- Я — Филакас — хранительница знаний и душ что вверил мне сам глава Датура. Прошу тебя, сын Лотто и Трилии, доверь мне свою душу и тело, как и я, дочь Алфея и Марии, вверяю тебе свою душу и тело. Две души - одна. Два сердца - одно. Я — это ты. А ты — это я. Твоя боль — моя боль. А моя боль — твоя. Моя радость — радость твоя. А твоя радость - моя. Два сердца бьются, как одно, и как одно остановятся. Пока живу я, живешь и ты. Когда умрешь ты, тогда и я умру. Ты живешь моей жизнью. Я живу твоей. Да будет так. Да будет так.
Брат говорил, а вслед за ним вслух произносила и я. Но с каждым словом стоять, думать и даже дышать становилось все трудней. Будто теплым одеялом, тело окутывала непонятная слабость, и оно становилось легким, невесомым. Глаза сами стали закрываться, и вскоре меня окружала лишь тьма. А голос Лексея стал слышен яснее. - «Не бойся, я с тобой. Обряд, что ты только что совершила. позволит тебе пережить все, что пережил Турахтан, а ему - все, что пережила ты. Ты ведь этого хотела?» - «Тогда я смогу помочь ему?» - мысленно спрашивала я. - «Воде, чтобы сделать камень гладким, нужны годы. Вы не вода и камень, но ран у Алгула много... и они глубже морского дна. Но ты сильная, сестра! Уверен, ты сможешь найти лекарство, что со временем излечит его» - «Тогда я хочу знать все о Турахтане» - «В его жизни было очень много боли. Я постараюсь смягчить ее, все равно...» - «Не волнуйся за меня. Я выдержу» - «Я с тобой, сестра» - чуть слышно произнес Лексей, и на мгновение я ощутила его тепло так близко, словно брат крепко обнял меня.***
Попав в воспоминания Турахтана, я была лишь наблюдателем как и в своем сне, когда вспомнила, что случилось с моей деревней... Удивительная память у Алгулов! Я видела только что родившегося малыша со светло-зеленными глазами, на руках у плачущего Лотто. Тот стоял на коленях у кровати, где лежала молодая женщина, укрытая окровавленной белой тканью — Асена так и не увидела свое дитя. Дни пролетали незаметно. И вот уже десятилетний мальчишка стоит в пустом поле, окруженный пятью Датура, тремя Зиз и еще восемью существами, внешне похожими на людей. И в схватке он побеждает одного за другим. Совсем не замечая как то тут, то там что-то взрывается, загорается, словно все силы мира решили во что бы то ни стало убить серое существо - дитя Датура и Беролака. А когда враги побеждены, мальчик бежит в объятья улыбающегося отца... А вот передо мной уже двадцати двух летний юноша, на руках которого железные браслеты, усыпанные разноцветными камнями. Он стоит в незнакомой мне комнате, наверное, это спальная Лотто. Глава Датура стоит пред свои сыном, рассказывает о его участи. О приговоре, что был вынесен ему и всем Алгулам еще до их рождения. Этот разговор Турахтан запомнил вплоть до мелочей. Я слышала мысли юного Алгула, ощущала все, что чувствовал он... Однако понимала, что вижу не все. Чем ближе я подходила к воспоминаниям настоящего, тем большим туманом они были укутаны. "Прости, я делаю все, что могу, - услышала я едва различимый голос Лексея, но ничего не смогла ответить. - Но почему-то Турахтану удается отталкивать меня. Возможно, ты увидишь лишь то, что он захочет тебе показать" Не было сил о чем либо думать. Все что я могла - лишь смотреть... Юноше было все равно, кем его будут считать другие. Ведь на него надеется его отец. И пусть старший брат Кай никогда не признает его. Не важно. У него будут младшие братья и сестры - такие же Алгулы. И он станет для них опорой. Поможет отцу защитить семью. Очистить ее от «грязи». После того разговора они не виделись. Турахтан дни напролет сидел в библиотеке. Он изучал языки, истории и культуры разных народов. А по ночам продолжал оттачивать свое мастерство в боевых искусствах. Но в тот день, в той комнате он поклялся: - Я Турахтан, сын Лотто и Асены. Алгул. Даю слово быть верным слугой своей семье. Защищать ее от любых напастей. Обещаю защищать Филакас, достойную Семьи. Клянусь быть помощником главе Датура. И да скрепит кровь уста, что произнесли клятву сею. При этих словах Лотто порезал оборотную сторону ладони и протянул ее юноше, который, опустившись на колени, прикоснулся к ране губами. Затем он, как и отец, прижал левую руку к груди...***
