Ноктюрн ля-бемоль мажор

Мария прекрасно понимала, что и зачем она делает. Изначально Уилл думал, что горбатого могила исправит, плюс, как он ей уже сказал, Джек был готов пожертвовать Ганнибалом, чтобы только поставить точку во всей этой истории. Чтобы не смотреть на него и всякий раз мучиться от нереализованных возможностей, от сожалений, что талантливый психиатр убил столько людей в прошлом и счастье, что не убивает теперь. Но убить своего лучшего друга Уилл бы не смог. Это все равно что убить самого себя. Что здесь было делать? После падения они оба не остались бы прежними. Конечно, им нужно провести какое-то время наедине, к тому же, девушка была твердо уверена, что, пока она находится у Джека, ни Лектер, ни Грэм не будут выкидывать фокусы и сосредоточатся на том, чтобы ее вытащить. Все их взаимные претензии и невысказанные чувства устроятся каждое на свою полочку. В их идеальном дворце памяти. Ради этого Грин была готова оказаться даже в тюрьме. В здравом уме — разумеется нет, кто же пойдет на такое! Но, вспоминая, как Ганнибал с огромной нежностью обнимал Уилла на краю обрыва и как с такой же благодарностью и какой-то пасхальной надеждой смотрел на Марию, девушка признавала, что поступила, видимо, все-таки правильно. *** Когда они подъехали к очередному дому-вилле Ганнибала (сколько же их у него?), Уилл понимал одну вещь — как бы его противник и одновременно самый близкий человек ни был устал и измотан, он будет до последнего вздоха стараться помочь Уиллу и уберечь его. Однако, на памяти Уилла, Ганнибал еще никогда не выглядел настолько подавленным, как будто у него не осталось никаких сил даже на то, чтобы жить. Нетрудно было догадаться, что жизнь для него бесценна, но сейчас в нем как будто что-то перегорело. И это было… странно. При всей своей эмпатии Уилл не мог этого понять. Единственное, что он четко осознавал — теперь он будет главным. Из серого кардинала и простого исполнителя то воли Джека, то Ганнибала, а порой и Чилтона с Фредди Лаунс на пару, он превратился в лидера. Во многом благодаря Лектеру, надо полагать. — Пойдем-ка спать, — Уилл взял за руку Ганнибала и почти насильно усадил его на кровать. — Уилл, у нас столько дел! — Каких дел? — Помыться хотя бы, — поморщился от боли из-за неловкого движения Ганнибал, прижимая руку к правому боку. Уилл демонстративно закатил глаза: — Да какое помыться, ты еле на ногах держишься! Не лежи просто в этом свитере, вот и все, — он мрачно покосился на кровавые пятна и разводы. — Надо поспать хотя бы несколько часов, — Уилл постарался вложить в голос как можно больше убедительности. Ганнибал невесело усмехнулся и, скидывая ботинки, медленно лег на спину, стараясь не потревожить лишний раз рану. Бегло осмотревшись, Грэм достал из комода теплый плед в крупную белую клетку на красном фоне и укрыл Ганнибала. — Зачем ты пытался убить нас? - В темноте и тишине дома вопрос прозвучал почти благоговейно, словно Ганнибал готов был оценить этот поступок. Но было очевидно, что он из последних сил старается скрыть глухое отчаяние. — Да не хотел я убивать, сам не понял толком! То есть, — Уилл неловко улыбнулся, взъерошив пятерней волосы, — положился на судьбу. Или на Бога. Выживем или нет. В конце концов, мы оба сделали много дурного, и я на мгновение подумал, что нам нужно… защитить мир от нас самих. Ганнибал с болью взглянул на него: — А как же Мария? - Не только ты причиняешь боль тем, кого любишь, — Уилл улыбался, при этом с трудом сдерживая слезы. Эмоции его собеседника всегда оглушали и сбивали с ног, словно порыв ветра, несмотря на то, что врач прекрасно собой владел и выглядел отстраненным. Но это была лишь видимость. — Любишь… — тихо повторил Ганнибал и медленно сел. — Ложись. Ты понимаешь... Мы все крепко связаны друг с другом. Ты мне друг, Ганнибал, но знал бы ты, как я порой злюсь на тебя, на нас с тобой! Это… просто дурдом, верно?! — Неожиданной горькой иронией закончил свое признание Уилл. — Я надеялся, Уилл. На твое понимание и принятие. Ты прав, это сумасшедший дом, но мне нравится, — он прикрыл глаза, но, почувствовав, что Уилл медленно и нехотя приподнимается, позвал: — Не уходи! Подожди. Впервые голос Ганнибала звучал так жалко и даже умоляюще. Сердце Уилла защемило от нежности и чувства вины. Он знал, как редко Ганнибал показывал себя уязвимым и сейчас ощущал себя едва ли не его старшим братом, который просто обязан позаботиться. Глаза слипались. Сняв ботинки, Уилл сел на свободную половину кровати, облокачиваясь спиной на подушки, и покосился на Лектера. Тот выглядел умиротворенным как никогда прежде — ему действительно было очень важно принятие Уилла. — Спи, — тихо произнес Грэм, — а все разговоры оставим на завтра. Уилл сел в стоящее по соседству кресло и суепил руки. Вскоре до него донеслось ровное, замедленное дыхание. Во сне Ганнибал выглядел до того безмятежным и счастливым, что Уилл невольно на него засмотрелся. Сейчас ему