Послетьма

      В доме Регины за праздничным столом, где собрались старые добрые друзья стояла тёплая почти семейная обстановка. Ханна только что рассказывала, как собирается назвать будущего ребёнка. Петер предложил тост и они выпили за тех, кто придти не смог. — Кстати, — вспомнила Ханна. — Регина, ты вроде бы обещала познакомить нас со своим новым бойфрендом. Ты встречаешься с ним уже полгода, но мы ни разу его не видели. Он вообще существует или ты его выдумала? — И сегодня он снова не пришёл, — подметил Петер. — Это не серьёзно. Ты прячешь его от нас? — Да, — заинтересовался Торбен. — С ним что-то не так? — С ним всё в порядке. Он классный, — загадочно заулыбалась Регина. — Просто из-за срочной работы не смог вырваться. Он ещё больший трудоголик, чем я. — Да не бывает таких, — прыснула Катарина. — Так расскажи хотя бы про него, — предложила Бернадетт. — Кто он? Как вы познакомились? — Я уже рассказывала Катарине, но так и быть. Щёки Регины слегка порозовели и она отпила вина. — Мы познакомились случайно. Наверное, даже банально. У меня сломался ключ, когда я открывала дверь. Прямо в замочной скважине. Не знала, что делать. Не через окно же лезть. Нашла в поисковике телефон аварийной службы как раз на такой случай. Думала, что придётся долго ждать, но мастер подъехал минут через пятнадцать, не больше и сразу взялся за работу. Вытащил обломок ключа, так что даже замок менять не пришлось. Хотя, знаете, он вообще не был похож на рабочего. Примерно мой ровесник. В костюме, как какой-нибудь директор. Я ещё спросила у него — является ли галстук обязательной униформой. Он сказал, что нет. И он на самом деле не мастер, а на сигнал поехал, потому что остальные работники были заняты. Сначала я ему не поверила. — Ну, конечно, — хмыкнула Катарина. — Но позже я узнала, что он сказал правду. Он всё равно по началу показался мне странным, — Регина прервалась, снова вспоминая, как этот мужчина замер, когда она назвала своё имя и странно потёр запястье через куртку. — А потом через неделю он позвонил мне и пригласил на ужин. — Свидание, — подсказала Бернадет. — Это называется свидание. И ты так просто согласилась? Он же буквально взломал твой замок. — Мне стало интересно, — Регина пожала плечами. Что могло случиться плохого? Они договорились встретиться в людном месте. И она предупредила знакомых, куда идёт. Несмотря на все обычные предосторожности, случайный знакомец вызывал необъяснимое доверие. Он хотел просто познакомиться и Регине хотелось того же — узнать его лучше, больше. — Это было довольно странно. Сказал, что как будто уже знал меня в прошлой жизни. Но у нас ведь практически ничего общего. Он — владелец службы профессиональных взломщиков. Я думала это будет просто как… — Собеседование, — подсказала Катарина, отпив вина. — Чем старше становлюсь, тем больше свидания напоминают собеседования. — Нет, — покачала головой Регина. — У нас оказалось всё иначе. Он как будто на самом деле всегда меня знал. Даже удивительно. И он тоже кажется мне чертовски знакомым. Странно, да? — А у вас уже было? — полюбопытствовала Бернадетт, для которой тема секса никогда не являлась табуированной. Регина не ответила, хотя по взгляду и так всё было понятно. Единственное, что её немного встревожило в их первую ночь — это шрам на руке. На том запястье, которое он потёр в день знакомства. Едва различимыми светлыми полосками старого шрама было когда-то вырезано её имя. Регина. Последняя буква была не закончена. Не хватало последней чёрточки. Последнего надреза. — Смотри, чтобы он не оказался каким-нибудь мошенником, — предостерёг Торбен. — Или маньяком. Регина снова улыбнулась на этот раз хулигански. — Он отсидел в тюрьме за ограбление, Торбен. Думаешь, откуда у него навыки вскрытия замков? Так что тут уже ничего не поделаешь. Я полюбила плохого парня. Но всё это осталось позади. О своём тёмном прошлом Борис рассказал ей в то же утро, когда она спросила про шрам. В тот