Хорошее место

1.       Едкие клубы алой пыли, взметываемые жесткими метелками, заполнили все пространство пещер. Шел час утренней уборки. Десять человек усердно махали руками, изображая тщательную уборку. Но Огилви видел, что действительно работают лишь пара-тройка человек. Остальные старались поменьше попадаться на глаза Джеку, сидевшему на высоком «соборном» камне у центральной стены. Бэрр со своим отрядом уже три дня отсутствовал, и власть в руки взял Гэс со своим братом и прихвостнями.       Огилви с трудом разогнулся, прикрыл глаза. В последнее время все чаще кружилась голова, и силы таяли на глазах. Ученый лишь надеялся, что это от голода. Гэс всегда в отсутствие их вождя урезал порции еды всей общине. Ну, кроме себя, конечно. Люди роптали, но идти к Бэрру побаивались. Полицейский был скор на расправу, а думать не любил вообще. Построив всех под одну линейку, своего решения фактически не менял.       Исключение составляли лишь забеременевшие женщины, которых сразу отстраняли от общих работ, переводили на усиленный паек и переселяли в недавно найденную пещерку, куда пыль фактически не добиралась.       Огилви поморщился. Всего лишь раз он попытался поговорить с вождем — что нельзя запирать женщин, что им требуется движение и свежий воздух. Вспоминать ту бурю совсем не хотелось. Прозвище «умник» на фоне той отповеди прозвучало бы как высшая похвала.       — Эй, чего застыл? Сильно сытый? — окрик Джека заставил ученого вздрогнуть и крепче ухватиться за древко метлы.       Низко опустив голову, он вновь медленно зашоркал сухими ветками по камню. Пожалуй, сегодня он себя причислит к числу филонивших. Зря он отказался пойти с Бэрром, тот предлагал ведь. Может быть, за перевалом и нашлось бы что-то полезное.       Но за последние три года они не находили почти ничего. Держались на своей крысиной ферме да мхе. До недавнего времени еще было козье молоко. Но несколько недель назад, по недосмотру Якоба, коза упала в расщелину, совсем недалеко от входа. Когда ее вытащили, животное еще было живо, но Огилви ничего не смог сделать.       Бэрр ее застрелил.       Снова застыв, ученый подумал о наперстке молока. Цвет был бледно-синим, с розовым отливом, а на вкус… Вздохнув, Огилви отставил в сторону метлу и направился к своему закутку. С тех пор, как он вылечил какую-то пустяшную царапину Бэрра, ему было позволено отгородиться от остальных, сделав свой уголок-кабинет. Теперь он мог осматривать людей, не уводя их в затаенные уголки.       Джек что-то кричал ему вслед, но Огилви решил в кои-то веки не обращать внимания. А если этот лентяй все-таки сподобится слезть и дойти до его укрытия, то наготове у ученого всегда стояла ступка с порошком невообразимой вонючести и цвета. Как он добился такого состава, Огилви и сам не понял. Но эта ступка очень успешно отгоняла от него подальше любопытных.       Усевшись на жесткую лежанку, Огилви выставил ступку поближе к входу, и, оперевшись спиной о стену, прикрыл глаза.       Как же он устал…       Постоянная тревога, невозможность сделать нормальный вдох, недосып… Вечные спутники войны. Хорошо еще, сражаться в действительности не надо было. Мало кто добредал сюда. Если человек оказывался крепким, да еще и мог что-то дать съестное, он вливался в общину. Человека с пустыми руками сначала посылали за добычей с первым же отрядом. А слабые сюда и не доходили.       Огилви вдруг подумал о Джордже и Эми. Как они? Он очень надеялся, что молодая пара выжила. Ну, Эми точно. Джордж был слабым, безвольным. И как он еще от своей жены осмелился уйти? А вот его Эми… Очень сильный человек. Она точно не сдастся!       А потом он подумал о… И с силой тряхнул головой.       Хватит.       Больше никогда.       Одного раза хватило, чтобы неприятностей наглотаться на всю оставшуюся жизнь. Да еще и выяснить, что Лондон и его окрестности — одна большая деревня, где слухи распространяются со скоростью ветра!       Жаль бедного Оливера. После той истории ему пришлось исчезнуть из страны. Да какое из страны! С континента. В последний раз Огилви слышал о нем на последнем приеме у герцогини, где мать молодого человека всем рассказывала, какой у ее Оливера теперь чудесный домик на побережье Калифорнии, да какая чудная жена и двое малюток!       И все-таки он о нем думает.       Огилви снял очки с полумаской, крепко потер глаза. Дырка в щеке больше не беспокоила его. Он и полумаску носил только, чтобы людей не напрягать. Надо будет еще раз сказать спасибо Элизабет, за тонкую работу. Три ночи она выделывала эту маску из крысиной шкурки, а потом еще они вместе несколько часов приделывали ее к очкам. И стеклышко она нашла, чуть толще, чем надо, но… это было лучше, чем ничего.       Он знал, что нравится Бетти — так ее все называли. Он же никогда не сокращал имена, чем и впечатлил молодую женщину. Всегда называл ее — мисс Элизабет. Бэрр каждый раз фыркал, но молчал.       