Реверс

      В ушах звенело, голова кружилась. Последним чётким воспоминанием были слова существа, вышедшего из чужих кошмаров. Пётр медленно разжал саднившие кулаки, потёр ушибленную челюсть и огляделся.       — Что произошло?.. — слабым голосом спросил он. Тень бесцеремонно поднял его на ноги и дал опереться о себя, хотя и сам стоял на ногах нетвёрдо. Шейд оказался совсем рядом; всю его одежду покрывали блестящие тёмные пятна и пыль. Умбры и сообщников не было видно. Пётр вопросительно взглянул на двойника, и тот понял его без слов.       — Эти смылись, как только чары спали. Отправились за подкреплением.       — Чары… спали? — растерянно повторил Пётр.       — Бруйяр доигрался, — пожал плечами Тень.       — Триче! Триче! — звал Ромео, бегая неподалёку. Невский вдруг осознал, что рядом не хватало Патиш.       — Где она?       Тевере отмахнулся, выронив знакомое кепи.       — Не знаю… Спряталась? Исчезла?..       Пётр вдруг заметил на асфальте большое чёрное пятно, походившее на кляксу. Рядом брошенным стягом лежал пиджак Патиш, испачканный сажей. Невский похолодел, перед глазами пронеслись несколько последних часов.       — Исчезла? Что это значит?.. Патиш… погибла?       Всё ещё оглядывая в надежде бульвар, Ромео запустил от досады пятерню в спутанные волосы и подошёл ближе.       — Нет, Пьетро, не говори так. Что угодно, но не погибла. В этом мире такие, как мы, не умирают. Она не могла…       — Что значит — в этом?       Но Ромео пропустил этот вопрос мимо ушей.       — Надеюсь, она всего лишь без сознания, а не что-нибудь похуже…       — Что-нибудь похуже?..       — С учётом её весьма туманной истории с Бруйяром, она могла бы и встать на его сторону. — Ромео проигнорировал возмущённые возгласы в свой адрес. — Мы найдём её, приведём в чувство… Ох, вот бы к ней вернулись силы… Найдём, да… Тогда мы спасены.       — Ты хотел сказать: «вот бы она была цела и невредима», — строго произнёс Невский, сверля его взглядом.       — Конечно, и это тоже, — суетливо пробормотал Ромео себе под нос. — Но наш враг всё ещё Умбра.       — А он точно наш враг, а не твой?.. — уточнил было Пётр, но внезапно его перебил Тень.       — Тевере! — прикрикнул он, и Ромео тут же всполошился. — Де Лясен — жива или погибла? Отвечайте.       — Жива. Я думаю, что жива. Отчего бы ей не…       — Отлично. Где нам её искать?       В ответ на недовольный взгляд Невского Тень шепнул: «Ты ещё скажешь мне спасибо».       — В безопасном месте… — Ромео вдруг осенило: — Дома!       — Замечательно. И вы, разумеется, знаете, где она живёт.       — Да, конечно. Но у неё несколько квартир…       — Значит, мы проверим все. Шейд, вы же поможете нам?       Тень Нью-Йорка с готовностью кивнул.       — Называйте адрес.       Однако у Ромео наготове был очередной план.       — Я предлагаю нам разделиться, так мы быстрее…       — Нет! — хором возразили все трое.       — В прошлый раз ты отправился искать Умбру, мне поручил защищать Патиш — и мы разделились, — пояснил Невский. — Ты свою тень не нашёл, мы сначала попали в ловушку в катакомбах, а потом привели единственного хранителя Парижа в капкан врага!       — Спорим, мы и должны были стать приманкой для теней? — поддел Тень. — Пока Тевере спокойненько разбирается с Умброй, а?       — Ну нет! Разве я способен на такую низость? Нет! Мы же в одной лодке и боремся с общим…       Пётр не дал пролиться очередному потоку оправданий.       — До сих пор мы следовали за тобой и делали так, как ты говорил. Мы потеряли время, за которое тени успели нарастить силу. Случилось ровно то, чего ты опасался с самого начала.       — Да! Ты прав! И если мы сейчас доберёмся до Умбры…       — Нет! Сначала мы всё-таки найдём Патиш — ты сам так сказал.       — Но она пожертвовала собой не для того, чтобы мы теряли ещё больше времени! — от досады воскликнул Ромео. — Почему вы слышите совсем не то, что я говорю?..       