Прах к праху

Было холодно. Долгое — бесконечно долгое — время это было единственной сознательной мыслю, единственной осознанной идеей вяло пульсирующей в голове. Да, было холодно… но холод не особо беспокоил её. Так и должно быть? Наверное. Вокруг было темно и ничего не было видно. Ночь? Или ей просто нужно открыть глаза? Кто бы знал. Охватившая её апатия не проходила ещё долго. Сколько именно? Она не знала. У неё не было чувства времени. Была слабость, пустота и странное равнодушие, не позволяющее ей вырваться из сверхъестественной дрёмы. Какая-то её часть, погребённая глубоко внутри вялого сознания, понимала, что это плохо, что надо что-то делать, что нужно заставить себя проснуться, нужно… вспомнить. Но у неё не было воли на это. Ей просто было всё равно. Ей не хотелось думать, не хотелось чувствовать, не хотелось помнить. …Помнить? Помнить что? Она… Кто… она? Капля дождя упала ей на лицо. Одна, вторая, третья. Имя. Ей нужно имя. Как её зовут? Имена ведь важны, не так ли? Так почему же она не может вспомнить своё?.. Почему… так важно?.. — Ааааа!!! Крик разорвал тишину, напильником резанул по едва тлеющим чувствам. Её глаза распахнулись навстречу слабому свету тонущего за мрачным горизонтом солнца. В нос ударил сонм запахов: влажной травы, дыма и… чего-то ещё. Чего-то далёкого, но такого, такого манящего. Из её груди вырвался сдавленный и до странного голодный хрип. И ещё, где-то глубоко, в самых недрах памяти… Спаси… их… Голос, далёкий, словно отголосок давно позабытых воспоминаний. Она поднялась. Не с первой попытки, но ей всё же удалось заставить себя встать, чтобы тут же едва не рухнуть обратно в пыль, едва успев прислониться к нагретой дневным солнцем кирпичной стене рядом. Ноги не слушали её. Дыхание было хриплым, неровным, судорожным. Мир перед глазами плыл и рябил, отказываясь оставаться на месте и, кружась, ещё больше дезориентировал её. Единственной четкой константой был запах. Резкий и бодрящий, он звал к себе под аккомпанемент бешено, будто в нетерпении, колотящегося сердца. Она с трудом сглотнула несуществующую слюну, едва не уколов при этом язык о внезапно проступившие клыки. Осторожный шаг. Ещё один. Оперившись рукой о стену, она неуверенно, но целеустремлённо перебирала ногами, понемногу несущими её к вожделенной цели — чем бы та ни была. Крик, разбудивший её, повторился. Нет, они ведь никогда и не замолкали, верно? Крики. Вопли. Смех и улюлюканье… Выстрелы, лязг стали и треск разрываемой плоти. Безумный, бесконечный и бессмысленный круговорот самопожирающего насилия, причины и последствия которого она не могла вспомнить. Только смерть и кровь. Снова и снова, опять и опять, раз за разом. Осколки вдребезги разбитого прошлого мелькали перед её взором, полностью затмив своим калейдоскопом настоящее, пока она не упала, споткнувшись обо что-то, и не почувствовала, как её скрытая перчаткой ладонь прикоснулась к чему-то влажному и липкому, и столь восхитительно пахнущему. Прежде, чем она успела понять, что же происходит, её язык уже припал к шероховатой поверхности перчатки, жадно слизывая алую жидкость с завораживающим металлическим привкусом. Её сердце было готово вырваться из груди. Кровь стучала в ушах и давила на виски, а горло свело судорогой, затрудняя дыхание и заставляя голову кружиться сильнее прежнего. Это было… так неправильно, но и так великолепно. И, когда бархатная жидкость на её руках закончилась, она прильнула губами к её источнику и пила глоток за глотком, с каждой секундой ведомая отчего-то только усиливающейся жаждой. Сколько прошло времени? Что заставило её остановиться? Она и сама не знала, но в какой-то момент сквозь безумие жажды проступило понимание — хватит. Потому что ещё немного, и она уже будет просто не в состоянии прекратить. Гиперстимуляция БОР-паразита ведёт к припадкам неистовства и необратимым изменениям в организме Ревенанта. Её взор немного прояснился и она смогла, наконец, ясным взглядом посмотреть под себя, на источник своего пиршества. На мокрой от льющегося с небес дождя земле лежала