день он совершил ограбление. Собирался залечь на дно здесь, в Виндене. На этот случай у него даже был с собой поддельный паспорт. Но он был ранен. И что-то пошло не так. На целую неделю Борис исчез и не помнил, где был и что с ним случилось. За это время его поиски прекратились. Он очнулся в лесу. Рана от пули зажила, а фаланги указательных пальцев оказались отрезаны неизвестным похитителем. И на запястье было вырезано это имя, его собственным ножом, в спешке. Когда беглеца нашли, то доставили в госпиталь. Это происшествие очень сильно на него повлияло. Стало страшно снова исчезнуть без следа. Казалось, что кто-то его преследует. Борис решил сдаться полиции. Признался во всём. Только не помнил, куда дел пистолет и что с ним случилось. После тюрьмы наваждение спало. И он спокойно зажил своей жизнью, снова подрабатывал разнорабочим, устроился законным взломщиком, больше не связывался со старыми знакомыми. — Мне кажется, всё это время я не жил. Я кого-то искал и теперь точно нашёл. Признание пробирало до мурашек и осознание, что и она, Регина до этой встречи как будто не жила, хотя совсем этого не понимала, тоже придавало волнения, которое она испытывала в далёкой юности. — Кстати, как его зовут? — спросил Петер. — Борис Нивальд. — Как? — переспросил Торбен. *** После собрания Йонас снова делал что-то странное. Он подходил к каждому по отдельности и что-то говорил. Сначала к Магнусу и Франциске, потом к Бартошу и Силии. — Чего тебе? Есть ещё какие-то плохие новости? — насторожился Бартош. — Куда уж хуже этих… — Нет. Я хотел просить у тебя прощения. За всё. И у тебя, Силия. — Не нагнетай, — хмыкнула она и немного нервно переглянулась с Бартошем. — Всё в прошлом. Правда, не надо. Йонас не мог согласиться с ней. Но не стал причинять ещё больше боли, рассказывая, что это он убил их мать. Своими руками. Думая только о том, что это нарушает какой-то уродливый порядок времени. Что это был за порядок? Если бы он всё это время не думал только о своих желаниях, то не допустил бы… всего этого. Он просил прощения, потому что это нужно было сделать давно. Йонас не ждал, что это прощение ему дадут, и не считал его формальностью, чтобы успокоить совесть, хотя от этого и становилось немного легче. Йонас просил прощения у всех, даже тех, кто никогда не был близко знаком с ним, потому что хоть и опосредованно, но он был повинен в их несчастьях. — В твоих извинениях нет никакого толка, — довольно враждебно ответил ему Тронте. — Мы застряли здесь и ничего не можем с этим поделать. Заперты, как мошки в янтаре. Даже не можем увидеть тех, кто был нам дорог. Ничего не можем. Мне плевать, что ты сделал и кого обидел, Йонас, Адам… или как там тебя. Если у тебя есть возможность, прекратить всё это — сделай. Для всех будет лучше, прекратить такую никчёмную жизнь. Не сомневайся. Но Йонас всё же сомневался. То, что сказал Тронте, было не единственным пожеланием. Мадс хотел уехать из Виндена. Как и Магнус, и Франциска. Ханно сказал, что ему ничего не нужно. — Без обид, но я чертовски устал. И от тебя и от всего остального. Если этот мир нельзя уничтожить, то я больше ничем не могу тебе помочь. Шарлотта хотела снова забыть о том, что знала. Так же как и Элизабет. Ульрих хотел вернуть свою прошлую жизнь с Катариной, потому что был уверен, что на этот раз точно ничего не испортил бы. Марте хотелось, чтобы всё вернулось обратно, как было в прошлом до того, как всё началось. Когда они были счастливы. Чтобы ничего этого не было. Как будто Йонас был в силах сотворить это чудо. Он мог разве что выполнить желание Тронте — снова пробраться на АЭС и попытаться уничтожить Исток, надеясь, что ему не помешает Ева. Только Миккель воспринял извинения Йонаса как что-то совсем необязательное и по-прежнему ничего от него не требовал. То, что его единственного не волновал этот порядок вещей, казалось странным. — Я вспомнил ещё один фокус. Хочешь, покажу? — спросил он беспечно, будто на кону не