Невский смерил Тевере долгим, ничего не выражающим взглядом. Выдержав небольшую паузу, он ответил:       — В отличие от тебя, Патиш справилась со своей тенью. Надеюсь, ты прав, и она жива.       Пока они спорили, пыль осела, и стало светло от фонарей и не выключенных на ночь витрин; кое-где ещё горели окна домов. Мимо, просигналив им, проехала машина. Водитель присвистнул, поглядев на развороченные деревья и встопорщенный местами асфальт.       Небо над городом, до того казавшееся обрюзгшим и скомканным, сейчас укрывали высокие облака, сквозь которые показывалась то и дело луна. Подсвеченное улицами снизу, оно приобрело спокойный сиреневый оттенок.       Первым делом они отправились в маленькую квартирку неподалёку, где, впрочем, Патиш не оказалось. Это было однокомнатное убежище без кухни, с небольшим столом и одноместной кроватью. На одеяле лежал старомодный, закрытый на ключ чемодан. Все поверхности покрывала пушистая пыль. Представить себе Патриса, а тем более Патиш в такой спартанской обстановке Петру Петровичу было невозможно.       После этого Шейд перенёс компанию в Ритц, где на имя де Лясен в вечное пользование был снят особый номер, всегда готовый для своего обитателя. Ромео был уверен, что именно здесь они найдут Патиш, однако в тёмном номере никого не было. Они старались не шуметь, но постоянно натыкались во мраке на мебель, плотно стоявшую в комнате. Внезапно оказалось, что номер двухкомнатный: за стеной послышалось шуршание, под дверью зажглась полоса света, кто-то встревоженно позвал по-итальянски: «Пи, это ты?» От неожиданности Пётр столкнул на пол вазу, а Ромео в попытке её поймать врезался в кресло, издав ещё больше шума. Шейд, к счастью, среагировал быстрее всех, так что через мгновение они оказались снаружи отеля, у Вандомской колонны.       Следующим оказался загадочный дом на острове Сен-Луи. Основательно зашторенные окна делали мрак настолько плотным, что он казался осязаемым. Когда Ромео щёлкнул выключателем, перед ними предстало тесное помещение с низким потолком и круглым резным столом, возле которого стояли старинные стулья. В центре стола громоздились свечи, колода таро и кучка рунических камней. «Пойдём-ка отсюда», — шепнул Ромео, едва Тень потянулся снять верхнюю карту из колоды.       Затем они очутились в квартирке на Монмартре, из её окон открывалась шикарная панорама мерцающего ночными огнями Парижа. У окна на мольберте ютился незаконченный этюд, он был накрыт газетным листом. Мебель и скромная люстра тоже спрятались под чехлами, кругом лежал толстый слой пыли.       Отсюда лучше всего было видно, что чары Бруйяра в самом деле пали: город мирно дремал, изредка мигая лампами в окнах; на освещённых улицах время от времени проскальзывали поздние автомобили и такси. На фоне прояснявшегося неба чёрным силуэтом высилась громада Эйфелевой башни; пожалуй, лучшего стража для Парижа было не сыскать. И раз Бруйяр исчез, куда делась её душа? Неужели теперь и Эффель было не вернуть?..       Пётр Петрович был лишь в одной из квартир де Лясена, он наугад подсказал адрес Ромео — улица Гюстава Курбе 13, — но ошибся только номером дома. По словам Тевере, эта квартира была самой большой и необычной: хотя она располагалась на верхнем этаже, в кухне под полом имелся погреб, там и тут под ковриками скрывались тайники.       Когда они вчетвером появились в коридоре, где-то в глубине послышались шаги и резко хлопнула дверь. Они позвали Патиш, но никто не откликнулся. «Похоже, сквозняк», — констатировал Шейд.       Невский помнил квартиру живой и шумной, но без хозяина просторные комнаты с высокими потолками утонули в тишине. На софе в гостиной нашлась куртка, сброшенные на пол подушки и плед. Здесь же лежала раскрытая, но неразобранная сумка с вещами в дорогу. Окно закрыли неплотно, отчего в комнате было довольно свежо. На столике из тёмного дерева выделялась бумажка с нацарапанной цифрой V. В целом же создавалось ощущение суеты, какого-то бегства.       