казалось, что под влиянием своей неконтролируемой эмпатии и разрывающих душу эмоций он едва не совершил самое страшное преступление из всех возможных. Несколько лет назад Лектер ранил его ножом в живот, зная, что эта рана будет очень поверхностной. А сейчас он сам едва не убил троих самых важных людей в его жизни — Ганнибала буквально, Марию и Эбигейл — морально. Да еще и себя. До конца своей жизни, подумал Уилл, мне придется каяться в этом несовершенном, но оттого не менее чудовишном преступлении. «Почему мы так охотно причиняем боль тем, кого любим? И кто же из нас на самом деле чудовище? Не я ли один?». Грэму очень хотелось отправиться на поиски виски в этом доме, а потом выхлестать из горла столько, сколько сможет. Уилл прекрасно понимал, что Ганнибал не случайно нашел в нем родственную душу и что он был, пожалуй, даже более искренним — на протяжении пяти лет он хотел, чтобы Уилл увидел в нем его лучшую сторону, чтобы принял его не за особые заслуги или качества характера. Чтобы полюбил в самом широком смысле этого слова. Так его полюбила Мария, так к нему прониклась Эбигейл. Каждая — по-своему. Для Уилла Ганнибал уже давно перестал быть лучшим другом и худшим врагом одновременно — он стал его семьей. А вот сейчас Грэму придется быть очень сильным, потому что, пусть и не во всем, во многом из того, что произошло, он винил себя. Ганнибал никогда не был святым — но и Уилл тоже. И теперь последнему было необходимо принимать сложные решения, которые не должны стать неудачными компромиссами — у него нет права на ошибку. Не сейчас, когда Ганнибал чудом выжил после покушения на него Красного Дракона — Долархайда, не сейчас, когда Эбигейл пропадала в другой стране вот уже три года, а Мария, вероятно, только и пытается, что убедить Джека закончить охоту. Что ж, пора решать их проблемы. И если самую острую — выживание — они худо-бедно разрешили, то вот с Джеком и Марией только предстоит разобраться. *** Проблема Джека Кроуфорда состояла в том, что он не знал, какие именно стоит задавать вопросы. Живы ли Лектер и Грэм? Мария отвечала, что не знает, глубоко внутри боясь, что кто-то из них двоих все же мог психануть и совершить непоправимое. Почему не нашли их тел в заливе? Действительно, почему? Кто бы знал. Сбежали ли они? Да, вероятно. Куда? Этого Мария и сама не знала. У нее в памяти неизгладимо отпечатался только номер доктора Лектера, который тот оставил ей на случай крайней нужды. Крайней. Подставлять его было никак нельзя. Но знакомые цифры навязчивым красным цветом маячили перед глазами. Два дня прошли в каком-то глухом отчаянии. Когда Джек приехал на место и увидел труп Френсиса Долархайда и сидящую на крыльце Марию с самым несчастным видом, он предположил худшее. Как он сказал позднее, единственное утешение состояло в том, что хотя бы она сама была жива. В то, что еще двое мужчин мертвы, Джек верить не хотел — особенно это касалось Уилла Грэма, хотя, надо признать, смерти Ганнибалу он не желал. Однако доказать свои предположения Кроуфорд, за неимением улик, не мог. Смотреть на судорожно всхлипывающую уже бывшую жену Уилла Молли Грэм Мария и вовсе избегала, с трудом заставляя себя сохранять баланс между добротой и отстраненностью. Она понимала, почему Уилл выбрал эту милую и безобидную тихоню с ее маленьким сыном. Он хотел тотально отвлечься от всего того, что произошло. Что ж, за те три года, что Лектер сидел в тюрьме, а Мария приходила на редкие свидания что к одному, что к другому, Уилл и правда смог отвлечься. Он вбил себе в голову, что, даже если Ганнибал каким-то чудом сбежит, он будет вместе с Марией и не станет разрушать иллюзию покоя, которую так тщательно оберегал для себя Уилл. Между тем, Молли не была ни в чем виновата. Она не заслуживала такой боли — ее не заслуживала и Алана Блум, которая, тем не менее, порой раздражала Марию своими насмешками и жестокими, порой стервозными подколками по отношению к Лектеру. Они сцеплялись периодически, но не всерьез, в конце концов, именно Алана настояла, чтобы Ганнибалу предоставили свою отдельную и очень комфортную комнату, оставили море книг, карандаши и бумагу. «Надеюсь, теперь ты перестанешь мне есть мозг». «Спасибо, Алана. Ты же понимаешь…». «Я понимаю, что ты любишь чудовище». «Нет, я просто люблю». А вот теперь, видя отчаявшуюся Молли, Мария даже не представляла, как ее подбодрить. Все ее слова о том, что, даже если Уилл выжил и сбежал, потому что только в одиночестве он может быть счастлив, не нашли отклика. В разговоре с Молли имя Ганнибала девушка тактично не упоминала, чтобы не ранить еще сильнее. Зато Марию огорошил Джек, который в приказном порядке заявил, что до выяснения обстоятельств ей придется остаться под его присмотром. И от этого было только больнее. — Джек, а если они все-таки живы, ты прикажешь убить обоих? — Ее голос дрогнул. В последние три дня Мария ночами выплакала, кажется, все слезы. Однако когда наступала