девочка. Совсем ещё ребёнок, не старше тринадцати-пятнадцати лет, она широко распахнутыми, остекленевшими глазами слепо смотрела на неё, а на её бледном личике навсегда застыла гримаса смертной боли. И… кровь. Для столь небольшого тела вокруг было просто ужасно много крови, на рубахе и шортах, на коже и на земле — кровь смешивалась с водой и стекала из многочисленных ран вниз, на тёмно-алую, блестящую от влаги траву. — Угх! Она вздрогнула от ужаса и отвращения, а желудок вдруг скрутил резкий спазм. Но даже так… даже так, как бы ей в этот миг не хотелось поддаться рвотному рефлексу, он просто не работал: её желудок сводило судорогой, но тело, словно обладая своей собственной волей, упрямо отказывалось исторгать из себя свою столь вожделенную добычу. Даже в своём нынешнем состоянии она понимала, что только что совершила нечто запретное, переступила черту, которую не следовало переступать. И поэтому ей было плохо. Ей было плохо от того, как хорошо она сейчас себя чувствовала. Внезапно рядом раздался шум шагов, а затем резкий выдох. — Что за?! Она подняла взгляд от тела, рефлекторно вытирая рукавом плаща губы и подбородок от крови. Перед ней был мужчина, худой, невысокий и давно не бритый, одетый в неоднократно штопанную кожаную куртку и старые, потёртые штаны. Ненадёжного вида самодельный меч был его единственным оружием. Секунду или две его широко распахнутые глаза смотрели прямо на неё, а она рассеянно смотрела в ответ. — Эй, ну что там с девчонкой? Она не должна была убежать далеко. Второй мужчина, вышедший из-за угла кирпичного здания, был под стать первому, разве что в руках держал ружьё, некогда наверняка имевшее достаточно внушительный вид, а теперь, после многочисленных кустарных модификаций, напоминающее не поддающийся описанию гибрид огнестрельного и холодного оружия. Первый хмуро кивнул перед собой. — Фавн? — Скривился второй, таращась на её клыки. — Всегда знал, что они все те ещё уродцы, но чтобы так? — А тебе повезло, — вдруг заявил тот, что с мечом. — Скажем если что, мол, это не ты психанул и пальнул, а это она её прикончила. — Не всё ли равно? — Пожал плечами его собеседник. — Скоро тут всё равно Гримм кишмя кишеть будет. Без Охотника люди станут им лёгкой добычей. Чуть раньше, чуть позже — какая разница? — Гримм? Люди?.. — Она не сразу осознала, что этот тихий, невнятный голос принадлежал ей самой. Слишком чуждо, слишком непривычно для уха он звучал. Вы ведь видели их! Мир снаружи полон чудовищ, уничтожающих всё на своём пути! Человек — вдруг потрясённо поняла она. Девочка была человеком. Вот почему её кровь так подействовала на неё. И она была мертва. Окончательно и непоправимо. Отчего-то последняя мысль показалась её странной. Неправильной. Так… не должно было быть. Этого не должно было случиться. Потому что в отличие от тварей вроде неё, люди умирают, если их убить. — Она… мертва? — Ага, — оскалился мужчина. — Мертвее мертвого. Но, эй, тебе не о ней нужно думать, чудила. Серьёзно, это что, фишка такая — лакать кровь у покойника? Ты фавн-летучая мышь или ещё что-то в этом духе? — Летучие мыши не пьют человеческой крови — это миф. — Ой, да заткнись ты. Я просто прикалываюсь. Ясно же, что девчонка не в себе. А жаль, вроде даже симпатичная. Если умыть. — Только не начинай. — Да я просто так, к слову… хм? Она с трудом поднялась на ноги. Слабость по большему счёту отступила и её место заняло странное чувство нереальности происходящего. Спаси… их… — Это вы сделали? — Уже твёрдо спросила она. Мужчины переглянулись. — Почему? Вы ведь… тоже люди, да? Такие же, как она. Так почему?.. Неправильно. Неправильно, неправильно, неправильнонеправильнонеправильно! Она сама не знала, почему вид мертвого тела вызывал у неё столь острые чувства. Словно это некая отвратительная ересь. Словно это… её личная ошибка, провал на неком фундаментальном уровне. — Знаешь, мне на неё даже как-то жалко смотреть. Давай, кончай уже её, — сказал тот, что с ружьём. Второй медленно кивнул и сделал шаг к ней, поудобнее перехватив в руке своё оружие. Она поняла, что ей совсем