Alea jacta est, господа!

Извиняюсь за долгое продолжение. Уезжала, а до этого готовилась к отъезду и была постоянно занята. Следующая глава, скорее всего, будет гораздо больше. Когда Аннет вошла в кабинет музыки, солнце уже давно вышло из-за горизонта, а его яркие лучи вовсю норовили пролезть сквозь неплотно задернутые шторы. В центре стоял знакомый рояль, поблескивая полированными, сияющими белизной боками. Этот инструмент был подарен отцом еще в детстве, на пятый год ее жизни; с ним же были связаны многие теплые и смешные воспоминания, пропитанные легкой грустью по тому наполненному беззаботной радостью времени. Так, например, когда на Рождественском благотворительном вечере в честь открытия уникального парка в замке собралась уйма ребятишек с окрестных деревень, был накрыт грандиозный стол со специальным детским меню, включавшим в себя самые разнообразные сладости, фрукты и шоколад. В то прекрасное время считалось очень популярным организовывать такие праздники для детей; это признавалось как акт милосердия, поэтому устраивалось в обязательном порядке каждое Рождество (как было бы здорово продлить ту замечательную традицию!) Маленькая герцогиня, конечно, взяла на себя обязанность показать оробевшим гостям некоторые особо примечательные комнаты Грингрейс, а также, поскольку очень любила всякие проказы, немного напугать их. Ее выходка с костюмированным шоу, в которую она также вовлекла и своих высокородных друзей, закончилась не слишком-то удачно, а один семилетний мальчуган в страхе даже умудрился залезть под крышку небезызвестного нам рояля, тем самым повредив нежные струны и убедив Аннет больше не прибегать к таким крайним мерам. Что ж, зато было весело! Если вспомнить, первый рояль был изобретен не так давно, лет пятнадцать назад, гениальным мастером Александером Даутом, сделавшим настоящий прорыв в мире музыки, и с тех пор рояль стал использоваться повсеместно во всех благородных домах, заменив собой вмиг устаревшие клавесины и клавикорды. Инструмент девушка любила очень трепетно, настолько же сильно, насколько не любила свою преподавательницу, мадам Бугон, которая сейчас сидела перед ней, постукивая коротеньким пальцем по толстой нотной тетради. - Вы опоздали, милая, - заботливо, с нотками строгости заявила она такую очевидную вещь, как будто девушка и сама не знала, что опоздала на урок. - Раз уж Вы пришли, пожалуйста, присаживайтесь. Нам очень многое нужно отработать. Боже, столько работы! А мы ведь еще и заключительную часть нашей сонаты не разучили как следует! Что же будет на балу, ведь, Вы знаете, Аннет, что сыграете там для многих досточтимых господ и должны стать украшением вечера! Старушка говорила с той самоотверженной решимостью, с которой обычно полководцы призывают свои войска совершить невероятный подвиг, позже вносимый вездесущими летописцами в хроники давно ушедших дней. Девушка, конечно, знала о стремлении своего учителя не ударить в грязь лицом, а показать свою ученицу в как можно более выгодном свете, но, силы небесные, как же ее раздражал этот приторный голос и весь внешний вид мадам Бугон! По каким-то непонятным причинам эта добродушная пожилая дама вызывала в ней странное чувство отторжения, поэтому обычно герцогиня старалась либо молча исполнять ее указания, либо попросту игнорировать, что в последнее время случалось много чаще. Аннет прекрасно понимала, как нехорошо это выглядит со стороны, однако ничего не могла с собой поделать. Наверняка у каждого человека найдутся такие нервирующие объекты, вызывающие противоречивые эмоции, которых, в принципе, есть за что уважать, а, с другой стороны, досады они вызывают гораздо больше. Да еще и действовало на нервы то обстоятельство, что Горгос, стоило им войти в кабинет, то и дело недобро усмехался, медленно