Больше я ничего не смогла увидеть. Дни после клятвы постепенно окутывались непроглядным туманом. Словно мужчина не хотел помнить то, что произошло с ним потом. И все, что мне удалось, так это прочувствовать то же, что и он. Но я не выдержала долго - не смогла... Боль. Не человеческая, нестерпимая, боль от пережитых пыток, казалось, все еще разрывала на части мое тело и душу, когда я стала возвращаться в сознание. Даже в самом страшном сне мне бы не приснилось то, через что пришлось пройти Алгулу!.. Но было в его прошлом и хорошее. Я видела как любил Лотто маленького Турахтана. Видела, как любил и уважал юный Алгул своего отца... После всего я вновь осознала, что совсем ничего не знаю об этом новом для меня мире. Мне трудно было понять поступки прежнего Главы Датура. Но одно я теперь знала точно: Лотто очень любил всю свою семью, и мучился, когда ему вновь приходилось делать выбор. Мне по-прежнему трудно было дышать. Из-за «путешествия" в прошлое пленника в теле оставалась слабость. Я не могла не то что пошевелится, но даже открыть глаза. Просто обессиленно лежала на груди мужчины, слушала как он тихо дышит. Не знаю сколько прошло времени прежде, чем я смогла сесть, а после и встать. Но посмотрев на Алгула, я увидела лишь прежнюю маску безразличия. Ничего не происходило. Неужели я что-то сделала не так? - «Воде, чтобы сделать камень гладким, нужны годы» - услышала я, словно эхо, голос Лексея, раздавшийся в моей памяти. Выходит, сейчас это все, чем я могу помочь Турахтану?.. - Ты действительно думаешь, что лучше них? И чем же? Прошлое не может оправдать поступки, - произнес Турахтан, не глядя на меня. От его слов мне стало так больно... Он даже не прикоснулся ко мне, но каждое слово било сильнее удара. Неужели я сделала только хуже? А если так, то что теперь делать? Как излечить ту боль, которую, пусть и не желая, сама же и причинила? - Если это все, что ты хотела - уходи. Я не желаю делить свою клетку с кем бы то ни было. Тем более с такой эгоистичной девчонкой, - ледяной голос мужчины словно пронзительный просинский ветер проникал в самую глубину души, беспощадно обжигая холодом. Осознание пришло слишком поздно. Ему больно... Я открыла старые раны и заставила испытать все вновь. Все верно... Мой эгоистичный поступок ничем нельзя оправдать. Сделала ему больно и не важно, хотела я этого, или нет. - Ты прав. Но если я могу хоть чем-то помочь, я все сделаю. Не для того, чтобы искупить свою вину, но чтобы излечить твои раны... Я хотела сказать что-то еще, но не смогла даже вспомнить, что именно. Мужчина вдруг открыл глаза и заглянул в мои. Мой медальон все еще висел на его шее и я чувствовала, как он холодеет с каждым мгновением. Камень словно не мог выдержать боль Алгула и умирал. Я же не могла даже пошевелиться под пронзительным взглядом Турахтана. - Убирайся. И никогда больше не приходи, - пустым голосом произнес он вскоре, и отвернулся. Сняв с него свой медальон, который и вправду оказался холодным, словно лед, я вернулась к Каю, который уже стоял возле раскрытой Илиясом решетки. Юноша с тревогой смотрел на меня. Выглядел он уставшим. Я же чувствовала себя пустой, словно из меня выпили все силы, и лишь каким-то чудом удавалось идти вперед не разу не споткнувшись. Выйдя из клетки я не проронив ни слова направилась к лестнице, ведущей на вверх. Датура последовал за мной, так же сохраняя молчание, я лишь едва чувствовала его руку на своем плече... Дойти до лестницы мне так и не удалось — едва прошла стул Ину, последние силы разом покинули мое тело. Я бы непременно упала навзничь, но Кай поддержал меня. А когда я, от бессилия и боли расплакалась, просто взял меня на руки и крепко прижал к себе. В тот момент весь мир для меня словно исчез. Я ни о чем не думала, ничего не хотела, лишь чувствовала холод сильных рук Датура и едва различимый запах крови, который сейчас успокаивал. Постепенно мысли стали возвращаться... Сделанного не воротишь. Верно. Все, что