Предубежденные

      Длинные тонкие пальцы. Вьющиеся темно-каштановые волосы, спадающие на лоб. Карие глаза, отливающие янтарной зеленью. Само спокойствие. Сама сосредоточенность. Брось в него книгу — поймает моментально, не глядя. Задай ему вопрос — ответит, каким бы делом не был занят, так, будто собеседник его совершенно не отвлекает, не бесит, не нервирует. Не мешает заниматься действительно важными делами.       Волшебное перо Теодора Нотта пишет методично и быстро, управляемое мыслями сына Пожирателя. Он сидит, облокотившись о спинку стула, держа в одной руке ту самую коричневую книгу из Запретной секции, которую он уже два раза успел прочитать. Которая абсолютно бесполезна. И сейчас он словно дает ей последнюю попытку оправдать себя и не оказаться такой поверхностной и примитивной. Конечно, чуда не случается.       Перо ставит финальную подпись и послушно встает в чернильницу. Пергамент в пару секунд сворачивается в письмо. И отправит его Тео уже утром.       Послание предназначалось не отцу. С того момента, как Нотта старшего закрыли в родовом поместье в Уилтшире, Теодор ни разу не послал туда сову. Прошел уже месяц с начала учебного года, к тому же, с шестого курса слизеринец жил у двоюродного брата в Лондоне.       Нотт старший принял решение отдалить сына от себя задолго до Битвы за Хогвартс, как ее уже стали называть, чтобы единственного наследника никак нельзя было скомпрометировать, чем бы отец не занимался до смерти Темного Лорда и после «заточения» в родовом поместье. Ему повезло, что Малфой старший разочаровал Воландеморта куда сильнее его самого, поэтому видов на его единственного сына Лорд не имел.       Но назвать Теодора невинным мальчиком просто язык не поворачивался. То, что отец почти что отослал его подальше от эпицентра Новой Истории, частью которой ему, Тео, так хотелось стать, имело абсолютно противоположный эффект. Если Нотт старший хотел, чтобы сын был вне зоны досягаемости, то сам Тео сгорал изнутри от необходимости проявить себя, быть значимым, быть лучшим. С виду правда не скажешь. Внешне спокойный и уравновешенный, имеющий полный контроль над собой и своими чувствами.       Внешне. Понимаете?       Вернувшаяся после дежурства Гермиона проходит через гостиную и невольно замечает его темную фигуру, сидящую за письменным столом. Она не видит, как вмиг тот закрыл глаза и задержал дыхание. Не слышит, каким резким был последний выдох. Не чувствует, как невидимая черная рука его ненависти нависла над ней всего в нескольких сантиметров от головы. Гермиона только вздрагивает и уходит к себе в спальню, прогоняя мысли прочь прочь прочь.       И снова невероятное преображение, полное равнодушие на красивом лице, как только девчонка вышла из комнаты.       Но мы отвлеклись.       Нотт любил отца. Их отношения отличались от любых других отношений отца и сына, примеры которых он мог наблюдать у однокурсников. Во-первых, их было только двое.       Смерть матери, когда Тео было пять лет, только сблизила их, сковала цепями привязанности и горя. Что угодно для мальчика, который смотрит на него также, как когда-то смотрела она. Все, что пожелаешь. Больше книг? Заклинаний? Больше Темных заклинаний? Закрытых знаний? Хочешь изучать Пророчества? Интересны яды? Проклятия? Все, что ты захочешь.       Интерес Тео к Темным искусствам рос из года в год. В какой-то момент его отец понял, что увлеченность сына намного сильнее его собственной. Какому отцу не понравится, что его сын идет по его стопам? И было понятно, что делается это не с целью выпросить больше любви, внимания, а с неоспоримой искренностью. Как же он гордился им.       Казалось бы, почему не похвастаться талантливым сыном? Стать фаворитом Темного Лорда? Оправдать себя за прошлые ошибки. Ведь на роль Драко Он мог выбрать Теодора. Честно говоря, даже выбирать бы не пришлось. Эти соблазны стоили Ноту старшему множество бессонных ночей. Будь характер Нотта старшего на порядок слабее, он так бы и сделал. Но сын — единственное, что у него осталось. Единственное, что придавало его жизни смысл.       Во-вторых, отец был намного старше прочих родителей друзей. Он был умнее, опытнее, мудрее, что иначе сказалось на воспитании мальчика, сделав его взрослее своих лет. В третьих, они часто понимали друг друга без слов, им были не нужны банальные проявления любви, доказательства чего-то, они никогда не оправдывались друг перед другом. У них действительно были особенные отношения.       Поэтому Нотт пишет не отцу.       