Империя

      В последнее время у Лали дела шли всё лучше. Память полностью восстановилась, так что теперь она всех узнавала и могла по телефону общаться с друзьями и родственниками. Она настояла, чтобы родители спокойно вернулись во Францию, а вот Себастьен наотрез отказался оставлять её одну в Швейцарии, хотя девушка и объясняла, что она не винила его ни в чём, что он может со спокойной совестью вернуться в Париж. Не помогло. Себастьен остался и, пройдя курсы сварщиков, устроился на работу.       — Сварщиком? Ты серьёзно? — немало удивилась Лали, когда он рассказал о новой профессии.       — Вполне, а что такое?       — Ну ты же творческий человек, а тут сварщик… Мне кажется, что это не для твоей тонкой душевной организации.       — Зато оплата достойная, плюс я беру ещё подработки, — парировал Себастьен. — Тем более рок-звёздами мы так и не стали.       — Может, хотя бы игру на бас-гитаре преподавать будешь?       — Нет, я вообще не притрагиваюсь к басу в последние годы — не до этого.       — Из-за меня? — глядя прямо в глаза, спросила Лали.       — Нет-нет, что ты! — поспешил разуверить Себ. — Просто нет времени и желания.       Что бы ни говорил Себастьен, а Лали понимала, что из-за неё. Как-то раз она спросила про Алину; он, отведя взгляд, сказал, что они расстались по обоюдному согласию. Ей не было жаль, и она даже не стала лицемерно сожалеть, просто пожала плечами, мол, бывает. Возможно, втайне это даже грело душу.       — Лучше расскажи, как твои руки? — сменил тему Себастьен.       — Уже могу сама держать ложку, — похвалилась успехами Лали.       С полгода назад к ней стала возвращаться чувствительность верхней части тела, и это был очень большой прогресс, надежды на который на самом деле было немного. Изначально врачи прогнозировали, что Лали останется парализованной по шею, поэтому возможность держать самой ложку уже считалась за чудо.       — Ты настоящий боец, — тепло улыбнулся Себастьен.       — Врачи говорят так же, — довольно отозвалась она. — Думаю, что со временем смогу жить одна, ну с приходящей помощницей, конечно, но всё же не с круглосуточными сиделками.       — Одна?!       — Конечно, как только руки и мышцы спины достаточно окрепнут, чтобы можно было самой пользоваться инвалидной коляской. Я смотрела каталоги — есть очень хорошие, с моторчиком. Думаю, будет очень удобно.       — Всё равно, как ты будешь одна? Нет, это неправильно, — настаивал Себастьен.       — Думаю, что пришло время поговорить предельно откровенно, — начала Лали. — Только не перебивай, хорошо? Так вот: я тебе благодарна за помощь и поддержку, но послушай, ты не должен всю жизнь виться вокруг меня. Поезжай в Париж, устраивай свою судьбу.       Себастьен был потрясен таким откровением, и это мягко сказано. Он-то намеревался остаться рядом с Лали навсегда, а она отправляет его обратно во Францию.       — Я не могу, — только и смог произнести он. — Да и не хочу.       — Ты сломаешь себе жизнь, — вздохнула Лали.       — Нет, наоборот. Всё будет хорошо, вот увидишь, только позволь мне быть рядом.       Глядя на его умоляющее лицо, Лали ничего не оставалось как только молча кивнуть. Всё же в глубине души она была довольна. Продолжала ли она его любить? Лали и сама не знала, как-то не до этого было, когда на кону собственное здоровье.       Себастьен прекрасно понимал, что, оставаясь с Лали, у него никогда не будет детей и такой семьи, которую бы хотелось. Походы в парки развлечений, сплавы на байдарках, обучение детей музыке, прививая им вкус. Ничего этого не будет. Лали никогда не подарит ему малыша, даже не факт, что у них в принципе будет секс — она ниже пояса всё равно ничего не чувствует, а домогаться до инвалида не позволяла совесть.       