ночь, она утыкалась в подушку в Балтиморской клинике и плакала. Она скучала по дорогим мужчинам. И ей больно было, несмотря на все происходящее, видеть горечь на лице Джека. Ведь он когда-то считал Ганнибала своим другом, а Уилл им по-прежнему оставался. — Я вообще никого не хочу убивать, — неохотно буркнул Джек просто чтобы не молчать. — И я. Мы с тобой не убийцы. — Иногда мне кажется, что единственный чистый от убийств человек среди всех нас — это ты, — пожевав губами, произнес Кроуфорд. — Но я не могу поверить, что ты ничего не знаешь. Извини, но никак не могу! — Если бы знала, думаешь, я бы хотела остаться здесь одна? — Тема была опасная, но лгать здесь было бы настоящим преступлением. — Может быть, ты хочешь начать новую жизнь без постоянных ночных кошмаров Уилла и непрошибаемого доктора, от которого только и жди беды! Неужели у тебя до сих пор к нему… чувства? — На последнем слове Джек споткнулся. — Я люблю их обоих, — снова ни слова лжи. — Но любишь ты их по-разному, — проницательно заметил Кроуфорд. Мария лишь выразительно подняла брови. Ответ на этот вопрос был очевиден для обоих. Шел уже пятый день, и идти ей было некуда. Джек настоял на том, чтобы Грин находилась в Балтиморской клинике для душевнобольных преступников на этаже медперсонала, потому что там ей предоставят более удобные условия для проживания, чем в следственном изоляторе. Оставлять ее одну он справедливо опасался — и как свидетельницу, и как подозреваемую. Ему даже пришла в голову странная мысль о том, чтобы предложить девушке пожить у него с единственной для себя корыстной целью — ему ужасно надоели полуфабрикаты. Но слишком многое останавливало его от того, чтобы пригласить Марию к себе в дом. Тем временем, девушка считала дни. Она прикинула, что еще вчера Уилл и Ганнибал должны были оправиться от ран. Возможно, они уже улетели в теплые края. Возможно, ради Уилла Ганнибал нарушит свое слово первый и последний раз в жизни. И возможно, они не станут рисковать своим положением, не заберут девушку с собой и ей останутся только воспоминания и тоска с ночи до рассвета. И надежда, что они живы и здоровы — и что живы все вокруг них обоих. Шел шестой день. Джек не отыскал и следа, ведущего к разгадке этой тайны. Понятно, что искать бы он продолжил и следующие шесть дней. И еще шесть месяцев. Наверняка отпустил бы Марию, чтобы проверить, куда она пойдет, где будет искать своих дорогих мужчин. Вот только где найти их — она и правда не знала и даже не могла представить. А если бы знала — смогла бы сдержаться и не прийти? Вести свою игру было больно, рискованно, но, кажется, необходимо. Во время очередной встречи с очень мрачным Джеком Мария ледяным тоном отчеканила: — Я не могу работать с Беделией. — А что не так? — Просто не получается с ней. Я думаю, мне нужен доктор Чилтон. — Чилтон? — Пожевав губами, озадаченно переспросил Джек. — Я разговаривал с ним, но после той… гм… встречи с Красным Драконом он считает, что Уилл его подставил. И ты тоже была с ним заодно. — Но я-то об этом плане не знала! — Резонно возразила Мария. Джек изобразил неопределенный жест рукой, означающий бессилие в данной ситуации. Он упустил из виду, что, когда Ганнибал приписал авторство собственных прошлых убийств Чилтону и последний прибежал в отчаянии к Уиллу, в доме была также Мария. Где еще ей было находиться, если она тогда там жила? Уилл позвонил Джеку, чтобы сообщить место нахождения опасного преступника. Понятно, что Чилтона вскоре бы отпустили за отсутствием состава преступления, но психиатр тогда крепко обиделся на Уилла — и, всего скорее, на Марию тоже. — Так зачем он тебе? Он все равно не согласится, — продолжил развивать свою мысль Джек. — С ним у меня будет контакт, — уверенно сказала Мария. — С Беделией такого нет. Я ведь все равно живу в его клинике. — Да не могу я ему приказывать, он мне не подчиненный! — Джек устало потер лоб. — Уж не знаю, зачем тебе Чилтон, хочешь, лови его тут сама, но устраивать сложную историю я не собираюсь! Он и так после операции на лице ужасно нервный. А мне новые проблемы не нужны. К сожалению, Мария отлично его понимала, чтобы у нее возникло желание возражать. И к, тому же сожалению, воспользоваться помощью Беделии в побеге из Балтиморской клиники она не могла — во-первых, стильная женшина-психиатр была только рада тому, что Уилл и Ганнибал сбежали из штата, страны или, с них станется, вообще умерли, а значит, никак с ней пока не пересекутся. А во-вторых, она была очень хитрой. Пожалуй, намного хитрее всех них вместе взятых и почти каждое ее слово имело скрытый смысл. Связываться с ней было опасно. И, наконец, Беделия была аристократически красивой, но уже весьма взрослой женщиной. Ненакрашенная, в самой простой одежде и теперь с вечно красными глазами Мария не могла с ней тягаться. Вот только у девушки была ровная, почти юношеская кожа и лишь одна морщинка на лбу. Беделия точно не станет ей помогать, потому