ни много ни мало

Если бы я только знала, насколько все будет плохо, то не могу сказать, что решилась бы на тот момент сделать по другому. Но сейчас же, пути назад нет, точно так же, как и сожалеть о прожитом. Я чувствую, что мои силы на исходе, но продолжаю бороться за жизнь двоих людей. Потому что мне хочется, чтобы мой ребенок дышал. И я хочу чувствовать его тепло на своих слабых руках, когда все эти мучения закончатся. Однако, как и говорили врачи, вероятность осложнений очень высока и не факт, что оба останутся в этом мире. Все произошло внезапно и эти двадцать часов мучений пролетели за один миг - результат преждевременных родов тому виной. Я просто спускалась вниз по лестнице летнего домика, думая о том, какой же смузи мне приготовить на завтрак, как резкое сокращение маточных мышц вызвало дикую боль в позвоночнике и мой отчаянный вскрик, на который сбежались домработницы с лучшей подругой. Картинки плыли. Я нахожусь в машине скорой помощи. Надо мной маячат доктора в масках. Белый свет мелькает перед закатанными глазами. И дикая агония проносится по всему телу, словно его охватил адский огонь. В головном мозге есть семнадцать отделов, которые отвечают за определенные функции жизнедеятельности организма. И каждая часть взаимосвязана друг с другом. Что же касается гиппокампа, регулирующего работу памяти - он просто отключался моментами. Я находилась на грани жизни и смерти, в то время, как мой малыш задыхался от недостатка кислорода, рискуя в любой момент оказаться мертвым. Меня бросало то в пот, то в жар, и акушеры постоянно просили оставаться в сознании. В периоды нормального восприятия действительности, крик разносился по всему отделению, потому что сражение не должно быть проигранным. Мне было страшно и слезы градом текли по исхудалым щекам, не позволяя отправиться обратно в небытие. -Come on, honey, just a little more and it's over, - заботливый голос медсестры и ее руки, касающиеся волос, - All right, don' t pass out on me. -I can not, - рыдания становятся импульсивнее, как и мои попытки потужиться, - Do something, damn you! Последнее усилие, на которое меня хватает и сквозь писк приборов, до ушей доносится облегченный вздох присутствующих. А затем, какое-то копошение, вместе с неразборчивой бранью гинекологов, которую невозможно понять. Я продолжаю биться в истерике, требуя, чтобы мне сказали о состоянии сына, но меня никто не слышит. Все заняты тем, чтобы помочь ему, в то время, как кто-то из присутствующих берет мои ослабевшие пальцы и пытается что-то сказать. Но я не понимаю, я не слышу, я просто хочу знать, что происходит с моим ребенком. И в момент, когда ноги пытаются опуститься на землю, предплечье ощущает соприкосновение с иголкой и разум снова отключается. *** Перед тем, как оборвать концы в Санкт-Петербурге, полностью обосноваться в Москве и начать новую главу уже без Никиты, Зимов успел мне написать прощальное письмо, в котором было все о наших отношениях и то, к чему они привели по итогу. Единственное, что я помню спустя столько времени, это его последние строчки о моем решении начать все заново. “Похоже, ты мечтаешь сбежать от обычной жизни, но жизнь в столице примерно через полгода тоже станет обычной. Если хочешь новых ощущений, то лучше податься в другую страну или же влезть во что-нибудь незаконное. Но даже это станет обыденным дня через три. Если правда хочешь сбежать — продолжай развиваться. И неважно, где твоя цель, выше или ниже тебя. Просто наслаждайся повседневной рутиной. Здесь всегда есть две возможные развязки. Всё закончится, и кто-то будет страдать или всё не закончится, и кто-то будет страдать. Значит конец — это всегда плохо, а вот начало — далеко не всегда! Всё рано или поздно кончается, жизнь кончается, но это не значит, что от неё нельзя получать удовольствие. Просто живи и пытайся не оборачиваться.” Я не скажу, что мне было легко - побитая и обиженная на весь мир 18-летняя девчонка стала злее, агрессивнее и не могла с этим ничего поделать, пока однажды, будучи пьяной и в хлам угашенной наркотическими веществами, она не пришла к мысли, что катится к самому дну пищевой цепи этой планеты. Она позволяет себе то, чего не должна была, ведь по ее мнению “нечего же что терять”. Но воспоминания из детства, где близкие, всеми силами пытались вытащить из подобного состояния, заставили очнуться от своеобразного транса и полностью изменить взгляды на свое существование. Начать встречаться с проблемами лицом к лицу и во время говорить плохому “нет”, либо позволять всему кубарем падать вниз, в самое сердце адского котла. Стоял выбор, от которого зависело многое - жить дальше или превратиться в очередное потерянное божье создание, которое по итогу раскается, но будет слишком поздно. В могиле же будет плевать на твои сожаления. Как и штуке, под названием “жизнь”, зависящей только и только от нас самих. И я приняла решение, которое привело меня сюда. Если быть точнее - в палату частной клиники, где я нахожусь под пристальным присмотром врачей, охуевающих от моего рвения остаться. Какова