В квартире было не менее семи комнат и ещё множество разных кладовых и укромных уголков, а потому пришлось разойтись. Ноги Петра сами привели его на порог гардеробной, обитой деревом. Он включил свет и огляделся. Вещи были аккуратно развешаны в открытом стенном шкафу, на отдельном стеллаже в квадратных ячейках стояли мужские туфли, в комоде под стеклом лежали сложенные шарфы и галстуки. Громадное зеркало в резной раме высилось в углу, оно было украшением этой гардеробной.       Один раз самолёт, на котором Пётр Петрович летел из Италии, был вынужден сесть в Париже, и Невскому ничего не оставалось, кроме как напроситься в гости к Патрису де Лясену. Тот вечер был дождливым, и пока Пётр искал нужный дом, он промок до нитки, так что де Лясен поделился с ним сменной одеждой. Эту гардеробную он запомнил, потому что тогда, стоя плечом к плечу с Патрисом перед зеркалом, он вдруг уловил сходство, вечно ускользавшее от него, которое внимательный француз наверняка заметил гораздо, гораздо раньше…       Если с исчезновением Бруйяра к Патиш вернулись силы, то теперь она снова сможет становиться Патрисом — увлекающимся, эмоциональным, вместе с тем деликатным и чуточку рассеянным романтиком, каким Пётр его всегда знал… Но если нет? Могла ли Патиш навсегда остаться самой собой? Она ведь сказала, что не боится подобного исхода… Не то чтобы Патрис вызывал у Невского неприязнь, но Патиш всё же была другой — более участливой и искренней…       На плечо Невского легла ладонь, и он подскочил на месте.       — Что призадумался? — поддел Тень, выйдя у него из-за спины. Он с любопытством разглядывал гардеробную, сунул нос в стеллаж с обувью, заинтересовался коллекцией галстуков. — Забавно, мадам, кажется, предпочитает мужские костюмы?..       Пётр вышел из гардеробной, ничего на это не ответив. Он не заметил задумчивый взгляд, которым проводил его двойник.       В прихожей уже поджидал остальных Ромео. Он очень рассчитывал найти Патиш именно здесь, потому что это был любимый дом де Лясен. Каждая пустая квартира заставляла его всё сильнее паниковать и сомневаться в собственных знаниях о мире — он начинал отчаиваться и допускать мысль о безвозвратной гибели Патиш. Невский подумал, что зря надерзил Тевере, и лишь удивлялся, что Ромео так покорно и совестливо воспринял критику: аргумент о победе над тенью уязвил его гордость.       — Это плохо. Это просто ужасно. Где же она?.. А если тени доберутся до Триче?       — Как и антиподы, тени гораздо сильнее, если находятся на своей территории, — заметил Шейд. — Тени тоже потеряли сообщника, причём весьма могущественного. Будем надеяться, им сейчас не до неё.       Оставалось всё меньше вариантов для поиска: ещё одна весьма сомнительная комнатка на Пигаль, скромная квартирка в Сен-Жермене и какое-то место рядом с Трокадеро.       — Трокадеро — это же напротив Эйфелевой башни? — уточнил Шейд, и Ромео кивнул. — В таком случае, мы совсем рядом. Предлагаю сперва проверить там.       В очередной раз выйдя из портала, они оказались в сумерках коридора. Опять почудились шаги и звук хлопнувшей двери, но теперь на это никто не обратил внимания. Здесь что-то было по-другому: в тёплом воздухе мерещился аромат свежесрезанных цветов и ванили, да и мрак в квартире казался каким-то сонным и уютным.       За одной из дверей пряталась пустая спальня. Свет из окна выхватывал очертания просто обставленной комнаты. На большой кровати были уложены несколько подушек, на прикроватном столике стоял ночник.       Другая дверь скрывала гостиную-столовую. У одной стены располагался обеденный стол со стульями, у противоположной — сервант, диван и кресла. Была здесь совсем небольшая библиотека, центр которой занимал виниловый проигрыватель. У одного из больших окон с видом на Трокадеро и Эйфелеву башню висел гамак, закреплённый на потолке с помощью цепи и внушительного крюка.       