***
Спустя месяц встреча с Кэлен казалась Ричарду не «долгожданной». Нет, это слово не подходило для описания того шквала эмоций, что обрушился на него у парадного входа во Дворец Исповедниц. Он осознавал, что вновь увидит свою жену, и убедится, что она в порядке; наконец сможет прикоснуться и прижать к себе, провести с ней ночь и проснуться рядом — и это было ошеломительно. Это было все, о чем он мог думать. И даже тот факт, что он вернулся домой не с триумфом миротворца или победителя, стал волновать его гораздо меньше. После того, что они наговорили друг другу, Ричард не ожидал, что она будет встречать его с распростертыми объятиями. Он довольствовался встречей с Карой, Беном и Никки, дожидавшихся его до позднего вечера. Кара передала ему, что Кэлен была в своем кабинете, и Ричард насторожился: он ожидал, что застанет жену в спальне, отдыхающей. Он зашел в кабинет и с удивлением обнаружил, что Кэлен сидела в кресле, не занятая ничем и будто пережидавшая вечерние часы в компании молчаливых компаньонов — пера, чернильницы и бумаг. Услышав его шаги, она обернулась и тут же встала из-за стола. Ричард не знал, где остановить взгляд: хотелось полностью охватить им Кэлен, увидеть каждое изменение, произошедшее в ней за полтора месяца. Он подошел к жене и обхватил руками ее лицо, не думая о том, как она отреагирует. Он провел пальцем по ее щеке. Потом еще раз, и еще. — Ричард, — ее прищуренные глаза смотрели на него с любопытством и непониманием. — Что ты делаешь? — Стираю румяна. Они тебе не нужны. Кэлен закатила глаза. — Что будешь делать с губами? — спросила она с улыбкой, кладя руки ему на спину. Ричард провел подушечкой пальца по ее нижней губе, едва удерживаясь от того, чтобы склониться к ней и поступить именно так, сцеловав эту Владетелеву помаду с ее губ. Но он должен был сделать нечто другое, не менее важное. Он молчал, вглядываясь в ее лицо и ища эти правильные слова. Ища то, что он задолжал ей за этот месяц в одиночестве, наедине со страхом и болью. Он чувствовал эту вину, ее груз на своих плечах, но не мог понять, за что должен был извиняться, если поступил так, как считал правильным. Тогда почему, почему ему было так больно смотреть в глаза собственной жене? Он не предал ее веру и не подвел, сделал именно то, ради чего покидал, и все равно чувствовал себя злодеем, бросившим ее, когда она в нем нуждалась. — Ричард, — она положила руку на его грудь и теснее прижалась к нему, — я понимаю… — Правда? Потому что он сам не понимал абсолютно ничего, пока разбирал себя по кусочкам. — Я ни в чем не виню тебя. Я была обижена и расстроена, но мои эмоции — это я, а ты — это ты. И я хочу принимать тебя таким, какой ты есть. — То есть? — ее неожиданное понимание выбило его из колеи. — Ты поступил так, как должен был. Я благодарна тебе. Когда ему стало легче дышать, Ричард понял, что подсознательно жаждал услышать это, но все же не тешил себя надеждой. Кэлен заметила действие, которое произвели ее слова, и подняла обе руки, ласково проводя по его плечам, касаясь оцепеневших от путешествия в Сильфиде мышц. Тогда Ричарда охватила волна облегчения, силу которой было сложно вообразить. — Есть новые шрамы, о которых я должна знать? Ричард улыбнулся и покачал головой. Впрочем он быстро забывал о них, когда возвращался домой, так что Кэлен вряд ли поверила ему. — Есть что-то, о чем я должен знать? Кэлен отвела взгляд, раздумывая. Потом обвила пальцы вокруг его ладони и положила ее на живот. Он замер, боясь сдвинуть руку хотя бы на дюйм. — Ты что-нибудь чувствуешь? — спросила она немного тише. Ричард помолчал еще несколько секунд, чтобы точно не пропустить это ощущение. В такие моменты ему особенно остро не хватало магии, которая позволяла касаться самой сути и видеть лучи Благодати, исходящие от любой живой сущности даже до рождения. Ему было сложно представить нечто более восхитительное. — Нет. Кэлен выглядела расстроенной, но уже через пару секунд она обнадеживающе улыбнулась: — Тогда… просто знай, что с ними все хорошо.***