что в Марии она видела не сестру, а конкурентку. Это было абсолютно нормальной, но не подходящей сейчас реакцией. Конечно, девушка догадывалась, что можно было бы подождать, но оставаться в неведении почти семь дней ей было уже невыносимо. Разум мог говорить ей остановиться, но воспоминания о том, как слабы были израненные руки Ганнибала, который вел машину, каким потерянным взглядом смотрел на нее Уилл не давали ей покоя. Она не хотела думать о том, что кто-то из них погиб и не хотела верить, что они ее бросили. Выход она видела только в одном — найти способ увидеть доктора Чилтона, который, похоже, избегал возможных встреч со своей гостьей, так напоминавшей ему об Уилле Грэме. Оставалось лишь одно. Мария не была пациентом клиники, — так, свидетель и внештатная коллега отдела Джека, которая даже ни разу не воспользовалась табельным вальтером. Однако в клинике на всех этажах, даже для персонала, круглосуточно велась запись, а в конце коридора непременно находились охранники. И Мария знала, что нужно делать. Кто ты — охотник или рыбак? Ждешь свою добычу в засаде или приманиваешь, чтобы сама пришла? Для каждой ситуации должен быть свой подход. Девушка широко открыла дверь своей комнаты. Она и так не запиралась днем, но ей было необходимо, чтобы на видеозаписи были видны все ее действия. А если это только аудио — отлично, пусть кто-нибудь услышит. Она пододвинула стул к выходу из своей комнаты. И позволила себе впервые за все эти дни подумать. Просто помыслить о том, как она проводила время с Ганнибалом и Уиллом, пока они были вместе. Уилл. Ганнибал. Ганнибал. Ганнибал. Нет! В груди и горле зарождалось рыдание, которое выплескивалось наружу слезами, невыплаканными, отчаянными. Она оплакивала их как умерших, при этом страшась подумать о таком исходе. Она оплакивала себя. Мария ненавидела плакать на людях, но сейчас она уже не могла иначе. Боль, тщательно подавляемая, вырвалась наружу. Остались лишь слезы и то самое светлое, та самая любовь, которая держала ее на плаву. «Простите, мои любимые. Я поступаю, наверное, как эгоистка. Но я уже не справляюсь». Грин потерялась во времени, когда к ней зашла, кажется, медсестра, и спросила, что случилось. Девушка вскинула на нее взгляд, так и не поднимаясь со стула. — Мне нужно поговорить с доктором Чилтоном. Пожалуйста. Женщину эта просьба привела в замешательство. — Проводите меня к нему, — снова выдавила Мария. «Я не хочу, чтобы меня заперли здесь навсегда». Медсестра ушла и очень долго не возвращалась. Да, наверное, наивно было полагать, что Чилтон пойдет ей навстречу даже разговоре. Впрочем… девушка, стараясь не привлекать к себе внимания, зажимая рот рукой, молча пошла в сторону его кабинета. Если будет нужно, она подождет его у входа. Но хотя бы одна беседа у них точно состоится. Поднявшись на его этаж, Мария глубоко вздохнула — насколько ей позволяли это сделать беспрестанно текущие слезы — и приготовилась к ожиданию. И тут дверь открылась. К девушке вышел Фредерик Чилтон — собранный, бесконечно уверенный в себе, как всегда. Мгновение он смотрел на плачущую девушку, а затем кивнул ей: — Заходите. Мне сказали, что вы плачете уже давно и что вам нужен я. Не могу игнорировать такое состояние своих гостей, пусть они пока что и не являются моими пациентами. — В его голосе не звучало привычного высокомерия, но и особого любопытства тоже, скорее, легкая настороженность. — Спасибо, — пробормотала Мария. Но сесть на предложенную кушетку так и не смогла. Это все было слишком для нее: воспоминание о распростерторм на земле теле Френсиса Долархайда, едва не погибшие Уилл и Ганнибал, тоска по ним и злость на Уилла, что тот готов был умереть, не подумав о том, что произойдет с Ганнибалом и с Марией. Девушка просто стояла, схватившись одной рукой за стену светлого идеального кабинета Чилтона, а другой рукой зажимала рот и нос. Через просветы в пальцах текли слезы. — Да что происходит, — теперь в голосе Чилтона звучало настоящее беспокойство, он подошел ближе и взял ее за плечи. - Простите, — попыталась сказать Мария. Перед внутренним взором снова встал Ганнибал с его легкой грустной усмешкой и взглядом, полным радости, когда он понял, что Уилл наконец-то принял его. — Не… могу… ост… ановиться. Через несколько секунд Чилтон оказался рядом со стаканом воды в руке. Девушка попыталась взять у него стакан, но ладони дрожали так сильно, словно не были ее собственными и больше не подчинялись своей хозяйке. Чилтон уже сильнее встряхнул ее за плечи. Мария на мгновение перестала даже дышать, и тут он быстро поднес стакан к ее губам: — Пей уже! Стекло со смешным звуком ударилось о зубы. Она сделала первый глоток. Странный привкус. Еще один глоток. Протянула руку, обхватывая его ладонь и забирая стакан — захлебнуться не хотелось. Выдох-вдох. — Ну что, жива? Она моргнула, принимая платок и высмаркиваясь. — Вы что-то добавили в воду? — Успокаивающее, — безмятежно отозвался