Долгий путь

Сложно сказать, почему Мэнсфилд не пользовался популярностью среди горожан. С первого взгляда обыкновенный маленький городок, в котором не происходит ничего необычного и который похож на остальные такие же маленькие городки по всему штату. Но никто из его жителей не проникся особой симпатией к этому месту. Никому не нравилась здесь погода: летом слишком жарко, зимой слишком холодно. Мало кто был в восторге от грязных улиц, наполненных бездомными; мало кому нравилась Мэнсфилдская школа, в которой учителям было наплевать на учеников; мало кто любил здешние бары, которые походили на обыкновенные забегаловки, пропитанные резким запахом перегара и дешевых сигарет. Лишь малости жителям Мэнсфилда пришелся по вкусу индустриальный пейзаж на пару-тройку заводов, что каждый день выбрасывают более сотни тонн серого дыма в небо. Лишь малости... хотя, по правде говоря, никто не любил этот город. Ни один житель не был в восторге от Мэнсфилда, но переехать отсюда никто не осмеливался. Эта маленькая точка на карте Америки овладевала людьми, что приезжали сюда и больше их не отпускала. Это медленное, почти мертвое течение жизни поглощало каждого в бедность и нищету, выплевывало и растаптывало ногой о мокрый асфальт. В Мэнсфилде все обречены закончить неудачниками, пьяницами, наркоманами или просто безжизненными людьми, что никогда ни к чему не стремились, а лишь просиживали свое время на потертом диване, просматривая тупые реалити-шоу на местном канале. Никто не любил Мэнсфилд, кроме него. Вилли Джонсон был из тех людей, кому все равно, что происходит в его жизни и какая рубашка на нем надета. Он не знал, что будет завтра, и это никоим образом его не волновало. Вилли любил Мэнсфилд всем своим сердцем потому, что его все устраивало. Ему похуй на погоду, ведь если жарко - есть кондиционеры, а если холодно - есть помещения; его совсем не волнует образование в здешних школах, ведь он давно уже окончил учебу; а местные бары, походившие на пьяный бедлам - его любимый вид баров. На большинство изъянов города Вилли было все равно, и в этом и проявлялось его "все устраивает". Быть неудачником и не иметь никаких перспектив на будущее - словно победа для мистера Джонсона, это как раз то, чего он хотел. Ему совсем не важно, какие ярлыки на него вешают незнакомые люди и сколько денег хранится в кошельке - главное, чтобы хватало на дешевое пиво. Вилли Джонсон любил Мэнсфилд как раз потому, что здесь он себя чувствовал, как рыба в воде: не имея возможностей и стремлений, плыть по кругу, молча дожидаясь конца, - его негласное правило в жизни. Как ни странно, но в мертвом городе Вилли был единственным, кто чувствовал себя живым. Его гедонистический образ жизни читался в его внешности яркими буквами и жирным шрифтом. На вид мистеру Джонсону больше пятидесяти (а на деле - всего сорок три), его светло-серые глаза тяжело разглядеть из-за резкого темного контраста от синяков под ними, а пухлые розоватые губы были усыпаны трещинами и микроссадинами, что свидетельствовало о постоянном обезвоживании организма. Волосы мужчины, короткие и блондинистые, были всегда небрежно зализаны набок, а от него самого все время пахло спиртным вперемешку с запахом пота. На удивление, учитывая постоянные пьянства и разгулы, бледная кожа Вилли выглядела прекрасно, а за густой рыжеватой бородой в сантиметр, покрывшейся кое-где островками седины, он систематично ухаживал, раз в два дня подстригая щетину. Вилли был достаточно высоким и, с виду, очень крепким; его тело хоть и не было подтянутым и не имело какой-то четкой мышечной формы, но оно по крайне мере было без лишнего жира и килограмм. Его совершенно не волновало собственное отражение в зеркале: внешность для мужчины никак не влияла на уверенность в себе. Вилли Джонсон живет в спальном районе Мэнсфилда на Мэдисон-стрит в убогой однокомнатной квартирке на втором этаже. Назвать его жилище пригодным для жизни весьма сложно как минимум из-за наличия всевозможных видов тараканов, старых ржавых труб, что противно воют и скрипят, и постоянных сквозняков из проемов деревянных окон. Но Вилли большего и не надо было: он гордился тем, что у него есть такая неотесанная берлога. Это утро у Вилли прошло так же, как и все предыдущие: он проснулся ближе к полудню на