стояли их судьбы. После собрания, когда они возвращались домой, он потянул Йонаса на асфальтированную дорогу, где уже давно не ездили машины. — Я не знаю, получится ли, — на всякий случай предупредила он. — Никогда не знаешь. Но если получится, не пугайся. Просто, немного толкни. Не сильно, ладно? Йонас был совершенно сбит с толку. Как будто с серьёзного собрания путешественников во времени, его выдернули обратно в беззаботное детство. — А что должно получиться? — Увидишь, — Миккель подмигнул и сорвался со старта в быстрый бег. Йонас не совсем понимал, что должно произойти. Миккель унёсся далеко вперёд, но в какой-то момент остановился и почему-то не торопился возвращаться. — Эй! — крикнул он. — Миккель! Папа! Ответа не было. Ставшая уже привычной тишина безвременья. Йонас пошёл проверить, тоже перейдя на бег и поражённо замер, увидев, что Миккель застыл. Не просто остановился, приняв позу, как в детской игре, а замер как в кино. Волосы и капюшон толстовки застыли подброшенными в движении. Пятка левой ноги уже касалось земли, а правая поднимала в воздух также застывшую пыль. Глаза Миккеля в этот момент тоже были замершими, ресницы даже не подрагивали. От этого зрелища накатывала жуть. Немного отойдя от шока, Йонас тронул его за плечо. Миккель тут же отмер, продолжив бег, правда, заметив рядом Йонаса, остановился, тяжело дыша. — Что это было? — спросил Йонас, вспомнив недавний трюк с яйцом. — Не знаю, — Миккель пожал плечами. — Мне про этот фокус Мадс рассказал. Папа каждый день выходит на пробежку. Как-то он также отправился бегать в парк, но всё не возвращался. Мадс заволновался, не натворил ли он чего… Они с Тронте нашли его вот так же застывшим на бегу. Все испугались сначала, а потом когда папа отмер, целый день так развлекались. Бегали и замирали. — Интересно, — Йонас невольно улыбнулся. — А что чувствуешь, когда застываешь? — Ничего, — Миккель посмотрел куда-то вдаль, будто что-то заметил. — Просто понимаешь, что застыл, когда рядом неожиданно появляется кто-то, кого до этого не было. Это только со стороны забавно. — Я тоже хочу попробовать. Йонас тоже побежал, но разогнавшись уже до предела и добежав до дорожного знака, безумно далеко от Миккеля, так и не замер. Чтобы проверить ещё разок, он побежал обратно так же быстро, но чуда снова не произошло. — Я что-то делаю не так? — спросил он, пытаясь отдышаться. — Это не всегда срабатывает. Не загоняйся. — Когда это началось? — Не знаю. Может, так было всегда, просто мы не сразу узнали, что так можно. А может, мы скоро будем застывать вот так уже не на бегу, а просто гуляя? На секунду Йонаса пробрал ужас. Застывший во времени Винден. А они — мошки в янтаре. Только теперь на самом деле. — Эй! Ты в порядке? Миккель легонько толкнул его кулаком в плечо. Йонас отмер, как будто трюк с остановкой времени всё-таки на нём сработал. Миккель снова послал Йонасу очередную беззаботную улыбку и направился к дому, а Йонас подумал, что чего-то такого ему не хватало. А ещё, что он чертовски по всем соскучился. По отцу, по маме, по своим друзьям. По тому времени, когда ещё ничего этого не началось. Жаль, что больше нельзя было жить прошлым. *** После собрания все разбрелись, почти разбежались. Когда почти все, даже родители ушли, Ханно остался в гостиной. Ему сбегать было уже некуда и незачем. Напротив него в кресло села Элизабет. — Ты зря отпустила Шарлотту. Я не смогу тебе отвечать, — Ханно кивнул на туго перебинтованную руку. Обезболивающее работало, но двигать пальцами под плотной повязкой всё равно не вышло бы. — Знаешь, когда ты рассказывал мне о рае, я всегда смотрела на твои губы, а не руки, — ответила она жестами и неловко улыбнулась. От упоминания о рае Ханно ощутимо передёрнуло. — Рай оказался ложью, — поспешно ответил он. — Прости. Если бы я сам так сильно не верил в него… — Рай. Забавно, — Элизабет опустила глаза, как от грустного воспоминания, которое не хотела поднимать из прошлого. Отчего-то