не страшно. Было ли дело в том, что она ещё не до конца пришла в себя, или же в чём-то ещё, но мужчина не пробудил в ней ощущения опасности. Его движения были медленными и предсказуемыми, а его оружие — коротким и узким. Таким будет трудно нанести её телу урон достаточный для того, чтобы спровоцировать рассеивание… что бы это всплывшее в памяти слово не значило. — Ну, звиняй, подруга. Как говорит босс — выживают только сильные. Колющий удар был нацелен ей в живот и был настолько неторопливым, даже ленивым, что пару растянувшихся в её восприятии мгновений она неподвижно наблюдала за тем, как напрягаются мускулы на оголённой до плеча руке её пока ещё несостоявшегося убийцы, как растягиваются в кривой усмешке губы, как меч медленно, но постепенно всё же набирая скорость приближается к закрывающему тело плащу — Кровавой Вуали. Её тело отреагировало само, совершенно без участия сознания, как делало сотни и тысячи раз до этого. Полушаг в сторону и… Повинуясь даже не волевому усилию, но лишь неуловимой тени намерения, Кровавая Вуаль на её руке оказалась подернута тёмной дымкой вплетённого в ткань Ихора, нити которого сплетались и переплетались друг с другом, образовав жуткий, гротескный коготь, который спустя долю секунды пронзил тело атаковавшего её человека, почти разорвав его торс на две части. Иссушающий механизм немедленно начал перекачивать почерпнутую им из тела жертва кровь Вуали, а та — своему носителю, словно один жуткий симбиотический организм. Дурманящая, сладкая кровь… такая манящая, но, в то же время, такая пустая, лишенная того, что наделило бы смыслом акт её поглощения сверх необходимого БОРу минимума. Усилием воли она сбросила с себя попробовавшие было вновь сковать её оковы сверхъестественной жажды. Её перчатка снова стала просто кожаной — вернее, имитирующей кожу — перчаткой. Выпотрошенное тело грудой кровавых ошметков и разорванных внутренностей рухнуло на траву. Следующие несколько секунд она и оставшийся мужчина слепо пялились на дело её рук. — Я!.. …Не хотела — это она собиралась сказать? Чушь. Слишком привычным вышло это движение, слишком знакомым было чувство пронзаемой плоти и донесшийся до неё слабый хрип жертвы. В горле встал кислый комок с противным металлическим привкусом. Так и не промолвив ни слова, побледневший мужчина развернулся и бросился бежать, оставив шокированную девушку одну рассеяно стоять в окружении уже двух трупов. Откуда-то из глубин поселения раздался крик, похожий на тот, который и привел её в это место. Пронзительный, но короткий крик прервался так же внезапно как и возник, но он сделал главное — позволил ей наконец собраться с мыслями. Кто она? Где она? Что именно здесь происходит? Всё это не важно. Важно лишь то, что в этом месте ещё остался кто-то кому она может помочь. Люди, которых она ещё может спасти — вот что было важно. Она не помнила почему, но это было очень, невероятно важно. Ей нужно оружие — поняла она, и тут же протянула руку, ладонью сжимая ружейное ложе, которого ещё не существовало. Секунда - и туманная дымка уже формировала такой знакомый, привычный образ массивного ружья, практически с неё саму длинной. Это было тяжелое оружие с полуметровым штыком и расположенным над спусковым механизмом Генератором Даров, преобразовывающим Ихор в разрушительную энергию выстрела, по своему деструктивному потенциалу намного превосходящую большинство видов Праха. У этого ружья-байонета не было своего собственного имени, как не было его и у тысяч ему подобных, запущенных агонизирующей республикой Вейн в массовое производство в час своего последнего кризиса… И всё же оружие уверено легло ей в руку — верное и надежное, сейчас, как и много-много лет назад. Она нажала на спуск и с лёгким гулом ружье исторгло из себя смертоносный сгусток, нагнавший и сваливший замертво не успевшего скрыться за поворотом беглеца. Ещё один мертвый человек. На сей раз убитый ею с полным осознанием тяжести и окончательности совершаемого деяния. Она обдумает это позже, а пока... Пока ещё есть кое-что, что она должна сделать.