Он ничуть не удивляется, видя спящего Драко у себя в комнате, ночевать в своей слизеринской спальне тот стал очень редко. Болтовня учеников Малфоя бесила, насмешки Забини вымораживали, любые неловкие взгляды в его сторону провоцировали на агрессию. Его вспыльчивость прогрессировала, неделю назад чуть не спровоцировала новую драку с гриффиндорцами.       Вмешательство Элеоноры Андервуд с ее успокаивающими заклинаниями, о которых никому не было известно, должно было сгладить конфликты, но имело только временный эффект. Это чем-то напоминало зависимость от лечебного зелья. Когда заклятье спадало в нем росло раздражение, которое на фоне обстановки и контактов с людьми вновь превращалось в агрессию, которая с каждым разом становилась лишь ярче. Замкнутый, постоянно расширяющийся круг. Этакое n+1.       Теодор останавливается у кровати и внимательно смотрит на спящее лицо. Думает ли он о том, что Малфой все испортил? Что сам он смог бы справиться намного лучше, тогда бы Темный Лорд остался жив? Думает ли о том, что Драко его разочаровал и продолжает разочаровывать? Думает ли о том, что тот слаб, беспомощен, труслив? Может, он волнуется о состоянии своего лучшего друга, брата, которого у него никогда не было?       — Ты знаешь, я бы очень хотел поменяться с тобой местами. — Я бы точно справился.       Гермиона видит, как улыбка озаряет лицо Джинни, пока та читает письмо от Гарри. Она не сдерживает короткой улыбки и переводит взгляд на свои письма. Сычик Рона, уже успевший съесть пару любезно порезанных ломтиков бекона, нежно клюнул Грейнджер в руку и, уцепив последний кусочек, протянутый Амори, улетел из Общего Зала.       — Я скажу Рону, что ты откармливаешь его сову. — хмыкнул Симус, откладывая неоткрытое письмо матери в сторону и раскрывая Ежедневный Пророк.       Пятикурсник был быстро взят под гриффиндорское крыло. Он открыто восхищался семикурсниками, почти выпытывал у них истории, а его успехи в квиддиче сделали свое дело: Дин с Симусом активно вклинивали его в свою компанию.       — Правда? — моргает, вопросительно бросая взгляд на Джинни. Та уже закончила читать письмо и утешительно молча отрицательно качает ему головой. Ее очень забавляла его искренняя доверчивость.       — Ага. Скоро сыч станет таким толстым, что застрянет в каком-нибудь окне. И Рон будет ходить и звать его, но никто ему уже не отзовется. А все почему? Бедный Сычик умер от ожирения, потому что кое-кто постоянно его подкармливал вредной едой.       — Ну? — Амори нетерпеливо подается навстречу Финнигану, забыв о разговоре. Ведь тот открыл страницу спортивного раздела.       — Они перенесли на Рождественские каникулы. — голос Симуса звенит от предвкушения и радости.       — Да!       — Поехали все вместе! Гарри и Рона тоже должны отпустить!       — Да про что вы? — наконец спрашивает Гермиона, испытав легкий укол раздражения. На нее смотрели пять пар удивленных глаз.       — Чемпионат мира по квиддичу перенесли на Рождественские каникулы! — улыбается Дин и заглядывает в чужую газету, чтобы проверить списки сборных.       Дальнейший их разговор Гермиона уже не слушает. Значит, прошло четыре года с той чудовищной давки? Насколько она помнила, тогда стоял август.       Она в зародыше душит воспоминания о крови, о метке, о том, как пара ног успели наступить на нее, когда она споткнулась, убегая от толпы. Она снова увидит увлеченного и вдохновленного Рона, счастливого Гарри, родных мистера и миссис Уизли. Все будет, как раньше. Все будет чудесно.       — Мне нужна помощь. — тишина в ответ.       Теодор смотрит на Забини заинтересованно, Дафна удивленно, Паркинсон привычно приподнимает одну бровь. Малфой же не слышит, потерявшись в мыслях. Нотт незаметно пихает его ногой, чтобы тот обратил на редкое явление свое внимание. Драко раздраженно громко ставит чашку с кофе на стол.       — Потренируй со мной подсечку. — второй раз повторять одно и тоже Блейз не собирался, первая фраза и так стоила ему многого.       — Ты забыл, что я больше не в команде? — у него нет сил удивляться. Но ведь Забини почти никогда не просил его о чем-либо. Так странно.       — У тебя неплохо получалось. — спокойно отвечает, будто равнодушно пожимая плечами. Будто ему не так уж это и нужно.       — Что не так с командой? — Драко откидывается чуть назад, теперь полностью обращая свое внимание на слизеринца. Один Нотт слышит в его голосе насмешку.       — Это все не то. Понимаешь? — Они оба могут играть в эту игру. Драко хочет потешить свое самолюбие. Гордый Забини просит его о помощи? Кто-то указывает на его преуспеваемость в чем-то? На его исключительность? Блейз же говорит ему то, что он хочет услышать, от Малфоя ему нужны не поддавки команды, а настоящее состязание, настоящая тренировка, максимально приближенная к игре. Он хочет воспользоваться состоянием одногруппника, чтобы улучшить свои спортивные навыки. Забини знает, что неуравновешенный Малфой будет ему очень полезен.       — Хочу доклад по Истории Магии. — усмехается Драко.       — Много хочешь.       — К среде.       Он чувствует себя в старой форме до дрожи неуютно. Последний раз Драко надевал ее в начале шестого курса. Год назад. Держит метлу, которую ему подарил отец. Там, кажется, вышла новая, но какое ему теперь дело до их моделей? Какое ему дело до тренировок Забини? Нахрена он вообще согласился?       — Кто-то схуднул. — усмехается Блейз и Малфой представляет, как бладжер превращает лицо Забини в кровавое месиво. Но форма действительно больше не подчеркивает его тело, не обтягивает мышцы рук и груди, так как раньше.       — Хорошее настроение? — спокойно откликается, застегивая перчатку. Давай. Можешь даже пошутить еще какую-нибудь тупую шуточку, я позволю. Как только взлетишь, ты будешь думать только о том, как бы вернуться обратно.       Забини в ответ снова хмыкает и резко взмывает в воздух.       Малфой еле сдерживается, чтобы не бросить ему вслед грубое обзывательство. Но Драко уже не тринадцать. Только глубоко вздыхает, ловко, будто делает это каждый день, хватает пролетающую мимо метлу за рукоять и садится сверху.       — Алохомора. — использует магию без палочки, ее он оставил в комнате. Бладжеры нетерпеливо освобождаются из оков и со свистом рассекают воздух. Все должно было быть максимально приближено к игре.       — Сначала я покажу на тебе.       — Если догонишь. — откликается криком Забини.       Какое-то время они кружились по полю, взмывая то вниз, то вверх. Только казалось, что Драко вот-вот достигнет метлы Забини, как тот направлял метлу в совершенно неожиданном направлении.       — Надо было Мелисенту попросить. У нее бы и то лучше получилось. — смеется загонщик, успешно провоцируя бывшего ловца.       — Идиот. — разгадав очередной трюк Блейза, Драко наконец цепляется рукоятью метлы за чужую и сильно дергает двумя руками. Инерция отбрасывает слизеринца в трибуну, тот ударяется, но не падает.       — Я к тебе более милосерден. — без тени сочувствия говорит Драко, отлетая подальше. Блейз уже пришел в себя, одной рукой он порвал ткань трибуны, что помогло ему не свалиться с метлы. О, этот дикий блеск в глазах надо было видеть.       — Моя очередь!       Малфой еле успевает увернуться, так быстро Забини сократил между ними расстояние. И снова по кругу, снова догонялки, на этот раз дольше. Злость и азарт разгораются в обоих только сильнее. Никакого намека на усталость.       — Попался! — несдержанно шипит Блейз, чем несомненно выдает себя. Драко поворачивает влево, испытав животное чувство страха, забыв о круглых ракетах.       Точно в лицо.       В этот же момент мулат наконец использует подсечку, но в совокупности с прилетевшим бладжером в лицо Драко и неправильным рывком рукояти метлы Забини, оба они оказываются на песке.       Блейз быстро проверяет, не сломал ли он себе руки или ноги, а уже потом смотрит на одногруппника. Тот не потерял сознание, но сидел в очень странной позе, закрыв обеими руками лицо.       — Малфой?       Драко плюет в сторону его ног кровью и морщится от боли. У него разбит нос и губа. Забини брезгливо поджимает губы и отворачивается, проверяет метлу.       — Вроде цела. — облегченно выдыхает, обращаясь скорее к самому себе.       Удар по лицу он не предвидел. Ошарашенный, спотыкается, но не падает.       — Ты охренел? — глаза вмиг темнеют от злости. Можно поспорить чьи сейчас кажутся темнее.       Но Малфой себя не контролирует. Ему обидно. Ему больно. И он хочет, чтобы Блейз почувствовал тоже самое. Побочные действия вмешательства Андервуд в его психику давало свои плоды. На секунду в серых глазах читается удивление от своих же действий, он даже отшатывается назад. Об извинениях речи, конечно, не шло. Но загонщику плевать о чем он там сожалеет, он взбешен.       — Совсем мозги поехали, а Малфой?! — и вот они катаются по песку, обмениваясь яростными ударами. — Ты скажи, я знаю отличного психолога, тебе не помогут, тебя тут же упрячут в психбольницу!       — Отвали от меня!       — Нет, слышишь! Нет! Ты поплатишься за все. За все, что ты сделал! Ты! Гнилое подобие человека! — он быстро скатывается в сторону и встает. У Малфоя уже просто нет сил, он садится, глотает кровь и молча смотрит на Забини. Он сам не знает, почему так неожиданно сорвался, но такая реакция Блейка тоже была непредсказуемой.       Отряхнувшись от песка, он смотрит Драко точно в глаза с ненавистью и отчаянием.       — Это ты во всем виноват. — Забини шепчет, садится перед ним на корточки. — В том, что она заболела. — также тихо, не разрывая зрительный контакт. Ровно семь секунд молчит.       — Кто-то решил, что она на вашей, темной (он отдельно подчеркивает это слово насмешкой в голосе) стороне, и проклял ее. — под конец его голос звучит очень странно спокойно, будто он рассказывает обыденную историю.       Несколько секунд Забини молчит. Смотрит. Смотрит. Моргает. И быстро уходит, убирая ладонью с лица пыль.       Драко приходит в Гостиную Старост после десяти вечера. Нотт на дежурстве. Только бы тут не было Ее.       Твою мать.       Этот день просто не может быть еще хуже.       Гриффиндорская заучка превратила диванный стол в могилу исписанных листов, пергаментов и учебников. И как нельзя кстати она расположилась сразу напротив картины-двери.       От удивленного, пропитанного презрением взгляда у него все трясется внутри.       — С кем ты подрался? — напряженно спрашивает, уже представляя побитого бедного Симуса или Дина, да любого гриффиндорца, когтевранца, пуффендуйца седьмого курса.       У Драко нет никаких сил ей язвительно ответить, он даже больше и не смотрит в ее сторону.       — Кто это был, Малфой? — не получив ответа, уже более взволнованно спрашивает Гермиона у подозрительно застывшего слизеринца.       Может соврать, что это была Уизли? Отрешенно успевает подумать Драко и его мерзкая улыбочка заставляет Грейнджер подорваться с места и броситься к нему.       — Оставь меня в покое, грязнокровка. — после ссоры с Блейзом он так вымотан и измотан, что сейчас это ругательство звучит не так красочно, как должно было и очень очень холодно.       — Если это кто-то из моих друзей, я клянусь… — но он даже ее не слушает, направляется к лестнице. Импульсивно, не думая о последствиях, Гермиона успевает схватить его за локоть.       Драко застывает на три секунды и на четвертую больно хватает девушку за запястье, резко отводя ее руку в сторону.       — Не смей. Трогать меня.       Грейнджер отшатывается назад, но цепкая хватка не дает ей этого сделать.       — Что в словах: оставь меня в покое, тебе не понятно? — отбрасывает ее руку в сторону и снова отворачивается, не оставляя попыток добраться до спальни.       Острие палочки упирается прямо в спину между лопаток.       Драко закрывает глаза и до скрипа сжимает зубы. Медленно поворачивается к ней, так что теперь волшебное оружие прижато к его груди.       — Имя. — спокойно проговаривает девушка, сильнее надавливая палочкой. Она знает, что перегнула палку, но та двусмысленная улыбка была такой ублюдской.       — Поттер. — выплевывает Драко и, пользуясь замешательством, выхватывает палочку и отбрасывает ее куда-то в сторону. Грейнджер испуганно вскрикивает и отшатывается назад, в панике обводя глазами комнату.       — Акцио, п… — она не успевает договорить, мужские руки сжимаются на ее горле и она давится этим словом. Цепляется за его запястья и руки, вырывается, но чем сильнее она это делает, тем сильнее смыкаются его ледяные пальцы.       Малфой молчит, он только смотрит на нее сверху вниз совершенно безумным, маньячным взглядом и душит, даже чуть отрывая тело от пола. Она пытается ударить его ногами, но ему будто все равно.       Она расцарапала до крови его руки.       Потом Гермиона будет вспоминать, что в его взгляде заставило ее сделать это, как эта мысль вообще могла прийти к ней в голову, когда она задыхалась.       Она жмурится, слезы льются по щекам, но она заставляет себя разжать пальцы и проводит ладонями по его рукам очень осторожно и контрастно мягко. Драко коротко сводит брови в переносице, будто ему больно, невольно усиливая хватку, не обращая внимания на собственные слезы.       Гермиона давит свои инстинкты, хоть и дрожит всем телом, она действительно гладит его руки.       — Оставь меня в покое, слышишь? — дрожащим голосом всхлипывает, ослабляя хватку. — Я так устал… — будто очнувшись, он отпускает ее, почти отбрасывает от себя, чем Гермиона незамедлительно пользуется. Отскакивает назад, пытаясь привести дыхание в норму.       — Акцио, палочка. — осипшим голосом через силу произносит.       Но в Гостиной, кроме нее, больше никого нет.