своем любимом (и единственном) пошарпанном диване, который, откровенно говоря, насквозь пропах сыростью и сигаретным дымом; не вставая с постели, выкурил утреннюю Мальборо и еще около часа валялся, щелкая пультом от старенького телевизора. Почувствовав неприятную пустоту в области желудка, он побрел на кухню в поисках чего-то съедобного и, сделав себе на скорую руку тост с арахисовым маслом, принялся его уплетать, запивая все это дело прохладным пивом из холодильника. Сегодня у Вилли выходной, а это значит, что вечер обещает быть уж очень красочным и праздничным. Как и в каждый выходной, после завтрака Вилли переместился обратно на диван, разложил перед собой похабный журнальчик и принялся мастурбировать, переводя взгляд с одной страницы чтива на другую. Закончив самоудовлетворение, мужчина отпил из поцарапанной старой кружки еще немного пива и решил принять душ. В доме Вилли душ - не был местом, где можно расслабиться, как это было во многих других домах и квартирах. Ржавый квадратный поддон, побитая нежно-голубая плитка на стенах с небольшими пятнами темной плесени и еле живой напор прохладной воды уж никак не вселяли мыслей подольше там остаться. Именно поэтому Джонсон не стал задерживаться, и уже через минуты три с победоносным взглядом и довольным выражением лица он вышел из душевой мокрый и совершенно нагой. Все же он был доволен: пока что день проходит как нельзя лучше! Натянув на себя плотные темно-синие джинсы и надев бежевую футболку, а сверху нее теплый свитер по горло, одинокий мужчина вышел из комнаты в прихожую, обуваясь в грязные ботинки. Он накинул на себя коричневую кожаную куртку, вышел из квартиры и закрыл ее на ключ, направляясь в бильярдную, где его всегда ждал старинный друг Фрэнки. Октябрь в Мэнсфилде ощущался словно январь: при каждом выдохе следовали густые клубы пара, что говорили об отвратительной температуре воздуха; на небе было невозможно разглядеть солнца, ибо оно было спрятано за непробиваемым слоем серых туч; а холодный порывистый ветер с такой силой качал тонкие ветви голых деревьев, что казалось будто они вот-вот рухнут на землю. Улицы были пусты, а тропинки покрылись гололедом. Для полного счастья еще снега не хватало! Погода отнюдь не волновала Вилли Джонсона, который хоть и весь сжался от прохлады, но искренне улыбался, предвкушая сегодняшний вечер. Во всем городке из развлечений были только второсортные бары-кабаки, ущербный молодежный клуб, который открывался только летом и бильярдная, находящаяся на втором этаже местного супермаркета. Каждый свой выходной Вилли проводил сначала в бильярдной, а уже ближе к вечеру перемещался в один из баров. Через десять минут он прибыл на место и, поднявшись на второй этаж, обнаружил своего друга Фрэнки, одиноко сидящего на красном диване и попивающего пиво из прозрачного пластикового стаканчика. Фрэнк Стивенс был на год младше Вилли, но выглядел лет на десять старше. Возраст ему прибавляли седые волосы, растущие только на висках и затылке, многочисленные морщины на овальном лице и темные круги под глазами, напоминавшие синяки. На лбу мужчины красовался бледный шрам в виде развернутой буквы "У", а скромные утиные губы были настолько сжаты, что их было тяжело разглядеть. - Привет, Фрэнки, - промямлил Вилли себе под нос, усаживаясь на диван рядом со своим другом. Фрэнки протянул ему руку, и они обменялись рукопожатиями. На небольшом липком столике, расположившимся перед диваном, стоял еще один пластиковый стаканчик с налитым доверху пивом. Вилли смело протянул к нему руку, поднес к губам и с довольным вздохом сделал два огромных глотка золотистой горьковатой жидкости. Он улыбнулся, откинулся на спинку дивана и закатил глаза от удовольствия. - Как жизнь, старина? - Расслабленным голосом спросил Джонсон своего друга, допивающего воздушную пенку со дна стакана. - Та ебанный рот блять, утро дерьмо блять... эта тупая псина поганая два часа под дверями скулила, залупа тупая... - Фрэнки не был самым красноречивым в Мэнсфилде. Его речь состояла преимущественно из матов и несвязных между собой слов, а хриплый прокуренный голос усугублял всё до того, что его даже не всегда можно было понять. - Я вышел с ней, значит, погулять, а эта сука дала деру, как только я на соседские дойки заглядел! Я блять