причина столь странного желания, спросите вы? Все свое сознание, я позволяла себе быть эгоистичной тварью, которая слишком сильно любила саму себя, пока не почувствовала, что в моей жизни есть человек, а точнее двое, которых я буду любить уже до конца своих дней, даже несмотря на возможные страдания. После шевеления во втором триместре своей беременности, меня охватила такая страсть и любовь к чуду, которое я носила под сердцем. И одновременно страх за то, что оно столкнется с трудностями, от чего мне не под силу защитить. Если раньше, мои взгляды на материнство были слишком скептичны, то теперь, я поняла маразм этих “ЯЖМАМОК”, который мог передаться и мне спустя несколько лет после рождения сына. Обследования на шестом месяце не прогнозировали ничего хорошего, так как опыт с веществами сказались на мне через столь долгое время. Доктора настаивали отказаться и насильно прервать развитие, но мне не позволяла совесть, пробудившаяся в тот момент. Я хотела, чтобы мой ребенок был жив, даже если бы это и стоило моей смерти. Такая реакция на их слова не сулили ничего хорошего, однако выбор был на стороне пациента, как бы не отговаривали подруги вместе с будущими бабушками. Я не могла себе этого позволить и настаивала на своем до самого конца. И теперь лежу, накаченная медикаментами, словно психбольная, требующая особого надзора со стороны специалистов. Мой повышенный пульс - это нормально. Моя бурная реакция после пробуждения - вполне адекватна. Так как мне нужно знать о том, что произошло за период моей отключки. -Тшшш, родная, ты его разбудишь, - тихо прошептала Роза, качая в руках маленький сверток, из которого высунулась маленькая ладошка, - Он так похож на своего отца, но глаза у него твои. Боковое зрение улавливает спящих Ирину с Лизой. Дыхание становится чаще и потребность забрать то, что принадлежит мне, становится интенсивнее с каждой секундой. Мама видит это невооруженным глазом и аккуратно передает своего внука, со словами “Придерживай за головку. Вооот так.”. И первое, что я вижу, как маленькое личико начинает тихо хныкать и зарывается в шею, успокаиваясь. Мое сердце было готово разорваться на миллион осколков от счастья и осознания, что мы оба здесь. Я и чудо, которое было сотворено случайными стараниями обоих не повзрослевших людей. Но сейчас, мне кажется, что все к этому и шло, это того и стоило, чтобы наконец-то ощутить покой. Никаких сожалений. Уже никаких. Мне не хотелось его отпускать, но приходили медсестры и приходилось отдавать, чтобы они могли его покормить на искусственном питании, так как он был все еще слаб. В третий раз, уже под вечер, когда каждая присутствующая здесь женщина смогла наградить ребенка очередной порцией любви, мне пришлось с ним расстаться, но только на ночь. -Уже в ожидании следующей встречи, - хриплый голос и легкий поцелуй в маленький лобик. -Янышева, да тебе материнство к лицу! - в палату заходит запыханный Гриша, с шикарным букетом цветов, - Когда там наша очередь, малыш? - чмокает фыркающую Лизавету в щеку и передает мне притащенные подарки, - Все остальное ждет в Москве, мы об этом позаботились. -И тебе привет, - приподнимаюсь, чтобы попасть в медвежьи объятия Ляхова, - Нормально долетел? -Пф, еще как, в хорошей компан… - и тут он захлопывает вершку, тем самым заставляя меня немного напрячься, так как Лихтина бьет его по затылку и злобно смотрит в его сторону. -Вот просила же, - шипит на него и сразу же переводит взгляд на меня, - Ты только не волнуйся, но он ждет снаружи. Я думаю, вам все таки стоит поговорить… Потерянный дар речи и ничего большего. Моя челюсть приоткрыта, а затем теряется на том моменте, когда в комнате появляется еще один человек, а все остальные быстро ретируются под различными предлогами. Когда в твоей жизни появляется кто-то особенный, ты чувствуешь внезапное стеснение в груди или неконтролируемый прилив грусти, когда по радио поют песню про любовь. А раньше ты по радио слышал только последние известия. Все это время с моего уезда, я не могла найти себе места, но считала, что поступила правильно. Но постоянный просмотр фотографий, видео и желание вернуться стали для меня своего рода мучением. Мы молчали. Никто не решался прервать его. В нем было намного больше слов, нежели в обычных разговорах ни о чем. -Я видел его, медсестра дала мне его подержать, - Артем берет за руку и нежно гладит подушечками пальцев, - Как назовем? -Пока не думала… не могла этого сделать без твоего мнения, - ком в горле и дрожь по телу, - Сам что думаешь? Грустная улыбка, за которую я его полюбила. Полуопущенные веки и взгляд, в котором проносится вся история его нелегкой жизни. Запах безопасности и уверенности, исходящие от него. Я знаю, что он лег в рехаб после моего перелета. Мне рассказали. Но я не знала, что же это могло значить, искала ответы и теперь до меня дошло. -Я думаю, что это новое начало, Лилз, - губы касаются холодных ладоней, - И я знаю, что люблю тебя настолько, что готов перешагнуть через себя. И точно так же люблю нашего сына. Это ли не счастье? -Оно самое.