психиатр. — И я так понимаю, что не зря. Ты регулярно убеждаешь Джека, что не знаешь, что произошло с Лектером и Грэмом, плачешь часами напролет и теперь ищешь моего общества. Объясни, девочка, что с тобой не так? — Мне нужна ваша помощь, — сказала Мария, внутренне удивившись, что голос звучит почти ровно и ее саму не разрывает от слез. — Какое хорошее у вас лекарство! Почти одобрительный согласный кивок. — Итак? Я тебя внимательно слушаю. Этот разговор не был похож на сеансы с Ганнибалом, однако непрошенные ассоциации все равно крутились в голове. — Я знаю, что у вас есть личная неприязнь к Уиллу и, всего скорей, к Ганнибалу. Чилтон эмоционально всплеснул руками: — Да какая разница, если они мертвы! Девушка порывисто обернулась — дверь была заперта, ключ находился в замке. Поэтому она уверенно ответила: — Они не мертвы. К чести сказать, Чилтон практически не изменился в лице, разве что взгляд его стал острым как стрела. — Они живы, и мне нужна ваша помощь. Этот разговор... он конфиденциален? — После стольких выплаканных слез, забитого носа и пересохшего горла было немного трудно выговорить длинное слово, но, как выяснилось, вполне по силам. — Так ты поэтому пришла в мой кабинет? — Да, как я понимаю, это единственное место, где не идет запись, — кивнула Мария, отгоняя непрошенные мысли про душ и туалет, где, как она очень надеялась, запись тоже не велась. — Уилл не хотел, чтобы все так получилось с вами. Я понимаю, вы не верите ему. Но поверьте мне. Они живы. По крайней мере, были. Там на обрыве кое-что произошло… говоря вашим языком, что-то типа катарсиса. Я считаю, что Ганнибал больше никого не убьет. Он не опасен, — девушка не была в этом уверена до конца, но у нее были основания так думать. — Это правда. Я вам не вру! — Взгляд Чилтона прямо-таки гипнотизировал, но она продолжила. — Я прошу вас помочь мне. Я должна к ним вернуться. Не знаю, как и куда, но я постараюсь дать им знак о том, где я нахожусь… или просто сбежать… и в этом можете помочь мне только вы. — Ты просишь помочь сбежать? — В голосе Чилтона прорезалось веселое изумление. — Теперь мне все ясно! С самого начала я догадывался, что здесь что-то нечисто. А я-то думал, с чего ты тут сидишь такая тихая и не выкидываешь никаких фокусов?!Значит, они тебя бросили и заставили придумывать им алиби и ты еще хочешь к ним вернуться? — Это не они. Я сама решила, — тихо ответила девушка, взглядом изучая паркет. — И что сподвигло тебя на такое решение? — Я люблю их. — Она вскинула глаза на Чилтона и твердо произнесла, не манипулируя и ничего не скрывая: — Больше своей жизни… нет, так же. Он приподнял брови, встал и подошел к девушке совсем близко. — А ты не боишься, что я вколю тебе сейчас какой-нибудь из своих препаратов, несмотря на запрет Кроуфорда, и ты мне все расскажешь? Я запишу это на диктофон — и мы отнесем Джеку. Допустим, Грэм не убьет никого, но вот насчет Лектера я как-то не разделяю твоей уверенности. Она судорожно сглотнула. -Я пришла предложить вам взамен на помощь… все, что угодно. Что захотите. Чилтон склонил голову, прислушиваясь. — Только дайте мне, пожалуйста, сделать один звонок с вашего телефона. Он единственный не прослушивается. А потом позвольте мне уйти. — Ты предлагаешь мне сделку? — Нет. Я прошу о помощи, — Мария не играла с ним. Какую бы цену ни назвал Чилтон, она должна была ее заплатить. — Все, что захотите, кроме выдачи их местонахождения. Во-первых, я этого не знаю, а во-вторых… никогда бы не сказала. Не только вам, никому… — горло сдавил спазм. Она отвернулась. — Не отказывайте мне, я уверена, что вы тоже любили, вы меня понимаете! — Так ты что, любишь Ганнибала? - Имя своего бывшего коллеги он выделил интонацией. Девушка удивленно улыбнулась. — Ты же приходила к нему на свидания. К тому же, Грэм женат, — пояснил свою догадку доктор. — И он был бы придурком, если бы отказался от такой верности. Мария смогла улыбнуться почти без усилий. — Итак, я должен помочь тебе связаться с людьми, которых разыскивает ФБР и ничего не говорить Джеку. И что я получу взамен? Девушка изобразила открытый жест ладонями, намекая, что все — только то, что не касается ее мужчин. — Что ж, полагаю, на Лектера и Грэма ты меня не выведешь. Но, возможно, мы сможем договориться, — голос Чилтона опустился аж на две октавы ниже — так, что сердце девушки сделало двойной кульбит. Радость и страх боролись в ее душе. Она все правильно рассчитала, и это не могло не обнадеживать. С другой стороны, Мария понимала, что за эту услугу ей придется заплатить. — Хорошо, — делать то, о чем она подумала, ей совершенно не хотелось, но ради Ганнибала она могла пойти и на это. К такому варианту развития событий Мария тоже была морально готова. Психиатр стоял совсем рядом, так, что она могла даже почувствовать тепло его тела и увидеть, как едва заметно быстро поднимается и опускается его грудная клетка. Не давая себе времени на раздумья, девушка прижалась