переводя взгляд с мадам Бугон на саму девушку и обратно. Видимо, вспомнил, поганец, тот случай в библиотеке. Что он там говорил? Может читать в сердцах людей все плохое и эгоистичное? Поэтому первым, что он узрел в ее душе, стал лик доброй старушки-одуванчика. Замечательно. - Начнем с этюда, милая, - прощебетала преподавательница, вставая у окна и раздвигая пошире шторы. - Сначала нужно дать суставам немного разогрева, правда? Герцогиня Авалос послушно открыла нотную тетрадь, однако взор постоянно притягивал манящий вид из окна, и девушка просто позволила пальцам порхать по клавишам самостоятельно, создавая легкую трель незамысловатой мелодии. Любимые занятия музыки являлись одной из немногочисленных отдушин, что помогали идти вперед, радоваться каждому дню, вдыхая вместе с игрой свежие и душистые запахи трав, знойного воздуха, прогретых на солнце деревянных досок; эти звуки сотворяли настоящее волшебство, оживляя рутинные дни, привнося в них новые, совершенно невообразимые краски. Девушка никогда об этом не говорила, но втайне хотела бы всю свою жизнь посвятить музыке, а однажды, может, даже создать свою собственную музыкальную труппу, которая разъезжала бы по всему королевству, давая грандиозные концерты. Очередная неосуществимая мечта. Глупая - да. Наивная - да. Желанная? Да. Представляя свою дальнейшую судьбу, Аннет долго думала, можно ли было бы как-нибудь избежать уготованной ей участи. Род Авалос, не имеющий ни одного наследника мужского пола, несомненно нуждался в выгодной партии для своей старшей дочери. Получается, стать женой любимого человека никак не получится... Тоска вновь завладела ей, стоило девушке вообразить своего будущего супруга. Скорее всего, им будет какой-нибудь равнодушный, но богатый тиран, а бывшей Авалос придется всю жизнь безвылазно просидеть в замке, занимаясь только шитьем и ублажением своего горячо нелюбимого мужа. Возможно, он будет даже страшным похотливым старикашкой, не придумавшим ничего лучше женитьбы на молодой девице, дабы весело провести старость. Сколько уже таких случаев было! Следующие два часа пролетели незаметно, будто покрытые шелухой, мусором, да вообще всем тем, от чего следует избавляться за его ненадобностью. Изредка девушке все же приходилось выныривать из своих раздумий, прерываемых просьбой отработать ту или иную часть, играть выразительнее, тише или медленнее, делая это скорее заученно, автоматически, но успевая услышать тихие смешки или заметить задумчивый взгляд Горгоса. Он то начинал скучать, скользя беспристрастным взглядом по каждой ломаной линии комнаты, то откровенно забавлялся, слушая очередную нелепую фразу, сорвавшуюся с губ смешной старушки. Он вообще непонятным был, демон этот. Возраст неизвестен, цели не ясны... Порой терпеливый, сдержанный, порой любит покомандовать, а иногда и съязвить. Аннет казалось, словно она знает многие черты его характера, саму его сущность, совершенно не будучи знакомой с его историей и миром, в котором он жил. Однако стоило признать: ощущение того, что за тобой будут наблюдать двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, в любой точке мира, напрягало. Она только надеялась, что он не додумается идти с ней в отхожее место... Что-то ей подсказывало (и это радовало!), что на такое его гордая натура не согласится, даже если устроить ему обед Делюкс из тысячи невиннейших детских душ королевства. Впрочем, разъяренные мамаши потенциальных жертв, тоже. Прямолинеен и хитер, молод и стар одновременно, Горгос являл собой вид важной персоны, взявшей долгосрочный перерыв в работе. Может, и правда у них там, в Аду, своя бюрократическая система есть, а он - ее сильное звено? На данный момент она может строить только бессмысленные догадки... Пока. - На сегодня достаточно, - напомнил