Невский весь напрягся: в гамаке кто-то лежал. Стараясь не издавать звуков, они подошли ближе.       Там, свернувшись в клубок, спала де Лясен: нос и подбородок были испачканы запёкшейся кровью, на рубашке темнели бурые пятна, надорванный рукав оголил её плечо. Из окна на неё падал свет полной луны, а гамак походил на колыбель. На лбу Патиш, скрытое чёлкой, тускло светилось золотое око, и Тень жестами показал, что это имело отношение к Эффель.       Тевере коснулся спящей и стал ждать. Через некоторое время она начала просыпаться, а око на лбу погасло. Когда она открыла глаза, Ромео отпрянул: всего на мгновение её взор полыхнул бледно-жёлтым, белёсым блеском, почти как у Бруйяра. Она не обратила внимания на присутствующих, лишь сонно посмотрела на луну, устроилась в гамаке поудобнее, улыбнулась и заговорила себе под нос, уставившись в пространство.       — …Он набросился, стало темно, а потом ослепительно ярко… А отсюда хорошо видно Эффель…       — Да, удачное место, — неуверенно подтвердил Ромео, но Патиш говорила не с ним.       — …Сиреневый закат, рубиновое солнце… Клёны на бульваре Сен-Жермен… В катакомбах я видела… Ты его не застал… Уютная, тёплая тишина… Всё однажды погрузится в эту тишину… Подумать только, тебе достался этот, мерзкий… Нет, никогда себе не прощу… Запах жареных каштанов, лимоны и мидии…       Её медленная бессвязная речь походила на оду или молитву, и Петру вовсе не хотелось нарушать этот сомнабулический полубред. Казалось, что Патиш транслирует чьи-то сны или чужие мысли, перемежая их со своими.       — Ветер поёт, а земля трепещет… Столько лет ты терпел его… Я думала, спрячусь… Блеск плещущей Сены, дождь в Люксембургском саду… Но он лишь сильнее мучал… Ты никогда не упрекал меня… Тающее мороженое, горячий асфальт… А теперь рядом с нами столько друзей… Они любят нас и волнуются… Они наверняка уже здесь… Ромео знает все мои… А Ньютон прислал помощь… И я рада, что Пьер… Пьер… Всё будет хорошо. Я знаю, знаю…       — Она бредит? — негромко спросил Шейд. Ромео пожал плечами.       — Похоже, разговаривает сама с собой. Если честно, никогда не задумывался о том, как это выглядит со стороны.       — С кем она говорит?       Внезапно на этот вопрос ответил Невский.       — С Патрисом.       Пётр хотел добавить что-то ещё, но промолчал: голос Патиш затих, все затаили дыхание. Она опустила ноги на пол, с наслаждением потянулась, хрустнув суставами и зевнув. Лишь после этого она обратила внимание на собравшихся гостей.       — Простите, мне нужно умыться… Кто-нибудь сделает чаю?       — Триче, у нас нет на это времени…       Словно не слыша, де Лясен вышла из комнаты. Спустя минуту зашумела вода. Ромео мельком глянул на Невского и сказал, будто бы ни к кому конкретно не обращаясь:       — Если она вернула себе силы — по всей видимости, именно так она оказалась здесь, — нам любой ценой нужно уговорить её помочь нам. Она приструнит теней в два счёта, а я наконец доберусь до Умбры.       Пётр Петрович устало посмотрел на него и оттолкнулся от стены.       — Почему ты сам не поговоришь с ней?       — Она меня не послушает. Скажет, что я втянул её в очередное опасное приключение.       — Что-то мне подсказывает, что скажет совсем не это, — ответил Пётр, покидая гостиную.       Шум воды стих. Патиш, держа полотенце у лица, показалась в коридоре и исчезла в другой комнате. Пётр, вежливо постучав о косяк, заглянул в приоткрытую дверь. Свет ночника бросал на стену подвижную тень.       — Заходите!       Патиш сидела на пуфе перед закрытым трюмо и, вытирая лицо, то и дело принюхивалась к полотенцу.       — Ах, обожаю марсельское мыло! — сказала она, а обернувшись, поманила Петра Петровича. — Я хочу вам кое-что показать. Точнее, кое-кого.       Она быстрым движением раскрыла створки трюмо. В зеркале она не отражалась — оттуда улыбался и энергично махал Патрис.       — Пьер! — весело позвал он.       Как бы Невский ни пытался уложить в голове всё, что узнал о де Лясене за последний день, он совсем не был готов к подобному. Подойдя ближе, он осмотрел створки, заглянул, насколько мог, в обрамлённое сиреневым светом зазеркальное пространство, где находился Патрис, и даже за само трюмо.       Мысль, внезапно пришедшая Петру Петровичу в голову, смутила и даже немного напугала его.       — Вы сейчас превратитесь в Патриса? — спросил он, удивившись тому, как буднично прозвучал его вопрос.       — Будьте спокойны, Пьер, не превращусь. Пока что, — подмигнул ему де Лясен.       — Это превращение требует большого запаса энергии, которую лучше поберечь, — добавила Патиш. — Набросившись, Бруйяр вместе с силами случайно вернул мне души Эффель и тех парижан, на которых он напал в госпитале. Сперва я хочу убедиться, что хоть кого-то ещё можно вернуть к жизни и что больше никому не угрожает опасность.       Она брызнула из флакона на ватку и бережно промокнула нос и щёки. Только сейчас Патрис заметил, что на её одежде кровь, а на лице и шее следы драки.       — Кто это тебя так? — спросил он; в его голосе тревога смешалась с гордостью и восхищением.       — В основном, Бруйяр. Но… наш любимый друг тоже приложил руку.       Она кокетливо стрельнула глазами по Невскому, де Лясен прыснул, прикрыв рот ладонью, а Пётр уставился на них обоих в замешательстве. Он стремительно покраснел, отвернулся, желая это скрыть, и стал разглядывать комнату.       — Простите. Это было странно, грубо… Я никогда в жизни не испытывал столь сильной ненависти…       — Пьер… Пьер, послушайте меня. Всё в порядке. Во-первых, я… понимаю, о чём вы, и ни в коем случае не виню вас. Во-вторых, как и вы, я не человек. А потому — вуаля!       Пётр Петрович невольно взглянул на Патиш: на ней не осталось ни единого шрама.       — Вам тоже досталось, кстати.       Она коснулась его ладони осторожными пальцами, стёрла кровь, тихонько подула, когда защипало костяшки; затем взялась за вторую руку. Повисло неловкое молчание, которое Невскому очень уж хотелось прервать.       — Умбра и другие тени отступили.       — Ещё бы. Предательство Бруйяра всегда обходилось дорого.       — Как думаете, они рискнут напасть снова?       Она мягко потянула его вниз и, усадив на край кровати, принялась обрабатывать ему лицо.       — Такой шанс выпадает редко, глупо им не воспользоваться. Особенно когда нечего терять, а силы неравны. Помните, сколько теней мы видели в том мире?       — Мистер Шейд сказал, что мы сильнее, когда находимся дома, в своём городе.       Патрис, слушавший их разговор, энергично закивал.       — Похоже, он совершенно прав, я чувствую себя вполне сильной, — сдержанно согласилась Патиш. Закончив свои манипуляции и отклонившись назад, она рассматривала лицо Петра, придерживая его за подбородок.       Ему снова захотелось нарушить тишину.       — Как мы будем сражаться с Умброй? — спросил он.       Патиш моргнула и словно насторожилась. Она отвернулась к трюмо и расставила на нём флаконы.       — Пусть Ромео не волнуется: я сделаю всё, что в моих силах. Но сначала позабочусь о людях в госпитале и восстановлю Эффель.       — Но…       — Я не смогу помочь вам, если сперва не помогу самой себе, — вежливо, но твёрдо произнесла она. Пётр подумал, что поступил бы точно так же на её месте. Он ничего не ответил, только понимающе кивнул. Встав с пуфа, Патиш прикрыла одну створку трюмо. Невский тоже поднялся на ноги. — Эй, красавчик, пора прощаться, — сказала она Патрису.       — Удачи, Пьер! Ещё увидимся! И спасибо, что присматриваете за малышкой Патиш…       — Ох, ну всё, ну всё! — Де Лясен нетерпеливо закрыла трюмо, и голос Патриса стих. — Кто ещё из нас «малышка»… Давайте вернёмся к нашим друзьям. Они заждались, пока мы тут весело болтаем… И спасибо, Пьер, что согласились ввязаться в эту авантюру. Там, где вы, нет места страху или панике.       