до сих пор глупо хотелось, чтобы всё это было правдой. Спасительная ложь, которая поначалу помогала пережить потерю родных и серую безнадёгу. Ханно тронул её за ладонь и чуть сжал. Элизабет тяжело вздохнула и снова посмотрела на него, читая по его губам. — Я не должен был оставлять тебя там одну, — продолжал он, вспоминая то, как Йонас просил у него прощения. Как будто они и впрямь больше никогда не встретятся. — Когда у тебя есть машина времени… трудно не уверить себя, что сможешь вернуться в любой момент. Я надеялся, что когда найду Шарлотту, у нас будет наш рай. И… — Хочешь, теперь я расскажу тебе про рай? — прервала его Элизабет, быстрым жестом. Ханно кивнул, опасаясь издёвки. Он только слышал рассказы Йонаса о том, как изменилась его жена, после его пропажи, но никогда не видел. Даже не верилось. Выходило, что из них двоих Элизабет оказалась прочнее его. — Ульрих всё повторяет, что мы должны построить свой рай здесь, но он ошибается, — выводила пальцами Элизабет. — Рай и ад у каждого свой. Мы не можем построить один рай для всех. Рай для одного, может обернуться адом для всех остальных. Так уже было. Мы все делали плохие вещи, думая, что принося такую цену, обретём счастье. — Мне жаль. Я… Элизабет снова остановила его, подняв ладонь. — Нам всем больше не по пути, — продолжала она, не отрывая своих невозможных глаз от него. — Большинству. Каждому из нас нужно найти свою дорогу к раю, какой бы трудной или невозможной она ни казалась. И если кому-то повезёт идти по этому пути с кем-то близким, значит, он уже нашёл свой рай. Я была бы счастлива, если бы наша первая встреча произошла при других обстоятельствах. Если бы мы не знали друг друга. Если бы всего этого не было. Но мы знаем. Вот в чём мой ад. Элизабет опустила руки, и Ханно не сразу это понял, как будто тоже всё это время совсем не следил за тем, что ему говорили, а читал по её сомкнутым губам. *** Марту терзали дурные предчувствия. Прямо сейчас происходило что-то неладное. Такое, что могло всё переменить и она не знала — в плохую или хорошую сторону. Это было связано с Йонасом. Всегда он. Бартош был прав, с самого начала, когда повторял им, что всю эту чертовщину затеял Йонас. Йонас вёл себя странно. Просил прощения. Шептался отдельно с каждым. Как будто что-то задумал или собрался умереть. Целый день валял дурака с Миккелем. Носился вокруг дома. А «утром» Марта застала их на кухне за тем, что они сталкивали с полок всё подряд и внимательно следили за полётом каждого предмета. — Что вы делаете? — ошарашено спросила Марта, едва надеясь получить адекватный ответ. — Мы кое-что проверяем. Можешь помочь? — спросил Миккель. — Нет. Сами это убирайте. Йонас на секунду опомнился, будто только сейчас заметив этот страшный бардак, а потом растерянно улыбнулся. Они заговорщески переглянулись, как будто придумали новую шалость и убежали на улицу. Марта снова оглядела разгромленную кухню. С утра хотелось выпить кофе или хотя бы воды, но в доме не осталось ни одной целой чашки. И ладно её брат — придурок, но Йонас. Раньше она никогда не замечала за ним такого разгильдяйства. Или таким он стал уже потом? Марта отогнала думы о Йонасе, и поехала на велосипеде в магазин. Это было нормально — ехать за покупками. Размышления о земном и привычном немного спасали от тревожных мыслей. Этой «ночью» ей снился дурной сон. Как будто она распадалась на жёлтых светлячков и разлеталась в темноте. Исчезала. Исчезать в том сне было не больно, но страшно, и проснулась она от этого сна резко и тяжело дыша. Нужно было привезти набор посуды. Обычные чашки и блюдца. Чайник для чая. Можно было с тем же успехом, зайти в любой из домов и воспользоваться чужими кружками, но Марта брезговала. По дороге она встретила Бартоша и Силию. Они выглядели чертовски счастливыми. Наверное, даже больше обычного. Марта жалела, что выбрала этот маршрут. — Марта! — окликнул её Бартош. — Как хорошо, что мы тебя встретили. Ты не отвечала