Рождество в Австралии

Зашумела мельница и никто не стал ее перебивать. Мама сняла кастрюльку с загустевшим соусом с плиты.  — Я редко бывала дома и мало занималась вашим воспитанием. Здесь мне не может быть оправданий. Но если ты спросишь, жалею ли я об этом, то вероятно, я отвечу «нет». И только что объяснила, почему. Ничего нового. Но услышать это напрямую все равно оказалось болезненно. Я поискала глазами лопатку, чтобы смешать специи с мукой.  — Ваш отец воспитал вас обеих хорошими людьми. Умными, целеустремленными женщинами. За это я ему благодарна.  — И все же брак с ним считаешь ошибкой.  — Ни в коем случае. С высоты своих лет я многое вижу и понимаю. Альберт был замечательным мужем: мудрым, любящим, верным. Не думаю, что я нашла бы кого-нибудь лучше. Наш брак был обречен даже не потому, что я не любила его, — ведь многие люди женятся ради удобства, выгоды или бог знает по каким еще причинам и живут вполне счастливо — а потому что одной мне всегда было комфортнее.   — Ты по прежнему не назвала ни единой причины, почему не считаешь ваш брак ошибкой.  — Наши дети, Эмма. Две прекрасные дочери. Все в этой жизни взаимосвязано. Если бы не было тебя, Чарли не была бы такой, какая она сейчас. Судьбы Джека Слейдена и Билла Скарсгорда сложились бы иначе. Сердце Энди не было бы разбито…  — Откуда?..  — Не было бы маленького Билла — в будущем тоже чьего-то брата, друга, любовника, мужа, отца. Каждый из нас оставляет след во множестве жизней. Но даже если не брать всего этого в расчет, а ограничиться лишь тем, что вы с Чарли значите лично для меня — я ни о чем не жалею. Знаю, ты считаешь свою сестру моей любимицей, и на то есть основания. Но я люблю вас обеих и обеими горжусь. Такой страстной речи, пусть даже произнесенной ровным, непоколебимо спокойным тоном, я от Шарлотты никак не ожидала и подняла на нее округлившиеся глаза. Ее щеки чуть розовели, когда она наклонилась, чтобы поместить индейку в духовку. Все это требовалось осмыслить. Я оглядывалась в поисках цукатов целую минуту, сбитая с толку и дезориентированная.  — Вот, — не спрашивая и даже не глядя, Шарлотта подала мне миску с цукатами.  — Так почему ты ведешь себя с Чарли иначе, чем со мной? Что я делаю не так?  — Ох, Эмма. Оглянись назад. Ты чувствовала, что Чарли моя любимица, но знала, что Альберт больше любит тебя. Для него ты была символом нашей семьи, когда она была стабильна, а Чарли символом ее конца, потому что после ее рождения я наконец стала думать о собственных интересах. У тебя был хотя бы один родитель, который любил тебя преданно и безоговорочно, а Чарли — тотально недолюбленный ребенок. Я понимала это тогда и вижу как это сказывается на ней теперь. Поэтому стараюсь быть ласковее с ней, насколько могу, и все стараются. Ее легко любить: Чарли впитывает любовь и внимание как спонж, вне зависимости от кого они исходят. Поэтому у нее было так много парней, поэтому у нее сейчас так много друзей и поэтому ей необходимо, чтобы дома ее обожали. Чтобы ее обожали все. Даже — могу поспорить, ты заметила — твой муж. Мне жаль ее.  — Знаешь… Не хочется так думать, но порой мне кажется, будто с Биллом она…  — Флиртует? Эмма, мы все, включая Джека и самого Билла, это видим. Ты была рядом с маленькой Чарли в те моменты, когда она чувствовала, что у нее нет ни матери, ни отца. Старшая сестра. Она всегда тебя боготворила. И, к сожалению, обречена всегда тебе завидовать.  — Что? — не поверила я и уронила в смесь из муки и цукатов скорлупу от яйца вместе с ее содержимым. В детском саду Чарли была послушным пухлощеким ангелочком, в школе — самой красивой и популярной чирлидершей, университет она бросила, но и там, насколько мне известно, была на первых ролях. Тогда как я не выделялась абсолютно ничем и нигде.  — Попробуй взглянуть на свою жизнь ее глазами. Во-первых, как я уже сказала, ты была любимой папиной дочкой. Во-вторых, когда ее приятели могли в любой момент переметнуться к новой школьной звезде, у тебя была всего пара подруг, но подруг надежных, которые любили тебя вне зависимости от того, что попасть в сборную ты даже не пыталась. В-третьих, пока Чарли меняла парней, выжимая из них максимум восхищения, страсти и ревности, у тебя был один, стабильный, до тех пор, пока его семья не перебралась в Аделаиду. А затем у тебя появился Джек: тихий, скромный, малость занудный, но зато симпатичный и относился к тебе, как к королеве. Это было именно то, чего Чарли хотела для себя. К тому же, если бы ей удалось увести его, влюбить в себя под носом у сестры, это означало бы, что хоть в чем-то она все-таки лучше тебя. Я думала, что самые неудобные вопросы мы с Шарлоттой уже обсудили, но этот превзошел все мои ожидания. Мне стало так стыдно, жалко и жарко одновременно, что на пылающем лице выступила испарина, и я не могла ее утереть, поскольку уже запустила руки в тесто. Отвернувшись, я попробовала сделать это хотя бы плечом. Почему Чарли не поделилась со мной? Почему даже виду не подала, что ей больно, обидно, горько и одиноко? Я ведь всегда была здесь, я могла попробовать заполнить пустоту… Господи, как я была слепа. И как дико и страшно, что даже Шарлотта, которая заглядывала домой пару раз в месяц, понимала ее, а я нет.  — Спасибо, мама.  — За что?  — За то, что внимательна к ней. И за то, что рассказала. Теперь я знаю, как себя вести. Шмыгнув носом, я ненадолго прикрыла глаза, а когда открыла, они уже не были затянуты поволокой слез. Мне стало намного легче дышать.  — Я так понимаю, Билл меня сдал, — заявила Шарлотта без обиняков. — Так что и мне сдать его теперь незазорно. В обмен на то, что он подтолкнет тебя к этому разговору, я пообещала оказать ему услугу: попробовать внушить тебе, что с каждым прибавлением в семье его любовь к тебе будет расти в геометрической прогрессии. Мол, ничто не сделает его счастливее, чем ночные бдения и грязные подгузники. И ничто не доказывает любовь женщины к мужчине так, как желание иметь от него детей.  — Ну, внуши, — мои губы дрогнули в улыбке.  — Скажи, он в самом деле так наивен, что полагает, будто зачатие зависит от твоего желания?  — Конечно нет. Билл куда наблюдательнее, чем мне хотелось бы. Он коршуном смотрит на любую таблетку, которую я глотаю: думает, я тайком предохраняюсь. Но все никак не может поймать с поличным.  — Никогда не видела, чтобы мужчина настолько хотел детей.  — Ты же знаешь, в какой семье он вырос. Ему нужно, чтобы дома постоянно было людно и шумно — только тогда он чувствует себя комфортно. К тому же он действительно любит детей и умеет с ними ладить… Нужно накрыть форму фольгой, лучше поплотнее и в два слоя.  — Но если Билл искренне верит, что ты ко мне прислушаешься, я все же попробую дать тебе совет. Возможно, мой жизненный опыт поможет тебе избежать ошибок.  — Попробуй, — насторожилась я.  — Я не согласна с Биллом. Да, дети, рожденные в крепком браке — это прекрасно, но они не основа семьи. Основа семьи — как раз брак и есть. Мужчина и женщина. Сколько бы детей у вас ни было и как бы вы их ни любили, они вырастут, разлетятся кто куда и будут навещать вас по праздникам. Не забывай об этом, когда ущемляешь себя или мужа в стремлении подарить ребенку всю свою любовь. Люби себя, ведь твоим детям нужна счастливая мама. Люби мужа, потому что он тот, кто останется с тобой до конца, если вам удастся сберечь этот союз. Не младший Билл — главный человек в твоей жизни, а старший. В окно постучали и мы одновременно оглянулись. По ту сторону стекла Билл, легок на помине, как раз вынес из гаража елку. Удерживая ствол здоровущего дерева на своем плече одной рукой, другой он указал на закрытую входную дверь. И даже с огромным снопом зеленых колючек за спиной он выглядел потрясающе.  — Прямо кадр из рождественского порно, — отметила Шарлотта задумчиво.  — Мама! — удивленная, впечатленная и польщенная, я залилась краской.