о себе голос, донесшийся, казалось бы, откуда-то издалека. Аннет молча кивнула и даже выдавила из себя некое подобие улыбки, избегая встречаться взглядом с одним из лучших преподавателей музыки в королевстве. - Постойте, дорогая, - снова окликнули ее. Взгляд старушки отчетливо выражал беспокойство, неуверенность, а всегда смешливые складки у рта сейчас тревожно опустились вниз: не к добру. Она еще долго молчала, пока недоуменная герцогиня не позвала ее по имени, запутавшись в происходящей действительности. Мадам Бугон не уверена в чем-то? Мадам Бугон мнется, словно нашкодивший ребенок? В конце-то концов, мадам Бугон делает такое серьезное лицо! Сумасшедший, абсолютно сумасшедший день... Пожилая женщина подошла к застывшей каменным изваянием девушке и мягко похлопала ту по плечам, а затем, почему-то расчувствовавшись, приобняла. - Пообещайте мне, Аннет, что не бросите играть, - тихонько произнесла старушка. В глазах ее стояли слезы. - Как бы тяжело ни было, что бы ни случилось, пожалуйста, не зарывай в землю свой талант, не губи годы тренировок... Аннет от неожиданности и смущения потеряла дар речи, однако же, немного опомнившись, неловко погладила женщину по голове, при этом промямлив, что у нее и в мыслях не было бросать музыку и что она не совсем понимает причины такой странной просьбы. Никогда на ее памяти учитель не позволяла себе обращаться с кем бы то ни было так фамильярно, за исключением, конечно, столь свойственной речи бургундцев сладковатой жеманности, которую Авалос, будучи воспитанной в другой среде, не понимала и не одобряла совсем. Тем не менее, когда мадам Бугон снова посмотрела на нее своими блестящими от слез глазами, Аннет почувствовала себя чересчур жестокой и несправедливой по отношению к даме, обучавшей ее всем тонкостям мира музыки с самого детства. Возможно, горьковатый привкус вины, ощущаемый сейчас с такой ясностью, а до того запрятанный в самые глубинные закрома души, - всего лишь защитный механизм, призванный остро реагировать на чужие слезы? Ведь сама девушка, как бы сильны ни были ее переживания, предпочитала держать свои эмоции при себе, вдали от глаз посторонних. Нет, она не была бесчувственной скотиной, как могло показаться на первый взгляд, однако для себя уяснила прочно: никто не поймет и не пожалеет тебя лучше себя самого, а если и постарается - кому какое дело до почти смехотворных терзаний изнеженной богатой аристократки, все проблемы которой сводятся к тому, какое платье лучше надеть и что отведать на ужин. Уж точно не занятые другими, более насущными делами матушка с отцом, которых девушка совсем не попрекала; сказать такое слугам - на это нужна смелость: виду не подадут, но точить злые языки за спиной будут. Особенно ощущалось это в суровых реалиях дворцовой жизни. - Постарайся, девочка моя, - все твердила мадам Бугон, шевеля сухими губами, в то время как руки ее на плечах Аннет дрожали и буквально ходили ходуном. В конце концов, она медленно ослабила хватку и отстранилась, все еще смотря на девушку с непонятным выражением то ли сомнения, то ли вины. Выглядело все так, будто она силится сказать что-то еще, отчаянно пытаясь передать это глазами, но не может. Аннет, выдержав на себе долгий взгляд, попятилась к двери, при этом почему-то не прерывая зрительный контакт. Ей казалось, что она почти поняла что-то, почти ухватила ускользающую правду за хвост, но та упорно не желала даваться ей в руки. - До свидания, - почему-то охрипшим голосом прошептала девушка, просто потому, что не любила долгих слов при расставании, а еще потому, что отчаянно не хотела говорить высокопарного "прощайте". Это отдавало дешевым фарсом - в такой момент не хотелось кривить душой. Пожилая женщина как будто и не услышала ее слов, поспешно отвернувшись к окну, где