей семье уже более пятисот лет, — Люциус медленно открыл резную шкатулку. — Оно не было сохранено в магическом шаре из-за своей важности. Кроме того, увидеть предсказание в шаре может только тот, к кому оно относится. А это значит, что невозможно быть готовым к предстоящему.       Драко заглянул внутрь и увидел пожелтевший пергамент. Под ним тускло сверкнуло что-то металлическое.       — Смотри, Драко, — голос Люциуса был насквозь пропитан сочащейся гордостью. — Это самое важное пророчество, существующее в этом мире.       Он пытался осознать, как что-то настолько важное могло быть скрыто в потемневшей древесине и старом пыльном листе.       — Я не могу понять, почему я, сидя здесь, слышу новости, а ты нет, — ядовито заметил Люциус. Драко проглотил очередной укол в свою сторону и ждал продолжения. — Магия начала исчезать.       — О чем ты? — Драко нахмурился, а в животе завязался узел.       — Магии скоро не станет, — отец презрительно фыркнул. — Неужели ты не заметил ничего в Хогвартсе? Может, у кого-то хуже начало получаться колдовать? Или палочка не срабатывает?       В памяти всплыла картина: Тео, с недоумением уставившийся на свою палочку, пытается доказать им, что дело не в выпитом пиве. Следом — Грейнджер и её слова: «У некоторых учеников начались какие-то перебои с магией». Он не придал тогда значения этим случаям. Драко почувствовал, как по его спине пробежали мурашки.       — Вижу по твоим глазам, что ты понял, о чем я, — усмехнулся Люциус.       — Но как магия может исчезнуть? — почти прошептал он.       — Это пророчество оставил Тихо Додонус, — отец бережно достал пергамент из шкатулки.       Люциус протянул ему лист. Как только он взял его в руки, перед глазами появились буквы, складывающиеся в слова. На мгновение Драко застыл, но зрачки сами бежали по проявляющимся строчкам.       Когда мир заполнят кровь и смерть, брат потеряет брата, а зло вырвется чёрной змеёй, произойдёт раскол. В наказание люди утратят самое ценное.       И погрузится мир во мрак.       Встретятся Белый Дракон и огненная дочь Елены, и будет в них свет, способный рассеять тьму. Чистота души сольётся с чистотой крови. Они найдут потерянное в треугольнике вод; обретут важное в сердце прекраснейшей; разгадают тайну, спрятанную между восходом и закатом.       Две дороги ждут их: одна — путь к очищению, вторая — к разрушению. На исходе цикла круга всё будет решено.       Он несколько раз перечитал текст, пытаясь понять, о чём шла речь, но в мыслях была сосущая пустота. Паника поднималась изнутри, заполняя каждую клетку тела.       — Оно начало исполняться, — Люциус сжал руки в замок. — Не думал, что оно будет касаться… тебя.       Ему хотелось начать кричать. Громко и надрывно. Кинуть пергамент в лицо Люциусу, захлопнуть за собой дверь и больше никогда сюда не возвращаться. Забыть об этом разговоре, сделать вид, что его не было. Он не мог быть грёбаным спасителем мира. Но буквы словно отпечатались на его сетчатке, въедливо оставаясь перед глазами.       — Ты хочешь сказать, — дрожащий голос матери продирался сквозь шум в голове, — что наш сын должен спасти мир?       — Именно это я и сказал, Нарцисса.       После этих слов она в два шага преодолела расстояние до стола и схватила мужа за рубашку.       — Ни за что, — в панике прошептала Нарцисса. — Война закончилась, мы еле спаслись. Наш сын должен жить, учиться и радоваться. Ни за что.       — Это не тебе решать, — Люциус отцепил её руки от своей одежды. — У него нет выбора. Иначе мы все погибнем.       — Я не позволю! — воскликнула она и бросилась к Драко в каком-то отчаянном порыве. Будто могла укрыть его собой.       Это его отрезвило. Он больше не позволит ей плакать и переживать за него. Она не должна решать его проблемы. Теперь настала очередь ему позаботиться о ней. Он положил руку на плечо Нарциссы, обнимающей его.       — Всё в порядке, мама, — тихо сказал Драко. — Обещаю, всё будет хорошо. Перестань.       Нарцисса подняла на него свои красивые голубые глаза. Он заметил в них безотчётный страх, готовый вылиться из берегов и затопить всё вокруг.       — Я договорю с отцом, — твёрдо произнёс он. — А ты подождёшь меня снаружи.       Видно, что она хотела возразить. Но, взглянув на его лицо, только опустила плечи и исчезла за дверью.       Они остались в камере вдвоем, и напряжение выросло до немыслимых пределов. Оно было густым, заполняющим каждый сантиметр воздуха. Драко стало интересно, во многих ли семьях остаться наедине с отцом было подобно погружению в тягучую липкую массу?       — Зло вырвется чёрной змеёй, — прервал молчание он. — Это о Тёмном Лорде. Утратят самое ценное — это магия.       — Именно так.       Всё это было похоже на плохую шутку. Хотелось ущипнуть себя и проснуться. Они только что победили зло, война окончена. Всё должно быть не так.       — Белый Дракон, — Люциус насмешливо ухмыльнулся. — Никогда бы тебя им не назвал. Так или иначе, оно касается тебя, и на это всё указывает.       — Кто такая огненная дочь Елены? — Драко отложил пергамент, чтобы не порвать, и крепко вцепился в стол.       — Что ж, у меня было время подумать об этом, но для начала взгляни на это, — отец подвинул к нему шкатулку.       На дне лежала толстая золотая цепочка с большим круглым амулетом. Он весь был испещрён мелкими знаками, похожими на руны. Малфой не сильно разбирался в драгоценностях, но одного взгляда хватило для понимания того, что ему не одна тысяча лет. Он провёл пальцем по металлу — тот почему-то был тёплым, будто его держали в руках несколько минут.       — Додонус передал вместе с пророчеством этот амулет. Он является ключом или подсказкой, я точно не знаю, — Люциус встал и начал размашисто измерять шагами камеру. — По поводу огненной дочери Елены… Давай ты попробуешь сам понять, о ком идёт речь.       — Чистота души сольётся с чистотой крови, — Драко перечитал строчку. — Поскольку моя кровь кристально чиста, о чём ты не устаешь напоминать, значит, чистота души — это про неё. И соответственно, я могу предположить, что она не из чистокровной семьи.       — Правильное замечание, — Люциус остановился рядом с ним.       — Огненная — скорее всего, это Гриффиндор, — продолжал распутывать цепочку Малфой. — Но на Гриффиндоре училось большое количество полукровок и магглорожденных.       — Грязнокровок, называй их как следует! — рявкнул Люциус. — А теперь подумай, каких знаменитых Елен ты знаешь?       Он пытался найти в своей памяти хоть одну волшебницу с таким именем, но не мог. Потом осознал, что та, скорее всего, не могла быть волшебницей — ведь там нет чистоты крови.       — Знаменитая Елена, проживающая в мире магглов, — Драко чувствовал, как в виски приливала кровь. — Разве что Елена Троянская.       — Может, я и не зря вкладывался в твоё образование, — довольно улыбнулся Люциус. — Дочь Елены звали…       — Гермиона, — мир перед глазами взорвался вспышкой озарения, и на выдохе он произнёс: — Огненная дочь Елены — это Гермиона Грейнджер.