Ричард не мог уснуть по ночам уже несколько дней. Он понимал, что так не может продолжаться вечно, и бессонница собьет его с ног рано или поздно. Он понимал, что путь в его покои не просто открыт, а будто даже подсвечен факелами более ярко, чем остальные коридоры. Он понимал, что он нужен Кэлен как никогда, но они виделись только в покоях и только когда у него было время. И все равно не мог. Это было нечто подсознательное: вечно ускользающая тень нервозности, которая мелькала на задворках его мыслей, и, стоило ему протянуть к ней руку, она скрывалась, проедая дыры в сознании. Эта тень маячила, что бы он ни делал, о чем бы ни размышлял. Даже спустя полтора месяца после потери, которая так и не случилась, он все еще думал о ней. Все еще искал причину. Искал их вину. Ведь Кэлен предполагала, что больше не сможет. Они безуспешно пытались несколько лет, и вдруг… только сейчас, спустя столько времени, получилось. Но надолго ли? Что, если это был лишь первый симптом? Ричарда всегда успокаивала вера в то, что Кэлен была сильнее кого-либо; она была способна на все. Но если это было не в ее силах… Ричард не хотел мучить ее. Он не стал бы проводить ее через потерю, опираясь лишь на свои надежды. Думая об этом, он прошел мимо покоев. Убедился, что морд-сит и солдаты Когорты вокруг казались безмятежными — значит, с Кэлен все в порядке, — и направился в галерею неподалеку от их крыла. Ему был необходим сон, он знал это, но меньше всего ему хотелось провести несколько часов, пялясь в потолок и боясь пошевелиться. Кэлен забыла о том, что такое крепкий сон, и ее будил каждый шорох, поэтому Ричард не хотел тревожить ее. Ричард шел по галерее, минуя ряды широких колонн, но не видел перед собой ничего конкретного. Виды Эйдиндрила стали привычными и не приковывали взгляд, как много лет назад, так что попытка отвлечься оказалась неудачной. Он думал, что был один, поэтому не скрывал эмоции: лицо болело от хмурой маски, которая приросла к мышцам. Он прошел несколько шагов, полностью погрузившись в свои мысли, как вдруг услышал громкий вздох за спиной. Ричард резко остановился и развернулся на пятках, действуя скорее инстинктивно — рука тут же оказалась на рукояти меча. Просто привычка. Пусть даже его окружал целый легион морд-сит и солдат. — Папа, ты в порядке? — из сумрака на него смотрела пара любопытных зеленых глаз. Ричард выдохнул и заставил себя отнять руку от меча. Лора сидела, притянув колени к груди и уложив на них подбородок. У нее был усталый вид, но она не казалась сонной, хотя полночь давно миновала. — Ты хорошо спряталась. Я не заметил тебя. — Нет, пап, просто ты невнимательный, — невинно улыбнулась она. Ричард подошел ближе и повернулся к окну. Лора ничуть не изменила позу: ей было комфортно в его компании. Они проводили много времени вместе, когда Кэлен и Эд были в отъезде, но Ричард не позволял ей задерживаться с ним допоздна. Интересно, часто ли она вот так ускользала из покоев под покровом ночи? — Тебе тоже не спится? Она кивнула. — Постоянно просыпаюсь посреди ночи и не могу уснуть, — ответила она спустя какое-то время. Ричард кивнул. Он прекрасно понимал ее. Он чувствовал то же впервые с самого возвращения домой. — Что тебя беспокоит? — С чего ты взял, что меня что-то беспокоит? — Лора неловко поерзала и подтянула колени ближе. Потому что он беспокоился. Он был вне себя от страха. Но вместо того, чтобы вдаваться в подробности, он просто пожал плечами. Если настроение Лоры было как-то связано с ним, он мог просто побыть рядом. — Что произошло в Никобарисе? — вдруг спросила его дочь. Ричард остолбенел. Он не ожидал услышать подобный вопрос. Наверное, потому что из сумрака теней, ускользавших от света факелов, на него смотрел подросток, а Ричард все еще видел перед собой маленькую девочку. — Если честно, я беспокоюсь за тебя. Он удивился, осознав вес серьезности в ее словах. Даже если бы он отказался говорить об этом, одним взглядом она дала понять, что не отступит. Она становилась все более и более похожей на Кэлен. — Это сложно описать, — начало выходило слабеньким, но, стиснув зубы, Ричард вынудил себя продолжить. — Я пытался остановить войну, которую никто не хотел