***

Билл-младший вернулся от кенгуру невредимый и страшно довольный. Бог знает, откуда в нем берется столько энергии и почему ее никогда не убавляется. У меня аж от сердца отлегло, когда увидела, как он бежит к дому.  — Тетя Чарли подарила мне приставку! — восторженно крикнул мальчик с самого порога.  — Кенгуру нам не продали, — громко объяснила Чарли, топая по лужайке в обнимку с животом. — Честно говоря, не думала, что отпрыска семьи Скарсгорд будет так легко впечатлить, — добавила она уже заговорчески, так, чтобы услышала только я.  — Ты имеешь в виду — купить? — подмигнула я ей. — Мы его не балуем. Билл хочет, чтобы он понимал, что деньги с неба не падают, и дорогие игрушки нужно зарабатывать.  — Ууу, вижу, поиграть вдоволь парнишке все равно не дадут.  — Почему? Дадут, если он будет помогать по дому и перестанет лениться читать и писать. Спасибо, Чарли. Смотри, как он счастлив! Елку украшали все вместе, и бьюсь об заклад, это была самая неловкая и бесконечная сцена, которую видела гостиная. Джек, и без того всегда молчаливый, сделался полупрозрачным. Ни на кого, даже на Чарли, он не смотрел, и единственный ни разу не задел никого локтем. В связи с этим я обратила на Билла испытующий взгляд, который тот выдержал играючи: пожал плечами и покачал головой — понятия, мол, не имею. Привычным жестом, никого не стесняясь, он притянул меня к себе спиной и смачно поцеловал в шею. Шарлотта многозначительно изогнула бровь, обратив на это внимание, а я поджала губы, чтобы не прыснуть со смеху, припомнив их сделку. Чарли, показательно ткнувшаяся подбородком в мужнино плечо, поглядывала на нас недоверчиво и излучала подозрительность, будто ощетинившийся ежик. Джек рассеянно провел рукой по ее волосам и чмокнул в висок, но тут же снова напряженно уставился куда-то сквозь елку. К счастью, атмосферу разрядил маленький Билл: оставив попытки дотянуться до желаемой ветки, он с залихватским «Эх!» прыгнул прямо на нее, и под всеобщий испуганный возглас, дерево эффектно накренилось.  — Как все прошло с Шарлоттой? — не выдержал муж, когда мы поднимались наверх. Маленький Билл, взъерошенный и малость исцарапанный еловыми ветвями, сидел у него на закорках. Стоило отцу понизить голос, уши младшенького автоматически навострялись. — Все хорошо. Думаю, мы с ней нашли общий язык.  — В самом деле?  — Почему ты так удивлен? — вскинулась я игриво. Настроение было отличное и улыбка больше не желала сходить с лица. — Ты же сам этого хотел!  — То есть, вы поговорили по душам? Как мать и дочь? — не сдавался Билл. — И что, она делилась с тобой житейской мудростью?  — Ради бога! — сдерживать хохот становилось все сложнее. — Она научила меня секретному рецепту соуса для индейки! Все в порядке, Билл, все действительно хорошо. Я рада, что мы поговорили. И благодарна, что ты меня надоумил. Потянувшись, я чмокнула обоих Биллов — маленького любопытного и большого беспалевного — в одинаковые носы.