к нему мокрым от слез лицом и аккуратно коснулась губами его рта. Ей только показалось или Чилтон правде ей ответил — но через секунду он резко отпрянул. — Беру свои слова назад, фортеля ты еще те выкидываешь! И что же, ты решила, мне нужно? — Вы так близко подошли, — она смутилась, — я… сделаю для вас все, что вы захотите, — голос звучал ни разу не соблазнительно, но по-другому сейчас не получалось. — Все, что вы попросите. — Знаешь, — протянул Чилтон, присаживаясь на стол перед стационарным телефоном. — Когда-то давно я читал русского классика Федора Достоевского, роман «Преступление и наказание» о становлении студента, который совершил преступление и предвосхитил появление книги о ницшеанской философии. Так вот, рядом с вышеупомянутым студентом постоянно находилась девушка, которая, чтобы спасти от голодной смерти своего отца, жертвовала всем, в том числе занималась проституцией. Советую прочитать. — Я знаю Достоевского, — тихо ответила Мария. — Хорошо. И ты сделаешь для меня одну вещь. И я разрешу тебе позвонить и помогу сбежать из клиники. Ты найдешь Алану Блум, где бы она ни находилась. Понимаю, что, вероятно, это произойдет не сразу, но мне она нужна. — Что вы с ней сделаете? — Ты выполнишь или нет? — Строго спросил Чилтон. И ответ на его вопрос мог быть только один. — Да. — Мне необходимо с ней поговорить. Не бойся, я не убиваю людей, как твои… — Чилтон усмехнулся, пытаясь подобрать слово. — Друзья. Ну, считай, мы договорились. Звони. Чуть дрогнувшей рукой Мария набрала номер телефона. Она знала, что стационарный телефон Чилтона из этого кабинета не прослушивается и что номер на этой модели телефона не определится. Видеть набор цифр доктор не мог, поскольку тактично в этот момент отвернулся. Правда, девушка уже начала догадываться, что дело здесь не столько в деликатности, сколько в определенном умысле. Гудок. Еще один. Еще два. «Ганнибал, пожалуйста. Только не бросай меня». — Я слушаю, — из трубки донесся такой родной, низкий, такой нужный ей голос. Мария онемела и закричала одновременно. Но вслух лишь выдохнула: — Это я. У нас мало времени. — Рад тебя слышать, — отозвались на другом конце телефона — на другом конце Земли — и в то же время, кажется, так близко. — Я сейчас в клинике у Чилтона. Звоню с его номера. Забери меня отсюда, пожалуйста. Я сделала все, что могла. Легкий напряженный смешок. — Фредерик сейчас рядом? — Рядом. — Значит, вы о чем-то договорились? Просто так он тебя не отпустил бы. — Алана, — слегка виновато ответила Мария. — Хорошо. — Судя по всему, Ганнибал не был ничем расстроен. — Напиши записку Джеку, что сбегаешь, потому что не можешь вынести бренности бытия. Пиши, знаешь, что хочешь. Через час выходи на проспект перед больницей. Скажи Чилтону, если он не обеспечит тебе безопасный выход и не будет держать все в секрете, лучше ему не знать, что будет дальше. Мария бросила взгляд на стоящего чуть поодаль доктора. — Спасибо, Га… — Стой! — Его голос зазвенел теперь волнением. — Не называй меня. — Да. Ее собеседник положил трубку. Мария медленно выдохнула и, обернувшись, вопросительно изогнула правую бровь: — Вы выведете меня через час из клиники? — Значит, они все-таки живы, не верится просто, — усмехнулся Чилтон. — Это не проблема. — И вы ничего не сообщите Джеку? Не попытаетесь с ним связаться? — А то что? — Так просто сдаваться Чилтон не собирался. — А я тем временем расскажу Ганнибалу, как вы мне помогли, — Мария была убеждена, что не только насилием можно решить проблему. Далеко не только этим. — Поможете? Вы ведь понимаете, что это будет новая жизнь для всех нас. Вы же талантливый психиатр, вы знаете, что я не убийца! — Ты — да. Но ты полагаешь, что он ради тебя тоже сдержится…- с неприкрытой иронией в голосе сказал Чилтон. — Твоя лесть слишком заметна, но мне, тем не менее, приятно. Девушка улыбнулась впервые за все время их беседы: — Я сделаю все возможное, чтобы не было убийств. Извините, мне нужно ненадолго отойти. — Ради Бога. — Пожал плечами Чилтон. — Но не затягивай, я не могу ждать тебя весь день. Джек оставил девушке телефон, вероятно, в надежде, что она попытается связаться с Уиллом или Ганнибалом. Ей было неприятно водить Кроуфорда за нос, потому что он был, хоть и весьма импульсивным и несдержанным, но хорошим человеком. Да будь глава поведенческого отдела ФБР хоть в квадрате взрывным, пусть бы он вопил на подчиненных с утра до ночи, это был, конечно, не повод скрывать от него часть правды. Однако делать было нечего. Вернувшись к себе в комнату, Мария набрала знакомый номер: — Мама? Привет, это я. Мне придется на какое-то время исчезнуть… да, что-то вроде задания… До самого последнего момента, пока Мария с трепетом внутри садилась в машину Чилтона, девушка предполагала, что все может пойти не так, как она запланировала. Даже когда они выехали на оживленный проспект и доктор выразительно указал на дверь, она ожидала, что вслед за ними вот-вот