все еще беззаботно сияло солнце, выглядывая из-за тонких полосок перистых облаков. Почему мадам Бугон уходит? Куда? Увидятся ли они снова? И что, черт побери, это был за взгляд! Горгос незаметно вышел следом, тихонько бряцая тяжелыми доспехами, а все его лицо выражало крайнюю степень отвращения. - Что-то случилось? - резко спросила Аннет, разглядывая его вмиг разгладившиеся морщинки на лбу. Демон не ответил; вместо этого он равнодушно прошел мимо нее, куда-то вглубь длинного коридора, уводящего сразу в множество направлений, так что сразу сказать, куда именно он идет, было невозможно. - Вы куда? - решила все же выведать у него девушка. Слова потонули в потоке безразличия: Горгос даже не обернулся. Ну и ладно. В конце концов, он не говорил, что будет следовать за ней по пятам. Особенно, пока контракт не подписан. Думать так было легко и приятно, но в груди что-то тревожно кольнуло. В том направлении как раз находилась лестница, ведущая на первый этаж, к библиотеке. А ну как он смыться захотел обратно в свою дыру? Звучало это, как минимум, нелепо, да и с чего бы ему так внезапно менять свое решение? К тому же, она не знает, как он может вернуться к себе, да и может ли. Скорее всего, стоит ему только пожелать (к примеру, щелкнуть пальцами), как он тут же окажется дома. С другой стороны, что может она, семнадцатилетняя девчонка, дать ему взамен его услуг, ведь его-то уж точно не волнуют людские богатства и любые другие вещи. Ох, как же ей все это надоело! Да пускай катится на все четыре стороны, коль так желает! Не хватало еще забивать ей голову пустыми мыслями. Все же, правду говорят, что женщины склонны сильно преувеличивать и слишком много думать по пустякам. *** Кап. Кап. Кап. Это стучало Его несуществующее сердце? Кап. Кап. Или страх, бьющийся о стенки сознания? Кап. Отголоски воспоминаний... Живо, яркими картинками проносились перед Ним образы людей и нелюдей, хотя сказать, кто кем являлся, сейчас не представлялось возможным. Его охватывали странные чувства, древние, как сам мир, зародившиеся вместе с Ним и по Его же велению. Превосходство и жгучая ярость глодали Его изнутри. А все жалкий дневник и жалкие люди... - Добро пожаловать, сир. Жребий брошен. Слышишь, человек? *** - Нет. Совсем не так. Повторите еще раз, пожалуйста. Сухопарая высокая женщина, похожая на гигантскую башню, нависала прямо над головой. Аннет терпеливо повторяла ранее изученные до затертости движения, в то время как пот неторопливо стекал с высокого лба, щекоча и поддразнивая разгоряченную кожу. Стоять почти неподвижно более часа было просто невыносимо, но годы тренировок все же брали свое, а обучаться этикету под присмотром этой строгой дамы стало необходимой рутиной - не более. - Прекрасно. Можете идти, - наконец прозвучали заветные слова, и девушка стремглав выскочила из давивших на нее стен. Следующий день также не принес с собой ничего путного, за исключением известия о том, что мадам Бугон спешно уехала рано утром, захватив с собой только кое-какие свои немногочисленные вещи, но успев при этом, еще дня за три до отъезда, попросить аудиенции у хозяев замка. Герцог только молчал, покачивая головой, на которой теперь отчетливо виднелась проступающая седина, однако Аннет знала, о чем он думает, и невольно ей становилось обидно. К сожалению, человек всегда будет искать место безопаснее и лучше, чем у него есть сейчас. Даже такой, на первый взгляд, бескорыстный. В один из вечеров, предшествовавших балу, когда все члены семьи собрались за столом, что было весьма редким явлением в последнее время, разговор между женской, преобладающей частью присутствовавшего здесь общества, зашел об испорченном платье герцогини, которая была очень недовольна работой своей портнихи. - Все швы наружу, - вздыхала мать