Эта привязанность грозила ему большими неприятностями. 2.       Бэрр, по сути, был неплохим руководителем. Он сумел успокоить испуганных людей, организовать их, и довести почти всех до надежного убежища. Он построил в их общине крепкую социальную структуру, которая, возможно, и не всем нравилась, но помогала им выжить.       Упрямство их вожака тоже сыграло неплохую службу. В тех вопросах, в которых он разбирался, он мог настоять на своем — и будущее показывало, что Бэрр был прав.       Однако, если он не понимал каких-то вещей, он на всякий случай их просто отвергал. И переубедить упрямца уже почти не удавалось.       Чего стоили разборки между ним и Якобом, давно еще, когда они только-только пришли и обустраивались на месте. Якоб пытался объяснить, что нужно сделать что-то вроде фермы, где они смогут выращивать тот самый мох. Что можно добиться большей питательности и более быстрого роста. Если бы старик выбрал какие-то другие слова, может быть, в тот момент он бы и достучался до упрямца. Но в тот момент… Огилви даже порадовался про себя, что не он первым затеял этот разговор!       Позже, осторожно поговорив и с Якобом, и с Бэрром, Огилви удалось найти нужные простые слова. И даже сделал так, что Бэрр до сих пор был уверен, что мысль о посадке мха пришла ему в голову самостоятельно.       Вообще, вождя кидало из стороны в сторону. То он был всепонимающим, то не слушал никого, то он устраивал изнуряющие общие собрания. Из крайности в крайность. Иногда его настроение менялось так быстро, что никто не успевал среагировать.       И его тяжелую руку Огилви прочувствовал на себе. Несколько раз.       Учась в университете, он пару раз участвовал в драках, куда же без этого? Но одно дело, когда можешь дать сдачи, и когда за спиной весело вопят однокурсники, подзуживая то одного, то второго, а потом, утерев кровавую юшку, все дружно идут в ближайший паб и шумно празднуют победу. И неважно, чью.       И совсем другое дело, когда получаешь неожиданный удар в лицо, а потом ползаешь по полу, ослепший и оглохший не столько от боли, сколько от непонимания — за что?!       Огилви и так старался лишний раз не показываться на глаза Бэрру, но куда деваться в замкнутом пространстве?       За занавесью кто-то прошел, потом вернулся, постоял несколько секунд. И снова ушел. Ученый вздохнул — опять Элизабет. И не получается объяснить ей, что он не сможет… снова…       Под пальцами скрипнула полумаска, так крепко он ее сжал. 3.       План Бэрра был прост — надо увеличить численность общины и точка. И достигается это самым простым способом. Женщин среди них было чуть больше половины, мужчины все (тут Бэрр кривился в сторону «доктора») вполне боеспособны, так что…       Мнения женщин никто особо и не спрашивал. А они не сопротивлялись. Мало кому хотелось оказаться один на один с красными песками, голодом и собственными страхами. Бэрр составил расписание, по которому несколько ночей мужчины уводили женщин в пещеру с источником. Такие ночи мужчины общины глумливо называли Плодородным спасом.       Он вдруг согнулся в приступе тошноты. Со вчерашнего дня он ничего не ел, может быть поэтому? Или он все-таки ухитрился отравиться? Или… Да нет, он не будет себя обманывать. Он точно знает, почему ему сейчас так плохо.       Он тоже был в этом графике. Вот только ничего не получилось. В пару ему Бэрр дал Маргарет, тридцатилетнюю поломойку, выглядевшую лет на пятьдесят. Она была славной, тихой, от нее всегда пахло чем-то терпким, нежным. В другой ситуации он, наверное, смог бы почувствовать к ней хоть что-то.       Но в первую ночь его вырвало прямо на колени Маргарет. Во вторую он смог отговориться тем, что делал очередной для заживления ран. В третью ночь отвертеться не удалось — и он не смог. Просто не смог. Маргарет была нежна, но ничего не получилось.       Наутро пришлось выдержать шквал насмешек, но ему удалось не навлечь на себя гнев Бэрра. Тот что-то сказал про стариков и стручки, но больше в график ученого не включал.       А через несколько дней Маргарет пришла к нему в закуток, выбрав момент, когда в пещерах почти никого не было. Села напротив, внимательно глядя, как Огилви растирает в ступке сухие корешки. Она долго молчала, и ученый почти забыл про нее. Поэтому, когда она тихо заговорила, Огилви чуть не выронил ступку.       — Как его звали?       Он медленно поднял голову, не веря своим ушам.       — Я видела таких, как ты, — Маргарет чуть пожала плечами. — Не бойся. Я никому не скажу. Просто хочу, чтобы ты знал — здесь есть люди, которым ты симпатичен. И кто желает тебе добра.       Огилви все молчал, чувствуя, как где-то внутри становится тепло и холодно одновременно. Маргарет чуть улыбнулась, и начала подниматься.       — Оливер, — чуть слышно прошептал он. Откашлялся. — Его звали Оливер…