останавливать. Ричард забыл, как захлестывала жажда крови и каким азартным могло быть безумие битвы. Он часто вспоминал Пашу, которая ждала его вмешательства, но не мира; Пашу, которая сражалась в той же войне восемь лет назад, которая носила на себе те же шрамы. И она все еще видела выход в кровопролитии. И после нее Ричард думал о Кэлен, которая желала мира. Думал о дочерях, которых она носила и которые могли не родиться из-за отголосков той далекой войны: из-за старых травм Кэлен, из-за принесенной в жертву магии Ричарда, из-за владетелевых разногласий в трактовке законов… Он провел в Никобарисе месяц, надеясь на разумное решение и диалог. Этот месяц он мог пробыть дома вместе с семьей, которую не видел шесть лет, но вместо этого потратил еще половину месяца, наступая себе на горло и совершая один акт жестокости за другим. — Что бы ты сделала, если бы захотела примирить две стороны, не настроенные на разговор? Лора задумалась. — Я бы заставила их выслушать друг друга, очевидно. Ричард улыбнулся, но не смог вложить в это ничего, кроме усталости. — И все же? Лора нахмурилась. — Так не может быть. Как вообще можно общаться с теми, кто не хочет слушать? Люди обязаны разговаривать, если хотят чего-то достигнуть. Он хотел бы сказать, что диалог был универсальным решением, но это была ложь. У него не было терпения. И он отчаялся настолько, что больше не верил в такой исход. — Родная, после месяца в Никобарисе я вернулся в Замок Волшебника. Лора прервала его: — Но тебя не было целых шесть недель… — В ту же ночь мне пришло сообщение от капитана, который командовал отрядом в Никобарисе. Местные убили нескольких членов временного правительства в первый же вечер их работы. — Что?.. — Лора посмотрела на него круглыми от ужаса глазами. — Зачем? Это бессмысленно, дико… Ричард горько усмехнулся. Лора не имела ни малейшего понятия, какими на самом деле могли быть люди. Вместе с Кэлен он учил ее, что конфликты необходимо решать мирно, пока это возможно. Они не говорили о том, что бывает в остальных случаях. — Иногда люди не хотят говорить мирно. Им куда проще поддаться инстинктам и убить того, кого они не понимают. Не все мире мыслят так же, как ты или я. Не все люди заставляют себя думать. — И как ты поступил? — внимательный взгляд Лоры остановился на его лице. Неподвижный, тяжелый и словно немного испуганный. Ричард разрывался между тем, чтобы соврать ей и открыться. Соврать дочери, которую он хотел защитить от жестокой правды; открыться дочери, жертве той же самой войны, что и он сам. Смотря в ее проницательные, уже не детские глаза, он видел взгляд своей жены, от которого убегал все это время. — Теперь они подчиняются нашим законам. Я лишил их права выбора. «Они сами лишили себя его», хотел сказать он, но это было оправдание. Он не верил в правильность своего поступка, но знал, что выберет то же, если вновь придется. — Как? — Казнил преступников своей собственной рукой и поставил во главу наместника из Совета Срединных Земель. — То есть… ты убил их? — тихо повторила она в неверии. — Я должен нести ответственность за свои решения, даже если это не принесет мне радости. Лора смотрела на него с непониманием, и Ричард видел, как много мыслей одолевало ее. В конце концов просто кивнула. — Спасибо, что рассказал. Ричарду показалось, что воздух между ними затрещал от напряжения. Он чувствовал то же, когда разговаривал со своим отцом и ужасался его действиям. И все же Лора удивила его, обняв так же крепко, как всегда, и, пожелав доброй ночи, спрыгнула с подоконника и пошла в свою комнату. Лора поняла его — она стала совсем взрослой. Ричард так и не смог понять, что из этого обескуражило его сильнее. Ричард развернулся и вновь побрел в сторону покоев, но не дошел до них. Он направился к комнатам неподалеку: они пустовали долгие годы, как говорила Кэлен, с самого ее детства. Это были ближайшие покои, которые можно было использовать в качестве детской. Ричард начал обустраивать ее на следующий же вечер после возвращения. Он не сказал жене об этом: ему казалось, что она все еще не была готова. Они не обсуждали их