двадцать минут за ней бегал... когда поймал... вопрос ставлю, какого хера ты сорвалась, она блять глазами хлоп-хлоп и ответила, что мол я на одном месте топчусь, коза проклятая! Я умираю с этой шавки сутулой, какого хера она... Фрэнки живет один в небольшом доме на Честер-авеню; единственным обитателем его жилища, помимо его самого, является маленький пушистый пудель по имени Джина. Эта мелкая псина - собака его жены, которая скончалась полгода назад от рака легких. Несмотря на ненависть и антипатию к этому шелудивому клочку шерсти, Фрэнки считает своим долгом позаботится о собаке как следует, как минимум потому, что его жена очень любила Джину. Именно поэтому каждую встречу с Вилли он начинает с рассказа о хлопотах, которые доставляет ему пудель и с того, как ему это все осточертело. Но самое забавное и в то же время раздражающее, что находил в этих рассказах Джонсон, было то, как Фрэнки описывает собаку: он всегда о ней говорил, как о полноценном члене общества, как о живом человеке, который не только умеет говорить на людском языке, но еще и обедает за столом с приборами в лапах. Рассказ о Джине закончился не скоро. Вилли уже успел опустошить второй стакан, но его собеседник все еще не собирался переводить тему разговора. Еще минут пятнадцать Вилли изображал интерес к происходящему, как вдруг Фрэнки замолк и предложил сыграть в партию бильярда. Попивая золотистое пиво, он начищал свой кий, тем временем, как его собеседник большим красным шаром разбил треугольник из белых шаров на бильярдном столе. Первую партию выиграл Фрэнки, опередив своего друга лишь двумя очками, на второй же партии игра начала принимать более напряженное развитие. - Может заглянем сегодня в паб? После этой партии было бы в самый раз! - Спросил Вилли, перемещаясь вдоль бильярдном стола и тщательно выбирая шар для нанесения удара. - Ну, я-то только "за", понятное, блять, дело... но мне бы вернуться не средь ночи, чтобы харчи насыпать этой лохматой куртизанке, а то еще, не дай Бог, подохнет с гладу... - О чем разговор?! Мы посидим чуть-чуть, выпьем медовухи аль пива темного и разбежимся! Так, чисто на часика два застрянем в пабе и все, - Вилли так говорил каждый раз, но никогда эти слова не подтверждались. Не было еще ни одного случая, чтобы они оба сидели в пабе не до самого утра. - Вечно тебя в этот паб тянет, как кобылу на поле... неужто из-за той швейцарки белой... ну, этой... как она?... которая вечно пожрать приносит и ходит в такой всратой юбке цвета голубиного дерьма... как ее зовут, блять... - Анжела! - Да, точно, Анжела... - Не, друг, совсем нет! Не в моем вкусе она, уж слишком привередлива, - с этими словами Вилли забил два шара в лузу, тем самым вырвавшись вперед по счету. - Хм, привередлива... зато хозяйка прирожденная! Пожрать приготовит, трусы постирает, да и с приданным все в порядке. Не пора ли тебя уже обзавестись кем-то? - Как только встречу свою судьбу, Фрэнки, так сразу поволоку ее под венец! - Ухмыльнулся Джонсон и сделал смачный глоток пива. Женитьба, семья, отношения и личная жизнь в целом - вещи, которые совершенно не волновали Вилли. Ему это было неинтересно. Он искренне не понимал, почему многие стремятся скрепить с кем-то узы любви законом и впадают в панику от того, что не могут найти такого человека. Многие женятся даже не по любви, а от безысходности, и разве это выход? Вилли всегда недоумевал, как можно провести всю свою жизнь с кем-то, кто тебе не симпатичен на все сто процентов? Он никогда не любил. Ни в детстве, ни в юношестве, ни будучи взрослым и сформированным мужчиной. Все его романтические отношения с женщинами начинались в один вечер на пьяную голову с нестерпимым пылом в глазах, а заканчивались на следующее утро с полным безразличием в мыслях. Вилли предполагал, что когда-нибудь это с ним случиться. Он полюбит кого-то. Но до тех пор он будет веселиться и проводить время в свое удовольствие. Закончив партию в бильярд, в которой снова таки выиграл Фрэнки, они оба покинули заведение и направились в паб, который находился двумя кварталами ниже. Оказавшись около шаткой деревянной двери с вывеской "Открыто", джентльмены остановились, сделали глубокий вдох, а затем вошли внутрь. Первый вдох воздуха - и нос неприятно защипало от количества токсичного