Пока Невский переваривал услышанное, она присоединилась к остальным. Было слышно, как громко запротестовал Ромео, когда Патиш озвучила ему план своих действий. Оставшись один, Пётр из любопытства приоткрыл трюмо, но в потухшем зеркале отражался только он.       Ещё в коридоре он услышал, как заведённо говорит Ромео — словно Патиш совершила непоправимую ошибку. «Ты же не отдашь Париж на растерзание этим монстрам?» В спор следом вступил Тень. «Эй! Мы не монстры», — возразил он. «Я никому не отдам свой город и людей, уверяю тебя, — ответила де Лясен. — Но пока что из всех нас урон понесла только я. А потому последнее слово будет за мной. И мои приоритеты временно отличаются от твоих, друг мой».       Вернувшись в комнату, Невский вопросительно посмотрел на спорящих, переглянулся с Тенью, затем принял прежнюю позу, скрестив руки на груди и прислонившись к стене.       — Почему ты говоришь со мной так, будто это я устроил заговор теней?       — Ты ни в чём не виноват. Прости, но это не тебе придётся заниматься Умброй и остальными, а мне и нашим друзьям.       — И я глубоко это ценю, однако… — попытался возразить Тевере, но безуспешно.       — Наш главный противник вроде бы обладает силами, о которых достоверно знает только один из нас. Это ты, Ромео.       Повисла пауза. Тевере был загнан в угол и не знал, как уйти от ответа — все смотрели на него. Он нервно сглотнул. Хотя последние сутки Ромео испытывал терпение не хуже Тени, Петру Петровичу вовсе не хотелось, чтобы друзья ссорились. Он думал вмешаться, однако стало заметно, что вместе с силами города к Патиш вернулось что-то ещё, чего Невский в ней не подозревал: она больше не пыталась сглаживать углы.       — Ты остался без волшебного дара, кажешься себе слабым, боишься. Именно потому ты запаниковал, приехал ко мне, согласился позвать Пьера, попросил помощи у Лондона. Будь силы при тебе, ты бы никогда так не сделал.       Ромео слушал её молча и впервые не перебивал.       — Потерять контроль над ситуацией тяжело. Я это понимаю, друг мой. Тебе необходимо, чтобы мы не только слушались тебя, но заодно читали твои мысли. — Патиш улыбнулась, в уголках её глаз залегли морщинки. За молодым, красивым лицом, за непринуждённостью и терпением вдруг показалось мудрое многовековое создание, проницательное, спокойное, уверенное в себе. — Мы обязательно разберёмся с Умброй, не дадим мерзавцам захватить наши города. От тебя же требуется самое малое — рассказать о том, с чем нам предстоит столкнуться.       Тевере медлил. Даже когда опасность угрожала ни в чём не повинным людям, делиться своими секретами он не очень-то хотел: видимо, ему было, что скрывать. Он предпринял очередную попытку уйти от ответа.       — Мне кажется, ты более-менее представляешь, на что я способен, Триче.       Патиш покачала головой. Тень отчего-то довольно ухмыльнулся, но стушевался, встретившись с вопросительным взглядом Петра Петровича.       — Давай-ка я поделюсь своими представлениями о твоих силах. Я знаю, что ты всегда выигрываешь в лотереях и в азартных играх. Что ты выходишь сухим из воды, без единой царапины, без какого-либо урона. Тебе всегда достаётся всё, чего бы ты не пожелал.       — Цицерон говорил, что удача дарована Риму богами, — оправдался Тевере, несмело улыбнувшись.       — А Умбре она дарована?       На это у Ромео ответа не было.       — Но это ещё не всё. По щелчку пальцев ты можешь создавать вещи из воздуха или чинить их, — неотступно продолжала де Лясен. — На моих глазах ты взмахом руки тушил пожары и восстанавливал целые здания. У тебя есть летающий мотороллер, способный мчаться быстрее самолёта — по твоим собственным словам, ты собрал его сам. А однажды безо всякого мопеда ты появился прямо на моей кухне и заставил тесто подняться за одно мгновение. Вот так! — она щёлкнула пальцами так, как это делал Ромео.       — Есть так называемая магия порядка… и созидания, — нехотя сообщил Тевере. — То, что сломано или сделано неправильно, я могу исправить. То, чего не хватает, добавить. Но это очень опасная сила, с ней рисковать нельзя… Я с ней не родился, а учился ею пользоваться, наращивал навык и много практиковался. Полагаю, Умбра владеет чем-то подобным. Впрочем, о порядке и созидании у него свои понятия…       — Откуда у Умбры сила огня?       — От меня. Как-то раз он, взяв себе имя Нерон, сжёг Рим и…       — А как к Темсону попало печенье с заварным кремом? — невпопад спросила де Лясен.       — Какое… какое печенье? — растерялся Ромео.       — Он рассказал, как однажды ты приехал к нему на Рождество под неубедительным предлогом и вручил коробку печенья. Последний раз он видел такое печенье в шестьдесят каком-то году. Он считает, что ты научился перемещаться во времени, друг мой.       — Коробка печенья? Бред! Разве ты веришь ему? Это не первый раз, когда он пытается настроить тебя против друзей!.. — возмутился Тевере, но во взгляде его читался испуг, а виски блестели от испарины. Его обвинения в адрес Темсона звучали фальшиво и надуманно.       Внезапно Патиш обернулась к Тени. На её лбу вспыхнуло око.       — Вы сказали Эффель, что Умбра посвятил вас в свои планы. Самое время поделиться сведениями.       — Он упоминал, что хочет переписать историю. Я полагал, это лишь фигура речи, но он то и дело бубнил на латыни нечто похожее на… заклинание? — Тень взглянул на Ромео и после паузы добавил: — Умбра не знал, на что способен Бруйяр, и именно поэтому был застигнут врасплох его предательством.       Тевере напряжённо выдохнул. По выражению лица было понятно, что он в самом деле обладает недоступной для других силой. Он тихо ругнулся себе под нос, затем произнёс:       — Не знаю уж, что там себе вообразила моя несносная тень. Путешествовать в качестве наблюдателя — одно дело. Вмешиваться в события — и без того опасно, а переписывать их — наверняка очень сложно. Я сам лишь недавно научился перемещаться во времени, но это тяжело и ужасно изматывает.       — Почему он до сих пор не исполнил задуманное? — вступил в разговор Шейд. — До призвания союзников, до нашего прибытия в Париж? Что ему мешало?       — Бруйяр, — предположил Тень. — Он должен был обеспечить нас пищей, а также прикрывать. Мне кажется, он нарочно медлил, с самого начала у него на уме был свой собственный план.       — Да, это в его духе… — рассеянно бросила Патиш. — Что ж, у врага внушительный арсенал. Силы Рима наделяют Умбру самым страшным оружием — непредсказуемостью…       — Мы хотя бы частично компенсируем её фактором своей внезапности, — сказал Шейд. — Я могу быстро телепортироваться даже с парой спутников.       — А мой щит укроет нас от огня, — добавил Невский и переглянулся с Тенью. Двойник кивнул. — Наши щиты.       — Что ж, у меня тоже найдётся туз в рукаве. Но сначала — больница. — Де Лясен направилась к двери. — Значит, через полчаса на Марсовом поле? До встречи, друзья.       — Пьетро! Ну ты скажи ей! — воззвал Ромео к Петру, но тот покачал головой.       — Извини, Ромео, но Патиш права. Люди сейчас важнее всего.       Де Лясен задумчиво посмотрела на Невского и вышла. Тевере побежал следом в надежде её удержать. Пётр в нерешительности остановился в проёме входной двери, слушая, как Ромео пытается уговорить Патиш, и не вполне понимая, что следует делать ему. Пойти с ней? Отправляться к Марсовому полю?       Шейд шагнул в портал, через мгновение его голос перебил Тевере. Тень Нью-Йорка предложил Патиш помощь. Она ответила, что пойдёт одна, а дар Шейда пригодится здесь. Прислонившись к стене, Тень встал позади Невского и какое-то время молча прислушивался к голосам.       — Почему ты не скажешь ей? — спросил он наконец. Пётр вздрогнул и настороженно воззрился на него, хотя и не понял вопроса.       — О ком ты?       — О ней.       — О Патиш? Что я должен ей сказать?       Тень вздохнул и снисходительно улыбнулся. Невский внимательно смотрел на двойника, пытаясь понять, насколько явным для окружающих был его растущий интерес к Патиш. Будучи застигнутым врасплох, он решил не тушеваться и не пытаться скрыть очевидное.       — Какое тебе дело?       Последовала пауза.       — Ты успел забыть, что мне достаётся всё, что ты не признаёшь в самом себе. Лицемерие, вредность, мелочность, лень, ярость, агрессия, хаос. И среди всего этого баловства, — он вскинул голову и заговорил гораздо тише, — сильная симпатия к де Лясен. Ну надо же.       — Мне достаточно сказать пару слов, чтобы ты исчез, — пригрозил Пётр, но Тень это не напугало.       — Лучше скажи, почему ты отрицаешь симпатию именно к ней.       — Ничего не выйдет, — отрезал Невский. — К тому же, я уже занят.       — Она доверяет тебе. И считает своим старым другом.       — У неё есть Ромео.       — Друг может быть только один?       Внезапно Петра захватила волна гнева, он вскипел, сжимая кулаки.       — Какая разница? Я сказал: нет, мы не друзья!       Паршивец явно наслаждался зрелищем и дразнил ещё сильнее.       — Вы — нет. Но твоё милое чувство почти целиком досталось мне, я имею право знать, почему мы с ней друзья.       Свои следующие слова Невский цедил сквозь зубы.       — Мы познакомились вчера утром. Я совсем не знаю её, потому что всё время до вчерашнего дня она была другим человеком, мужчиной по имени Патрис. И с Патрисом я никогда не водил дружбы!       Двойник сощурил глаза; он что-то быстро соображал. Пётр в ту же секунду пожалел, что проговорился, хоть Патиш и не делала большой тайны из своего дуализма.       — Она и Патрис — один человек? Или это разные люди?       — Я не знаю!       — Так сотри ей память о Патрисе, и она навсегда останется только Патиш.       Невский моргнул и отпрянул.       — Что… Что такое говоришь?       Помолчав, Тень тихо ответил:       — То, о чём ты неосторожно подумал, а потом отверг — и оставил мне.       Запаниковав, Пётр едва не задохнулся от возмущения. Нужно было раньше покончить с Тенью!       — Это было случайно!.. Даже не вздумай!.. Как ты…       — Не кипятись, я на твоей стороне, — заверил двойник, заботливо похлопав по спине, хотя в его голосе звучала издёвка. — Но тебе следует привести в порядок мысли. Ты забываешь, что дружба — дело двух людей. Она заступается, поддерживает тебя — и ждёт того же в ответ. Я уверен, что ты ввязался в это только ради неё.       — Помолчи.       — Ха. А ты часом не влюбился? — спросил Тень. Пётр решил, что лучшим ответом будет молчание, но это оказалось не так. — Да, точно… И это чувство тоже отринул, оно теперь навязчиво зудит во мне. Того и гляди, перестану быть тенью… Почему ты так боишься влюбиться?       — Марья…       — Нашёл, на кого свалить. Марья никогда не упрекала тебя за подобные увлечения и не устраивала сцен, — возразил Тень. — Тебе страшно: что эта влюблённость порочит тебя, превращая в грешника и изменника; что влюбился во что-то неопределённое; что сам можешь оказаться таким же непостоянным. Но ты забываешь, что ты — сущность, а не человек. И стыдишься как маленький, считая Марью святой и непогрешимой, хотя просто закрываешь глаза на её фаворитов… И фавориток.       — Хватит! Это не твоё дело! И много ты понимаешь в чужих чувствах? — накинулся Невский. — Я не собираюсь в каждом участливом слове или взгляде искать признаки ответной симпатии. Очень жаль, что испытывать что-то хорошее приходится именно тебе, но не волнуйся, скоро всё закончится!       Завершая тираду, Пётр не сдерживал нахлынувших эмоций. Тень, приосанившись, смотрел на него с каким-то немым восхищением, золото в его глазах разгоралось всё ярче. Вспомнив, что двойник питается его негативом, Невский рассердился ещё пуще. Он развернулся на каблуках и, увесисто ступая, пошёл по лестнице вниз. По пятам неслышно шла его тень.