планы, как бывало с Эдом, и не заговаривали ни про имена, ни про детскую, ни про самые необходимые вещи — про колыбели, например. Две колыбели. Это число все еще обескураживало. Возможно, собирать кроватку за четыре месяца до рождения ребенка — это глупость. Суеверные служанки выражались более мягко, но даже они, заметив его за работой поздним вечером, осторожно предупредили, что такая спешка может накликать беду. Ричард видел искреннее беспокойство в их взглядах и в заботливом тоне, но не утруждал себя ответами. Колыбель делала положительный исход неизбежным. Она была чем-то реальным — чем-то, к чему можно было прикоснуться. И он надеялся, что в моменты сомнения Кэлен будет достаточно зайти в детскую, чтобы почувствовать уверенность. Ричард успел сделать все детали и постепенно собирал колыбели, уделяя этому хотя бы несколько ночных часов. Он работал скрупулезно, но проигрывал время усталости, поэтому работа тянулась мучительно медленно. И вот, он скоро дойдет до момента, когда останется лишь навесить полог. Но он не станет завершать работу без Кэлен. Она могла бы вышить на нем что-то. Что-то, что ей понравится. Звезды, бабочек, птиц, да хоть Благодать. Лишь бы это было сделано ее рукой. Лишь бы занять ее чем-то радостным. Вернувшись в покои ближе к утру, он понял, что его попытки не тревожить Кэлен были напрасны: как только он перешагнул порог, она повела плечом, и по звуку ее быстрого и неровного дыхания он понял, что она не спала. Ричард почувствовал на себе взгляд Кэлен и поспешил к ней, быстро переодеваясь в ночную одежду. Оказавшись напротив нее в постели, он протянул руку и аккуратно коснулся щеки Кэлен, гладя ее большим пальцем. На языке крутился вопрос, который он не решился спросить, зная, что Кэлен не станет отвечать. Пресловутое «как ты?», должно быть, уже преследовало ее. Она накрыла его ладонь своей и слегка сжала, но не мимолетно и неосознанно, а так, словно она хотела этого целую вечность и не желала отпускать. — Тебе не спится, — без упрека сказала она. Он кивнул и пристально посмотрел на нее, уже проклиная себя за это, но все же задавая очевидный вопрос. — Все тело ноет, — неохотно ответила она, прекрасно поняв его взгляд. — От безделья, от ожидания. Доволен? Поверить не могу, что я правда говорю такое. Он усмехнулся и положил руку на ее спину. Кэлен заметно расслабилась, почувствовав его прикосновение. — Ричард? — она застенчиво взглянула на него, будто не решаясь что-то попросить. — Ты можешь?.. — Конечно. Кэлен прильнула к нему настолько близко, насколько позволял ее округлый живот, и уткнулась носом в его грудь. Он почувствовал, как ускорилось ее дыхание, стоило ему провести кончиком пальцев вдоль ее позвоночника. Он начал гладить ее спину, прикладывая как можно меньше сил, просто слегка разминая мышцы. — Духи, Ричард… Как ему хотелось сказать, что Духи были здесь ни при чем. Но, наверное, только они помогут ему не захотеть большего, когда она была так близко, и он чувствовал мягкость ее тела. Он начал разминать ее поясницу, аккуратно надавливая костяшками согнутых пальцев, вспоминая, что это особенно нравилось ей во время беременности Эдом. Тогда ей даже не приходилось просить его об этом: он сам делал это ради нее, просто чтобы услышать ее облегченные вздохи. Это было необычное, не телесное, но очень приятное ощущение. Пока близнецы не родятся, это будет единственным доступным им видом близости. — Люблю тебя, — едва слышно прошептала она так, что сердце Ричарда едва не начало плавиться, как золото — в кузнечной печи. Кэлен попыталась согреть замерзшие стопы, переплетя их ноги, и Ричард удивился тому, как она выживала одна в эти холода. Он должен был прийти к ней раньше. Хотя бы для того, чтобы согреть. Хотя бы для того, чтобы погладить ее по спине. Даже если он не мог вылечить ее, это было под силу лишь ему. — Лора спросила меня о Никобарисе, — выпалил Ричард, не зная, какой реакции он ждал. — Ты рассказал правду? — спросила она, не отстраняясь. Ей было не обязательно смотреть ему в глаза, чтобы узнать его мысли. — Да. — Как она восприняла это? Он помедлил, подбирая