дыма. Разглядеть с порога все небольшое заведение было невозможно из-за полумрака, царившего внутри, а также из-за вышеупомянутого сигаретного тумана и периодических мерцаний белого света. Когда нос привыкает к неприятным ощущениям, начинает доносится запах затхлого пива и свежей рвоты. В пабе было невероятно шумно: за одним столиком громко что-то обсуждали два завзятых товарища, за другим - постоянно звонко смеялась полненькая женщина, потягивая водку с соком, а за третьим - собралась целая шайка престарелых мужчин, которая оживленно спорила о чем-то связанном с политикой. Вилли и Фрэнк уселись за барной стойкой, так как все места за столиками были заняты пьяницами, которые караулят свое место еще с утра. - Эрни, мне темного, - обратился к немолодому, но здоровому бармену Вилли. - Мне тоже, - промычал Фрэнки, зажав сигарету меж губ. У этого паба не было названия, ни какой-то дорогой вывески на входе, мягких сидений или первоклассного алкоголя. Это заведение отличалось от других пивнух и забегаловок одним большим, жирным фактом - здесь никогда никто не позиционировал себя в лучшем, вымышленном свете. Другие такие же второсортные бары-кабаки в Мэнсфилде с виду похожи на более менее элитные заведения, но внутри та же картинка, что и здесь. Все они пытаются показать, что у них все на самом лучшем уровне, но это совершенно не имеет никакого значения в городе, где живут те, кому на все насрать, разве не так? Поэтому этот паб настолько популярен, поэтому в нем каждый день аншлаг, и поэтому все норовят здесь провести недельку-вторую. Этот безымянный паб любят за честность. Вилли и Фрэнки сидели и расслабленно попивали темное пиво, обсуждая последние мировые новости и поливая политических деятелей всевозможной бранью. Они так просидели до самого вечера, периодически выходя в туалет и покуривая сигареты. Около полуночи Фрэнки начал собираться идти домой, оправдывая это тем, что ему нужно покормить Джину и выгулять ее, дабы потом не драить весь дом. Но Вилли как никто другой знал, что глупая псина вовсе не помеха им остаться веселиться до самого утра, дело здесь в чем-то другом. Он начинал уговаривать своего друга остаться, но каждые десять минут собеседник опять затевал разговор о том, что ему нужно домой. - Да брось ты! Ты никогда до этого не вспоминал об этой шавке и сидел со мной до самого утра. Иногда даже до обеда! А в некоторых случаях мы здесь на три дня застревали. Вот, помнишь, два месяца назад, а? Мы вообще забрели в другой штат, и ты ни разу не упоминал о Джине! - Мне надоело... вечно убирать за этой паскудой ушастой по приходу, надоело мне это... - Язык Фрэнки знатно заплетался, лицо его побагровело, а глаза безжизненно застопорились. Губы слегка тряслись, а движения рук были настолько непроизвольными и заносчивыми, что он едва не разбил свой стакан пива. - Да перестань ты! Если хочешь, я могу с тобой сходить к твоей шавке, покормим ее, напоим, а затем обратно сюда вернемся. Веселье должно продолжаться, ну что ты?! - Речь Вилли была куда ровнее, чем у его друга, но если прислушаться все равно можно заметить, как его голос невольно становился ниже и грубее. - Я думаю, мне потом не захоче... ТРР! Дверь паба издала гулкий протяжной звук, и внутрь повеяло холодом. На пороге стояла девушка, которую не то, что никто не видел ранее в этом пабе, никто и не мог предположить, что подобные особи здесь бывают! Она внешне очень отличалась от местного контингента. Как минимум, у нее были хорошо уложены волосы, от нее не воняло потом, у нее был здоровый цвет лица, а губы были без трещин и ссадин. Одежда на ней была чистая, без посторонних пятен и выглядела достаточно дорого. Впервые за столь долгое время в пабе было тихо. Все мигом приковали любопытные взгляды к незнакомке, ожидая ее дальнейших действий. Кто-то подумывал, что она заблудилась, кто-то откровенно считал, что она из какой-то службы приехала, чтобы устроить здесь проверку, кто-то вообще полагал, что это новая владелица! Столь широкое внимание публики девушке оказалось по нраву, она улыбалась и рассматривала каждого, выбирая куда ей присесть. Единственным свободным местом было по правую руку от Вилли за браной стойкой, куда незнакомка и направилась. Рассмотрев ее поближе, Вилли заключил, что она невероятно красивая.