Об Алине Себастьен иногда вспоминал, но никогда не звонил. Через общих знакомых узнал, что она преподавала в музыкальной школе игру на скрипке. Из симфонического оркестра она ушла, по каким причинам — он не знал. Совсем недавно начала встречаться с мужчиной, кажется, он адвокат семейной практики. В сердце неприятно кольнуло, но Себастьен её не осуждал, ведь сам отказался от девушки, предоставив возможность быть счастливой с другим. Конечно, ему бы хотелось обычной жизни, но думать об этом он себе не позволял.       Лали месяц назад перебралась в новую квартиру недалеко от реабилитационной клиники, которая была оборудована под нужды инвалида. Она пока ещё не могла обходиться без помощи сиделки, но цель была поставлена, и девушка двигалась к ней, пусть и не так быстро как хотелось бы. Денег на всё уходило немало, но здорово выручала выплаченная страховка, плюс бразильские родственники скинулись, да ещё Джоанна сделала очень щедрый денежный перевод. При других обстоятельствах Лали отказалась бы, но в нынешнем положении было не до гордости, поэтому с благодарностью приняла финансовую помощь.       Сегодня к ней из Техаса должна была приехать Джоанна. Лали немного нервничала перед встречей, всё-таки они очень давно не встречались, если точнее — виделись ещё в те времена, когда память Палей блуждала в глубоких сумерках. Они созванивались, хоть и не очень часто, но Лали её не осуждала, так как из рассказов друзей узнала о случившемся и никогда не затрагивала в разговорах эту тему.       Лали порывалась встретить Джоанну в аэропорту — это потребовало бы от неё больших энергозатрат, но Джоанна и не слышать не хотела, чтобы подруга лишний раз напрягалась. Лали хотела было донести, что ей наоборот будет полезно куда-то выбраться. Джоанна заявила, что лучше они сходят к озеру погулять и подышать свежим воздухом, чем толпиться в аэропорту, и Лали уступила. Зато с самого утра замучила приходящую домработницу придирками к качеству уборке — та уже начала плотно поджимать губы, когда раздался дверной звонок.       — Кого это принесло? — недовольно проворчала она. — Джоанна должна прилететь только через четыре часа.       — Я посмотрю, — сказала сиделка.       Пока женщина открывала двери, Лали прислушивалась к голосу гостя. Ей вдруг показался знакомым этот акцент. «Да ладно?» В этот момент в гостиную вошла Джоанна. Выглядела она несколько уставшей и ещё более худой, чем помнила её Палей.       — Джоанна! — воскликнула Лали. — Ты же должна была прилететь только через четыре часа!       — Получилось пораньше, — улыбнулась девушка и наклонилась, чтобы поцеловать подругу в щеку.       — Ну ты даёшь! Хочешь чаю или кофе?       — Пожалуй, от чая не откажусь.       — Мария! — крикнула Лали домработнице. — Завари чай. Ты какой будешь? — спросила у Джоанны.       — Простой чёрный, лучше с лимоном.       — Мне то же самое, и принеси те малиновые пирожные.       Мария кивнула и скрылась на кухне.       — Как твои дела? — спросила Джоанна, устраиваясь на диване. — Мы в последнее время нечасто созванивались…       — Не скажу, что идеально, но уже лучше, чем, скажем, полгода назад. Меня всё ещё мучают сильные головные боли, хотя времени с момента аварии прошло много, — поделилась Лали. — Главный прогресс — руки. Ну а как ты?       — Я очень рада, что тебе получше, — тепло улыбнулась Джоанна. — Я вся в работе. Это оказалось не так просто, как хотелось бы, но кое-что уже получается.       — А с личной жизнью? — Лали тут же осеклась, заметив, как изменилось выражение лица Джоанны.       В этот момент Мария принесла свежезаваренный чай с лимоном и пирожные. Поставив на стол поднос, она удалилась. Сиделку Лали попросила выйти ещё раньше и оставить их наедине. Та неодобрительно поцокала языком, но вышла.       — Ничего, мне пока не до личной жизни, а потом… — Джоанна колебалась. Стоило ли рассказывать, как на самом деле всё обстояло? — На самом деле я всех сравниваю с Жозе и, знаешь, никто не выдерживает конкуренции. Понимаю, что неправильно жить прошлым, но и отпустить не получается. — Джоанна собрала всю волю в кулак, чтобы не расплакаться.       — Я понимаю, правда. — Лали коснулась слабой рукой кисти Джоанны.       — Ну а как у вас с Себастьеном? — девушка сменила тему.       — Как ты правильно заметила: не стоит жить прошлым, но Себастьен этого не понимает и пытается принести себя в жертву, как будто мне это поможет, — горько усмехнулась Лали.       — Ты его любишь?       — Вряд ли. Не знаю, но я не чувствую того, что было лет десять назад, то есть вроде бы он так заботится обо мне, поддерживает, но… Мне, в общем-то, тоже не до любви, тем более в нынешнем состоянии, а что же до Себа, то он чувствует вину.       — А ты винишь его?       — Нет. Я ведь могла отказаться в тот день сесть с ним на мотоцикл, а знаешь, почему не сделала этого? Никому и никогда не говорила, но мне хотелось, чтобы Себ понял, как он ошибся, когда выбрал Алину, и что та поездка могла вылиться в нечто большее, — Лали призналась в том, в чём никогда не решалась. Ей хотелось выплеснуть то, что давно сидело в голове.       Джоанна уронила малиновое пирожное прямо на светло-розовые брюки. Чертыхнулась и принялась оттирать салфеткой яркое пятно — получалось не очень.       — Презираешь меня? — спросила Лали.       — Что ты! Конечно, нет! Но это для меня откровение, если честно. Я думала, что ты к тому моменту пережила расставание с Себастьеном.       — А я и пережила, но увидев его тогда в кафе… В общем, сложно объяснить, не то чтобы у меня моментально вспыхнула к нему любовь, но, как я уже сказала, Себ должен был понять, что ошибся в выборе. Сейчас он всё свободное время рядом со мной, вот только моё сердце молчит, и это правильно. Что я могу ему дать? Ничего. Я инвалид, — в уголках глаз Лали заблестели слёзы.       — Ох, Лали, но ведь сейчас инвалиды могут вести более-менее полноценную жизнь: работать, путешествовать, даже водить машину.       — Всё так, да не так, — натянуто ответила она.       Джоанна почувствовала нарастающее раздражение у подруги. Она понимала, как той тяжело, но что ещё могла сказать? Любые слова будут только словами и всё.       — Кстати, а ты не думала вернуться в Париж? — поинтересовалась Джоанна, уводя разговор в другое русло.       — Думала, конечно, но не в ближайшее время. Здесь у меня налаженная реабилитация, — пояснила Лали. — Хотя мне всё же хватает Парижа, друзей. Я ведь всё пропустила, и сейчас, когда кто-то что-то рассказывает, мне остаётся только хлопать ресницами да прицокивать языком.       — Веришь — я сейчас почти точно так же себя ощущаю, ну то есть я вроде бы и не выпадала из жизни, но как будто бы пропала. Последний раз созванивалась с Элен. Она мне рассказывает про какого-то Очинга, а я думаю: кто это? А оказывается, это биологический отец Энди. Вроде бы они случайно на работе встретились, а я не знаю, что сказать.       — Мы с тобой всегда были больше похожи, чем с остальными, — улыбнулась Лали. — Я очень рада, что ты приехала.       — Я тоже, — Джоанна впервые после трагедии, действительно было рада видеть кого-то из друзей.       Они проговорили почти три часа, пока Лали не почувствовала сильную усталость и не разболелась голова. К тому времени уже вернулась сиделка и, дав таблетку, помогла подопечной лечь в постель. Джоанна же отправилась в отель — ей тоже не помешало бы принять душ и отдохнуть.       После встречи с Лали она чувствовала себя немного лучше в моральном плане. Она не наступала на больную мозоль и не делала жалостливые глаза. Джоанну восхитила сила духа Лали, которой врачи предрекали «растительное» существование, а она не только в своём уме, но чувствует руки. Конечно, это результат долгой и болезненной реабилитации, но и сама Лали прикладывала усилия.       Джоанна провела в Швейцарии четыре дня, уделив максимум внимания подруге, после чего отправилась на три дня в Париж. У неё там были дела по работе, да и хотелось повидать остальных друзей.