правильное слово: — Достойно. Кэлен хмыкнула и мягко возразила: — Принять то, что твои родители отнимают жизни других людей, обычно не так просто. — Она уже видела достаточно смертей. — Да… Иногда мне кажется, что она гораздо старше своих лет. Ричарду стало труднее дышать от таких мыслей. Ему вдруг захотелось положить руку на живот Кэлен, просто чтобы напомнить себе, что все его дети всё еще здесь, под его опекой. Но скоро, уже через несколько лет, это будет не так. Лора становилась взрослой, как и Эд. А близнецы… Ричард сглотнул. Близнецы тоже останутся с ними. Они делали для этого все возможное. Он продолжил гладить Кэлен по спине, даже когда ее дыхание выровнялось, и он был уверен, что она уснула. Это было нужно уже не ей, а ему.***
Бессонница Ричарда никуда не отступала и продолжала раздражать его. Он все же приучил себя приходить в покои на ночь, научился ворочаться в постели, издавая как можно меньше звуков. Если Кэлен было легче рядом с ним, значит так тому и быть. Все равно детская была почти готова. Остались только штрихи от Кэлен. Осталось сказать ей об этой детской. Сквозь окружающую тьму до Ричарда донесся сдавленный вздох. И еще несколько. Выдохи рваные, будто дрожь струны. Ричард обернулся к Кэлен, но она уже успела отвернуться. Рука касалась головы, плечи поникли, и вся ее фигура будто сжалась в страхе. Ричарда одолело нелегкое предчувствие. Он коснулся плеча жены и пододвинулся ближе. Кэлен ничего не сказала; воздух рассекало лишь ее прерывистое дрожащее дыхание. — Плохой сон? — предположил он тихо, чтобы не будоражить ее нервы. Кэлен покачала головой. — Кошмар, — поправила она. Ее голос звучал блекло, надтреснуто, но вряд ли это было лишь последствием сна. — О чем? Кэлен повернулась на спину и посмотрела на него с таким выражением внутреннего страдания, что Ричард смог разглядеть его даже во тьме: тень болезненного изгиба губ, полуприкрытые глаза, смотревшие будто сквозь него. Ричард вдруг подумал, что вопрос мог быть лишним, но ему всегда казалось, что нет такого страха, о котором нельзя сказать вслух. По крайней мере, его не было раньше. — О выкидыше. Я потеряла детей, — прошептала она так, будто это уже стало реальностью. Так… безысходно. — Кэлен, ты же знаешь, что ничего не случилось. Тебе не о чем волноваться. — Я думала, что уже пережила это, но потом увидела… — слова оборвал всхлип. Он разглядел, как она прикрыла рот рукой, зажмурилась. Он вряд ли бы смог увидеть слезы, если они были. Прошла почти минута, прежде чем она смогла выдавить: — Я увидела кровь. Опять. Я была уверена, что все будет хорошо. Но Ричард, там было столько, столько крови, — снова всхлип. — Это всё, понимаешь… Наши дочери просто превратились в кровавые ошметки. Горло Ричарда плотно сжал кулак ужаса. Он видел столько крови… ею можно было написать все страницы мировой истории. Но воспоминания о страданиях Кэлен были во сто крат мучительнее. — Я должна была признаться тебе, насколько мне страшно. Я злилась на тебя за то, что ты предпочел убежать от эмоций и отдаться битве, но разве я лучше? Я ждала, что ты признаешься в слабости, а сама не сделала этого. И что в итоге? Я настолько боялась потерять тебя и детей, что не смогла признаться в этом — и все равно потеряла, пусть и на полтора месяца… Ричард прижал ее к себе, и Кэлен прервала свою исповедь, без протестов спряталась в его руках. Он почувствовал ее слезы собственной кожей. И она плакала. Плакала. И плакала. Ричард задумался. Он вымещал свою боль, вступая в битву… это было похоже на правду. Но он не мог представить, о чем думала Кэлен, когда все это происходило с ней. Она настолько уверенно говорила о том, что справится без него, что он забывал: она тоже была в ужасе. Она была так же бессильна, как и он, но ей нельзя было нервничать. Должно быть, это помогало ей держать под контролем эмоции и страхи, но всему наступал конец. — Я покажу тебе кое-что завтра. Просто пообещай держаться ради меня. Он испытал такой острый прилив стыда, которого не чувствовал с самого отъезда в Никобарис. Они прошли вместе огонь и воду, но все еще делали друг другу больно.