я сейчас могу сделать для Алгула — это уйти, и не приходить. До тех пор, пока он сам не захочет меня видеть. А этого, наверное, никогда не произойдет. Хоть Кай и позволил вновь встретиться с Турахтаном, я все же проиграла. - Как ты себя чувствуешь? - услышала я словно из далека встревоженный голос юноши. Подняв голову, встретилась с черными глазами Кая. Датура почти сразу отвел взгляд. - Не стоит долго смотреть мне в глаза, помнишь?.. - Прости. - Не жалей о сделанном. Уверен, ты сделала то, что должна была. Но раз так все закончилось, нужно подобрать тебе хотя бы временного охранника, - белолицый понял, что я извиняюсь не только за свою забывчивость. - Хорошо. В результате моим защитником, выбранным все же мною, но одобренным Каем, стала стройная, почти на голову выше него самого женщина лет тридцати. С белой как снег кожей и длинными, до самого пояса, волосами того же цвета, что были заплетены в тугую косу. С глазами багряного цвета. Она заметно отличалась от других. Ее звали Гестия. Кай сказал она - Зиз. Из-за редкой болезни, альбинизма, у нее от рождения непривычный для ее народа цвет волос, глаз и кожи. Поэтому никто из Датура не хотел брать ее в слуги. По его словам, женщина так же плохо переносила дневной свет — кожа от долгого пребывании на солнце покрывалась ожогами, а глаза болели. Но не смотря на это, Гестия не уступала своим сородичам ни в силе, ни в ловкости. Да и ее владение огнем было под стать самым искусным воинам этого народа. Слова Кая о ее даре меня заинтересовали, я пожелала увидеть все сама. Словно из воздуха женщина создала оленя который сначала легко умещался у нее на ладони, но постепенно так вырос, что едва мог развернуться в клетке Зиз. Это было невероятно красиво и... опасно. Но пока светящийся образ не растаял в воздухе, я так и не смогла отвести от него глаз. Уже на обратном пути, проходя мимо клетки Турахтана, я остановилась. Свет от факелов, что висели на стенах в коридоре, не проникал в клетку, но мне все же казалось что я видела мужчину сидевшего на полу, около стены напротив решетки. Понимаю, что должна идти сейчас без него. Понимаю что сейчас бессильна. И чтобы не сказала — ничто не изменится. Но что-то не дает покоя... Непонятное чувство словно приковало меня к клетке Алгула. Глядя во тьму я внезапно осознала, что остается еще шанс уговорить Турахтана. Сделать полукровку если не своим другом и защитником, то помощником в войне за мир и покой в семье Датура. Мысль была хороша. Вот только есть ли у меня силы бросить семя, что даст росток его доверия?.. - Открой, - сказала я, обращаясь к Илиясу. - Но, госпожа... - начал было мужчина, но отчего-то затих. Я лишь неотрывно смотрела в густую темноту клетки, и не видела как юноша жестом приказал Ину открыть решетку. Факелы бесшумно зажглись. Я приблизилась к Алгулу который вновь сидел на прежнем месте. Он не открыл глаза и даже не пошевелился когда я, присев у его левой руки, взяла ее в свои ладони, как смогла, и прикоснулась к ней лбом. После всего, что тут произошло, слова были лишними. Я просто прикоснулась губами к его левой ладони, на которой старые раны переплетались в непонятный рисунок, прекрасно понимая значение того, что делаю. - Господин Датура, - уверенно произнесла я вставая с колен и смотря на Турахтана, - Зиз будет прекрасным стражем. Но вы говорили, что мне дозволено выбрать любого раба в качестве подарка. И я решила: хочу этого Алгула! Пусть для него сошьют обычную одежду Беролаков. И снимите защиту с его цепей... Когда все будет готово, пусть приведут его ко мне. - Вы уверены, госпожа Филакас? - казалось, Кая забавляет моя настойчивость. - Да, - я, наконец, посмотрела на юношу и увидела понимание в его глазах. - Это Ваше право. Сегодня же дам распоряжение слугам. - И я бы хотела, чтоб к моему слуге относились с должным уважением. - Разумеется, госпожа Филакас. Алгул теперь Ваш. И только вам решать его судьбу. Возле решетки я обернулась и встретилась взглядом с мужчиной — он безразлично смотрел на меня. Прижав левую руку к груди. И лишь мы двое знали, что это значит...