Мой лунный свет

      Селин оглядывалась по сторонам, будто очутилась в зале городской галереи впервые. Ловя красоту до боли знакомых картин, она отметила, как скучала по этому возвышенному духу, что всегда здесь царил. Ей вспомнилось почти забытое детское воспоминание: она — несносная школьница с двумя косичками – и школьная экскурсия. В тот момент, ни смешки одноклассников, ни замечание вечно недовольной учительницы, ни нудный монолог гида не могли изменить впечатление, которое произвели полотна в позолоченных рамах. Селин влюбилась в это бесповоротно, а из головы еще долго не выходили пейзажи, натюрморты, особенно портреты людей, которые навсегда остались в ее памяти.       Она не могла назвать себя, даже в юном возрасте, особой романтичной, но лица этих таинственных дам и мужчин навевали ей такое странное ощущение меланхолии, которое девушка никогда не могла описать словами. Ей казалось, что за каждым портретом скрывается история, давно стертая счетом времени, и лишь, долго вглядываясь в калейдоскоп разных глаз, ей одной было разрешено вновь все узнать.       Поэтому она не находила ничего удивительного в том, что потеряла счет времени, рассматривая секцию живописи. Лишь изредка, делая в любимом блокноте с красной розой на обложке некоторые пометки, она нетерпеливо поглядывала на часы. Виктор обещал быть в семь вечера, и это весьма ее удручало. Музей закрывался-то в восемь, и ни минутой позднее. Конечно, Селин прекрасно понимала, что вампиры и другие ребята в черном ведут только ночной образ жизни, но осматривать всю экспозицию, меньше чем за час, казалось полным кощунством.       И хотя Ван Арт всегда исполнял свои обещания, где-то внутри сознания закрадывалась мысль, что он поймет абсурд всей затеи и в последний момент все отменит. Ей хотелось верить, что все тогда завершится правильно, но Селин чувствовала, что это хваленное «правильно» она никогда не сможет назвать правильным решением.       — Здравствуй, — знакомый голос заставил ее резко вернуться в реальность. — Давно ждешь?       Часы, весящие на стене, монотонно отбили семь вечера, а Селин только оставалось удивляться его дотошной пунктуальности.       — Решила прийти чуть пораньше, — она раздраженно цокнула языком. — Все-таки нереально осматривать два этажа музея за один час.       — А ты разве спешишь? — со всей строгостью сказал он, но лишь на глубине его синих глаз можно было заметить искру веселья.       — Я? — она недовольно качнула головой, совсем не скрывая своего раздражения. — Совсем нет, но вот часы закрытия заставляют меня ускорить темп.       — Я давно занимаюсь меценатством. Помогаю с покупкой картин, а также с их дорогостоящим уходом и реставрацией. — будто невзначай продолжил Виктор. — Поэтому директор музея делает мне исключения, разрешая наслаждаться искусством и в ночное время.       И если бы Селин не знала Ван Арта так давно, то могла поклясться, что в мгновение, когда он оглядел ее смеющимся взглядом, она видела не его, а человека, который когда-то жил в этом красивом теле до превращения в вампира.       — Не уверена, что я смогу бродить здесь всю ночь, — совсем тихо сказала она, умышленно изображая усталость. — Я ведь могу и уснуть прямо посреди нашей экскурсии.       — Ничего страшного, — уголки его губ неожиданно поднялись вверх. — Я обязательно отнесу тебя на руках до машины в подобном случае.       Фолл застила с совершенно нелепым выражением лица, не зная, что сказать, а он двинулся дальше по просторному холлу, рассматривая старинные изображения моря.       Девушка ошарашенно оглядывалась по сторонам, будто надеялась, что рядом окажется любой свидетель, который мог бы подтвердить неоспоримый факт: Виктор Ван Арт флиртовал с ней. Однако пара пожилых людей, что неспешно направлялись к выходу, явно не обладали слухом оборотней, чтобы услышать издалека такие подробности.       Пусть и понимая абсурдность происходящего, Селин ощутила неописуемое желание подыграть его странному шутливому настроению. Ведь ее разум напрочь отказывался принимать, что поведение Виктора было чем-то серьезным.       — Правда? — она подошла ближе, подмигнув и взяв его под руку. — Тогда, пожалуй, нам придется рассказывать друг другу много интересных историй, чтобы я случайно не провалилась в дрему.       — Я не самый хороший рассказчик, Лини.       Сказанная им старая забытая кличка, которая осталась только на задворках памяти ее семьи, заставила смущенно улыбнуться.       — А я ужасный слушатель! Именно поэтому мы хорошо друг другу подходим.       