будет доноситься вой патрульных сирен. Джек, конечно, ничего нового от Марии не узнает, просто потому что она сама не в курсе, где находятся Лектер и Грэм, однако ее точно не выпустят. И если она останется в Балтиморской клинике в относительно комфортных условиях — это будет еще хорошим вариантом, учитывая все остальные возможности. — Что-то никого здесь нет. — Кто бы ни был, он не выйдет, ведь Джек наверняка их ищет. - Мария задумалась. — Кроуфорд ведь так и не поверил мне до конца в то, что они пропали без вести. — Какая преданность, — тихо сказал в ответ Чилтон, — Лектер и Грэм должны это ценить. Мария широко улыбнулась. Она все понимала: сделав услугу в качестве ее спасения Чилтон мог вырвать у Ганнибала для себя пожизненную безопасность. Это прекрасная мотивация для помощи, но каким-то внутренним женским чутьем Мария поняла, что психиатр говорит вполне искренне — вероятнее всего, потому что заинтересовался ею. При других обстоятельствах она тоже могла бы посмотреть на него как на мужчину, но сейчас ее волновали только человеческие качества доктора Чилтона. — Спасибо. — Я не скажу Джеку, что знаю о твоем звонке. Но даже не думай, что он сдастся. Он будет вас искать, но детали узнает не от меня. — Вы хороший человек, доктор Чилтон, — вежливо сказала Мария. «Вы просто не хотите проблем с Ганнибалом, но я вам очень благодарна», — подумала она. Глаза психиатра странно блеснули — в полутьме салона он казался похожим на собственную тень — затягивающую как омут и опасную. Владеющий гипнозом, имеющий определенное влияние — и тем не менее, сейчас в его дорогом автомобиле из них двоих только любимица Ганнибала определяла, как будет развиваться история их жизней: ее собственная, Чилтона, Джека, семьи Уилла. Перекидывая руку через Марию, чтобы открыть дверь, и, касаясь острым локтем живота девушки, Чилтон задержал прикосновение. Его горячее дыхание ощущалось совсем близко от ее лица. — Мне жаль, что ты не моя. Нетрудно было догадаться о влечении Чилтона. И, откровенно говоря, Мария тоже могла при определенных обстоятельствах считать его привлекательным. Она покачала головой, а потом, выходя из машины, быстро коснулась сомкнутыми губами его щеки: — До свидания, Фредерик. «Я не твоя, но постараюсь, чтобы Ганнибал тебя не убил». Мария никогда не думала, что захочет быть кем-то захваченной, но сейчас она мечтала о том, чтобы сдаться. Без телефона, документов и кредитки, даже без вальтера, она ощущала себя будто обнаженной. Она не хотела думать о том, что может произойти, если Чилтон все-таки сообщит Джеку, что Мария с кем-то связывалась и теперь бежала из клиники. Размышляя, девушка углубилась в близлежащий двор. Какой смысл бояться в сумерках маньяков, если самый опасный хищник во всем Восточном побережье стал ее защитником? Единственным человеком, которому она была готова сдаться и полностью отдать контроль? — Я ждал тебя, — Мария почти спиной услышала знакомый грудной голос. Обернувшись, она увидела Ганнибала. Ухоженный, с гладко подобранными волосами, непринужденный, как обычно. Вокруг не было ни души, поэтому девушка позволила себе броситься ему на шею и почувствовать, как теплые руки сомкнулись за ее спиной. — Ты пришел! — За тобой, — ответил он твердо — так, словно не было всех этих дней сомнений и тягостных рефлексий. — Ты сомневалась? — Я так ждала тебя и Уилла! И… в итоге запаниковала, прости. Я все испортила, да? — Нет, конечно, — одними глазами улыбнулся он. — А теперь скорее в машину. Нас ждет довольно увлекательная поездка. Наверное, ты голодна, но потерпи еще немножко. Скоро можно будет расслабиться. *** У Ганнибала оказались и деньги, и их новые документы, и даже билеты Вашингтон-Гавана. Задать вопрос про Уилла девушка так и не решилась, но, входя в салон вслед за Лектером, едва не врезалась в широкую спину последнего, так неожиданно тот остановился и, наклонившись куда-то влево, спросил: — Здесь свободно? И тут Мария увидела, что он обращается к сидящему у иллюминатора Уиллу. Радостные встречи в самолете — это всегда повод умилиться окружающим пассажирам, которые благожелательно поглядывали на статного мужчину в проходе и молодую женщину, которая, выскользнув рыбкой из-за его спины, бросилась в объятия кучерявого и с виду невзрачного мужичка, задумчиво сидящего возле окна. — Господи, Уилл, ты жив, — прошептала Мария, садясь рядом. — Господи-Боже, Уилл… — Ты так говоришь, как будто ожидала чего-то другого, — слегка озадаченно произнес Ганнибал, — между прочим, мы тоже зря времени не теряли. — Прости, что мы так затянули с твоим освобождением, — устало вздохнул Уилл. Под его глазами залегли тени, но затравленное выражение отчаяния или безумного желания активных действий исчезло. Он выглядел почти умиротворенным. — Я даже начала паниковать! Но теперь это все позади. — С вами двумя я поседел раньше времени, — Уилл покосился на Ганнибала, который сидел около прохода, но было видно, что