троих детей и просто красивая женщина, даже не притронувшись к остывавшему ужину. - И ведь всегда все безупречно делала, а тут... Герцогиня безуспешно массировала полуприкрытые опухшие глаза. - Все так плохо, матушка? - вежливо осведомилась Аннет, сейчас пребывавшая далеко и спросившая скорее ради приличия, на деле больше беспокоясь долгому отсутствию демона. Ее мало интересовал и свой собственный наряд, не говоря уж о платье матери, у которой их было, как грязи. Герцогиня неопределенно махнула рукой без единого перстня, что были так любимы местной аристократией, но нисколько - ею, в сторону каминных часов, на которых значилось четверть одиннадцатого вечера, как будто показывая, что все было бы поправимо, коли времени оставалось побольше. Лилит, болтая худыми ногами в воздухе, захихикала в прижатую ко рту ладошку. - Смешная ты, мамочка. Разве нельзя надеть другое платье! - искренне поражаясь недогадливости последней, воскликнула она. Как ни странно, эта мысль показалась отстраненной от происходящего Аннет самой разумной из всех произнесенных за весь этот долгий вечер. - Так и есть, моя дорогая, - поддержал дочь герцог, выныривая откуда-то из своих бумаг и отмахнувшись от слуги, предлагавшего подлить ему новый бокал вина. - Это, к тому же, не последняя вещь в твоем гардеробе. Захочешь, куплю тебе хоть сотни платьев самого лучшего кроя, из самой богатой парчи... Уверен, помимо тебя найдутся еще люди, которым захотят перемыть косточки, - при этих словах мужчина с удовольствием обглодал небольшую куриную кость, - а у нас есть дела и посерьезнее глупых нарядов. Последовала небольшая пауза. - Да. Посерьезнее. Женщина резко смахнула прядь волос с усталого лица и в упор посмотрела на мужа. Герцог на сотую долю секунды застыл, все еще держа в руках куриную косточку, а затем, как будто поняв, каким-то остервенелым движением облизал жирные пальцы; при этом глаза его стали страшными и холодными, устремленными всего в одну точку. На скулах мужчины заиграли желваки. - Мы уже обсуждали это. Я все сказал. Напряжение в его голосе можно было пощупать руками. - Карл, - умоляюще прошептала герцогиня, дотрагиваясь под столом до колена супруга, - прошу. Хотя бы подумай о... Но она не договорила. Авалос смерил герцогиню таким тяжелым взглядом, что даже Аннет, не замечавшая до этого ничего вокруг, почувствовала его всей поверхностью кожи, всеми порами своей никогда не знавшей отцовского гнева кожи, - и вздрогнула. Посмотрев на мать, девушка увидела, как та, спокойно выдержав на себе этот гнетущий, почти неподъемный взгляд, продолжила мысленно в чем-то убеждать отца, взирая на него так проницательно и понимающе-нежно, что тот со вздохом оперся локтями о стол и слабо улыбнулся. - Не люблю, когда ты так делаешь, - на градус теплее произнес герцог. - Хорошо, Луиза. Я постараюсь еще раз все обдумать. Он повернулся к трем своим дочерям. - Вам давно пора ложиться в постели, а не слушать чужие разговоры, - строго, но уже веселее сказал Авалос, потрепав по голове сонную Эдит. Старшая близняшка явно тоже хотела спать, однако яро запротестовала на слова отца, пыталась отбиваться и даже плакать, пока герцогиня не пригрозила ей, что она не пойдет на бал, ежели будет вести себя неподобающе юной леди. После этого, с горем пополам, девочек удалось уложить по кроватям. Снимая свой дневной туалет, Аннет обронила странную бумажку, неизвестно как оказавшуюся в складках ее одежды. Девушка очень сильно устала, поэтому не придала этому особого значения, положив тонкий, аккуратно сложенный лист на прикроватный столик. Она еще долго ворочалась, измяла все простыни и подушки, пытаясь выбрать удобную позу для сна, мучимая многими мыслями одновременно. Девушка уже не услышала тяжелых шагов, прозвучавших поздно ночью в ее комнате.