Последняя фраза слетела с языка слишком быстро, что она не смогла осознать всю ее значимость в своей голове. Девушка поспешно перевела взгляд на ближайшею картину, выразив как можно большую заинтересованность:       — Это, должно быть, картина Джона Констебля — мы совсем недавно закончили изучать поздний период его творчества. Я слышала, что реставрацией многих его работ занималась сама Лайя Бернелл. Я пересекалась с ней всего один раз перед тем, как она уехала в Румынию. Говорят, там в руке мастера нуждаются загадочные картины времен Османской Империи…       Она продолжила рассказывать все, что успела запомнить после длинной пятничной лекции, не замечая, как на лице Виктора появляется несвойственная ему теплая улыбка.       И в этих разговорах, полных искренности и души, они провели почти целую ночь, отправляясь вместе в какой-то далекий мир историй. Они вели друг друга по величественным залам, где их единственным спутником было эхо. Как два мудреца, что рассуждали о течении Вселенной. Порой Селин охватывал неописуемый энтузиазм, отчего она иногда чуть ли не шла вприпрыжку, а Виктор лишь качал головой, смотря на нее с полуулыбкой.       — Я поговорил с твоими родителями, — неожиданно сказал он, из-за чего Селин инстинктивно напряглась, почуяв неладное.       — О чем же интересно? — нахмурилась она, совершенно не вовремя вспомнив, что он друг ее мамы и папы, а не глупой студентки.       — Ты мечтаешь получить диплом магистра в Королевской Академии Искусств, насколько я знаю.       Она кивнула, бессмысленно стараясь найти хоть одну эмоцию на его вечно беспристрастном лице.       — И еще я знаю, насколько это важно для тебя, — в интонации Виктора появилась щемящая грудь нежность, когда он подошел и аккуратно взял ее руку в свою.       У нее перехватило дыхание и исчез элементарный дар речи от этого невинного дружеского жеста. Селин отметила, насколько холодными были его руки, будто вырезанные из камня, но она не чувствовала мерзлоты. Дотронувшись до него, она компенсировала его прикосновения своим теплом.       — Поэтому я хочу добавить недостающую сумму денег для оплаты обучения на твой банковский счет.       — Но это же больше половины! — не веря услышанному, шокировано проговорила она.       — Пустяки. Тебе не стоит переживать по этому поводу.       Она уловила в его чертах такое непонятное, будто королевское снисхождение, из-за чего слишком резко одернула руку, недовольно сжав губы:       — Нет, я не могу принять такой подарок.       — Это не подарок, — он покачал головой, подходя ближе. — Ты очень талантлива, Лини, и я действительно хочу тебе помочь.       Под этим мягким искренним взглядом, Селин растеряла весь свой пыл, не понимая сама, почему так возмутилась. Виктор, старый добрый Виктор, не раз выручал ее семью в трудную минуту, так почему же сейчас она засомневались в его словах? Ответ, впрочем как и всегда, был прост: она искала любую причину для отказа, ведь иначе она могла окончательно в него влюбиться.       Хотя, с другой стороны, год учебы за границей остудит ее пылкое сердце, и Селин вернется в домой, забыв свои странные чувства, и все снова будет, как раньше. Они отдаляься друг от друга, и эти пугающие отношения прекратятся, даже не начавшись. А еще она не могла отказать себе в соблазне исполнить свою заветную мечту.       — Спасибо, Виктор, правда, — она обняла его, стараясь не вдыхать дурманящий запах одеколона. — Ты просто не представляешь, как я тебя... благодарна тебе.       Селин, полностью погруженная в свое смущение, не заметила, как резко начала вздыматься его грудная клетка, а пальцы почти невесомо поглаживали ее волосы.       — Но я буду постепенно выплачивать тебе деньги обратно. — сказала она, отстраняясь. — Не люблю быть у кого-то в долгу.       — Это не долг, не говори глупостей…       — Если не будет моих условий, я не возьму ни цента!       Он, заметив уже знакомый упертый взгляд, что достался, как и нрав, Фолл от матери, поднял руки в примирительном жесте.       — Как тебе будет угодно.       Она победоносно улыбнулась, впервые за несколько недель освободившись от всей тоски, что съедала ее изнутри. Но, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливой, ей казалось, что нужно просто изъять из сердца Виктора Ван Арта раз и навсегда. Но как это можно было провернуть, если он, словно идеальный парень из ее снов, стоял перед ней и сверкал своими глазами-сапфирами?       И все-таки как хорошо, что вампиры, несмотря на все их всемогущество, не умели читать мысли.