говорит он это не всерьез. Пожалуй, впервые Мария заметила такое искреннее, незамутненное ничем тепло в их отношениях. И это ее примиряло со многими потерями. Она сжала руки обоих мужчин, словно не веря, что они рядом с ней, что это не сон. — Я боялась, что вы забудете обо мне, что я останусь там насовсем… — Мария поджала губы и покосилась на Ганнибала. Теперь-то она не заплачет. — Все хорошо, родная, — негромко ответил он. — Мы летим домой. Теперь у нас есть дом. Как выяснилось позднее, дом был не один. Но Куба оказалась наиболее выигрышным местом, чтобы там затеряться или, хотя бы, временно скрыться от ФБР. Впрочем, это было делом уже вторым или третьим. Первое, и это считала Мария для себя самым важным, состояло в том, что Ганнибал и Уилл были живы. С ними все было в порядке и, кажется, они даже решили свои внутренние конфликты. Второе — ей нужно было убедиться в том, что с Эбигейл, которая стала ее настоящей подругой, все в порядке. Что она действительно ждет их, что ничего ужасного с ней не произошло. Об этом, возможно, думали и мужчины, однако либо знали явно больше, чем Мария, либо не показывали ей своего беспокойства. Она не знала, о чем думал Ганнибал, сидящий рядом с ней с умиротворенным лицом, не знала, что снилось Уиллу, который уткнулся носом в обивку кресла. Зато она очень четко понимала, что впереди будет неизбежное солнце в сердце. Счастье и горе, попытка начать новую честную жизнь и в то же время разрешение накопившихся проблем. Надо каким-то способом защитить Алану от обещания Ганнибала, пусть и данного в пылу драки, убить ее. Расплатиться с долгом Чилтону — и, по возможности, проследить, чтобы Чилтон не убил ее сам. И выяснить заодно, какие у Ганнибала планы на Фредерика — помимо потенциально возможных научных бесед о психиатрии. А еще как-то оправдать своих мужчин перед встречей с Джеком. В том, что эта встреча состоится через год, пять или пятнадцать, Мария не сомневалась. — Мария! О, Боже, я не видела тебя сто лет! — Худые и загорелые девичьи руки обхватили ее шею. — Три года, Эбигейл, — счастливо прошептала Мария ей в ответ. Три года боли, радости, разочарований, горечи и надежды. Три года провокаций с ее стороны, шантажа Уилла Грэма и манипуляций Ганнибала. Но сейчас — сейчас она чувствовала себя дома. Пусть это было и временное их пристанище, но они были вместе. *** В костеле было тихо, прохладно и почти безлюдно. Пожилая семейная пара негромко переговаривалась, стоя у витражей. Возле Распятия стоял служитель церкви, протирая подсвечник для красивых белых свечей. А в первом ряду в самом центре сидел Ганнибал. Мария не хотела нарушать его уединение, но именно это место казалось ей самым правильным для того, чтобы сейчас побыть вместе. Не поворачиваясь, Ганнибал улыбнулся: — Я тебя как-то не спрашивал, ты ведь верующая? — Да, — кивнула девушка, садясь рядом с ним, — а ты? — Был крещен, — непривычно кратко ответил Ганнибал. — Гм. Иногда я думаю, что ты ищешь Бога намного больше, чем мы все. Ганнибал повернулся к ней и с нескрываемым интересом спросил: — Что же, по-твоему, людям от Него нужно? Зачем искать Его? — Ты для себя уже ответил на этот вопрос. По-моему, я даже застала один из ваших споров с Уиллом, — от забавных и греющих душу воспоминаний на сердце стало уютно и хорошо. Она улыбнулась одними глазами. — А как ты на него ответила? Девушка приподняла брови, задумчиво обвела взглядом костел, витражи, скульптуру Девы Марии и зацепилась за терновый венец. Уверенно сказала: — Нам нужно прощение. Всем. Даже самым счастливым. Ганнибал медленно выдохнул и, тепло улыбнувшись девушке, надолго замолчал. Чтобы его не беспокоить, Мария бесшумно обошла скамью и села за его спиной. Она не могла видеть, как в этот момент его глаза наполнились слезами. Девушка прекрасно знала, что Ганнибал никогда этого не скажет вслух, но ему было не чуждо раскаяние — даже причина, по которой он сел в тюрьму, заключалась не только в том, чтобы Уилл всегда мог его найти. Это было его глубокое личное покаяние перед Богом. А сейчас, глядя на свет солнца, льющийся из узких высоких окон, Мария думала о том, что в ее паспорте она записана на одну фамилию с Ганнибалом — и она готова была поспорить, что точно не как дочь. Она понимала, что рано или поздно такой человек как Ганнибал все-таки предложит сделать их брак самым реальным и самым настоящим, вместо формального, отпечатанного сухими стандартными словами в документах. Возможно, что-то даже наклевывалось в отношениях Уилла и Эбигейл, судя по тому, как эти двое были неразлучны в последние пару дней. Что же должен был сделать Ганнибал, чтобы обелить свою репутацию перед обществом? А что бы он захотел сделать? Мария понимала, что точно не станет подталкивать его ни к какому определенному решению — возможно, именно благодаря ее честности и его силе они и выживут. Все четверо. Храм был самым подходящим местом для того, чтобы подумать о любви и покаянии.