***

Муж, изгнанный переодеваться в комнату сына, особо не возражал. Сказал, что если останется со мной наедине, пока я прихорашиваюсь, его терпению придет конец и на праздничном ужине мы не появимся. Так что исполнению первой части моего плана — я намеревалась выглядеть максимально соблазнительно и дерзко этим вечером — ничто не помешало. Местная жара позволила мне облачиться в по-настоящему смелое платье, а над макияжем я колдовала с особенным смаком — гример я или нет? Единственное, что не получилось, так это дополнить образ каблуками, которые на мне обожает Билл. Мамин заботливо политый газон превратился бы в решето, а сами каблуки — в две глыбы грязи. Накануне поездки, когда я продумывала все это — волновалась, как вообще появлюсь перед родственниками в таком виде. Потому что образ планировался нешуточно вызывающим и абсолютно непривычным для меня: тщательно растрепанные волосы, кричащая помада, весьма скудное количество ткани на теле. Здесь, в Австралии, таких оторв было по две-три на каждой вечеринке, но то были оторвы, а я — Эмма Скарсгорд, жена знаменитого мужа и мать пятилетнего ребенка. Я вполне могла подвергнуться осуждению Шарлотты, а реакцию Чарли и Джека и вовсе не взялась бы предсказать. Однако теперь, потолковав с мамой, я была уверена, что уж она-то поймет. Облегчение кружило голову, словно пузырьки шампанского, я чувствовала себя гораздо увереннее, чем утром. Могу я позволить себе капельку эгоизма теперь, если всю жизнь беспокоилась о том, что подумают близкие? Ощущая на себе их взгляды, я все еще краснела, но лишь от удовольствия и осознания собственной привлекательности. Отвалившаяся челюсть Чарли и побелевшее лицо Джека порадовали особенно. Что до виновника моей скромной революции, Билла Скарсгорда—старшего, то на него опасно было даже смотреть. Поэтому, широко улыбаясь всем и никому конкретно, я промаршировала прямиком в кухню, к Шарлотте, дабы помочь вынести съестное во двор и там сервировать стол.  — Мама, — позвал младший, дергая меня за пальцы, и я наклонилась к нему. По случаю этого наклона, с мужем, как раз занявшим свое место за столом, едва не случился припадок. Так уж вышло, что я оказалась к нему тылом, и очень даже физически осязала его взгляд на своих филейках. Мне чудилось, будто я слышу, как он дышит, готовый сорваться и уволочь меня отсюда.   — Да, милый?  — Я хочу подарить тебе кое-что.  — Прямо сейчас? Но еще ведь не Рождество!  — Ничего. Папа говорит, женщины любят сюрпризы. Растроганная, я последовала за сыном, цепляясь за маленькую ладошку. На пороге гостиной он повернулся ко мне и достал из кармана коробок, склеенный из цветного картона.  — Вот, — протянул его мальчик. — Веселого Рождества!  — Спасибо, котик. Можно открыть?  — Да, — согласился он нарочито небрежно. — Только не плачь, папа сказал, что ты будешь плакать. В коробке, поверх аккуратно напиханной ваты, прикрытой бархатной тряпочкой, лежало сердечко из тонкой медной проволоки, свитой в жгутик явно вручную.  — Ох…  — Ну мам, — возмутился сын, и закатив глаза, раскрыл объятия. — Не плачь. Хочешь, я тебя рассмешу?  — Давай, — позволила я дрожащим голосом, обнимая его крепко и поглаживая по спине.  — Тетя Чарли верит в Санта Клауса. Мы видели одного в торговом центре, и она все хотела, чтобы я попросил у него что-нибудь. Втянув губы, я моргнула полными слез глазами.  — Но ты ведь не сказал ей, что Санта Клауса не существует?  — Конечно нет! — отозвался Билл так, будто я сморозила какую-то чушь. — Женщинам нельзя такое рассказывать.  — Почему? Это тебе тоже папа сказал?  — Потому что внутри вы всегда слишком маленькие, чтобы перестать верить в сказки.  — Я люблю тебя, сынок. Очень-очень.