на вызов. Приходи сегодня в полдень к дому на ***-штрассе. Мы устраиваем небольшую пирушку. Будут закуски и мы будем по мишеням стрелять. Бартош и впрямь выглядел необычайно счастливым. Как будто снова забыл о своей прошлой жизни и превратился в весёлого придурка, каким она его знала всегда. — Какой-то праздник или вы просто так решили…? — А разве нужен повод? — улыбнулась Силия. Марта едва сумела удержать своё лицо от гримасы отвращения. Почему Силия вызывала в ней такие скверные чувства? Это не была зависть. Нет. Она ничего не упускала. — Так ты придёшь? — спросил Бартош. — Нет. Не знаю. Мне надо в магазин. — Тогда, спросишь у Йонаса и Миккеля, ладно? А то они тоже на сигнал рации не отзываются. — Да, хорошо, — пообещала она, ещё не зная, что соврала. *** Пикник, который устраивали Бартош и Силия проходил почти в тесном семейном кругу. Ханно согласился пойти, хотя предупредил сразу, что стрелять не будет. А Агнесс напротив, очень хотела пострелять по мишеням. Шарлотта даже принесла с собой ещё пару пистолетов из участка, потому что у автомата Силии патрон был почти пуст. Ульрих бахвалился, что уделает всех и развешивал мишени из тира. Мадс и Тронте ему помогали. — Зачем они нужны? — Мадс допивал шипучку из бутылки. — Мне кажется намного веселей стрелять по банкам и бутылкам. — Чтобы сшибать банки, много ума не надо, — умничал Ульрих. — Попал и уже хорошо. А на мишени ты видишь свой прогресс. — На банках тоже видишь прогресс, — не согласилась Шарлотта. — Если промазал, то прогресс так себе. — А если попал, то тебе просто повезло, — проговорил Ханно, смачно надкусывая яблоко. Ульрих хотел что-то на это ответить, но взгляд этого парня его всегда напрягал. Как будто этот тощий хмырь знал про него какую-то гадость, и мог использовать, не задумываясь. Помимо Марты, Миккеля и Йонаса, не пришли только Магнус и Франциска, но их отсутствие никого не удивило. Все подозревали, что Магнус просто испугался, что Мадс снова станет засыпать его вопросами про машину времени. Мадс пытался расспрашивать о путешествиях Бартоша, но он мог рассказать только про то, что он всё это время как проклятый рыл пещеры, в которых много позже, в 1986 должна была появиться червоточина, и никуда во времени не перемещался. А потом и вовсе перевёл стрелки на Силию и Элизабет, которые буквально выросли и выживали в ядерной зиме. — Постапокалипсис! С ума сойти! Мадс не знал языка жестов, а Силия сразу грамотно отделалась от него тем, что занята и учит Бартоша стрелять. — Смотри. Упор приклада на плечо. Не забывай про отдачу, — инструктировала она, обнимая Бартоша со спины. — Стреляй. Бартош нажал на спусковой крючок, но пуля не отметилась даже на молоке. — Ничего. Прицеливайся лучше. — Я целился! — огрызнулся он. — Я в жизни никогда не мазал! На приставке… Силия только покачала головой, снова поправляя. — Умоляю, приклад на плечо, иначе глаз выбьет отдачей. Бартош выстрелил снова и на этот раз промазал не только он, но и Ульрих. — Что, даже не в молоко? Прогресс виден, — поддела его Шарлотта. — Да как так? — Возможно, что по этим мишеням просто невозможно попасть, — глубокомысленно проговорил Ханно и переглянулся с Агнесс, мишень которой тоже пустовала. — Как по Адаму, — хмыкнула она. Оба засмеялись только им понятной шутке. Ульрих поморщился от их веселья и сделал ещё два выстрела по соседним мишеням, и снова без результата. Это было за рамками добра и зла. Расстояние до целей было не такое уж большое, чтобы он мог промазать или не увидеть дырку от пули на белой картонке. Шарлотта выпендриваясь, приняла позу, хоть обводи и вставляй в учебник по стрельбе. Выстрел прогремел, но и её мишень оказалась нетронутой, как и две соседние. — Что Шарлотта, теряем хватку? — ядовито спросил Ульрих. — Тут что-то не так, — нахмурилась она, заметив, что другие стрелки точно так же почему-то «мажут» и пошла проверять. — Перерыв! — крикнула Силия. Шарлотта уже подходила к мишеням, как вдруг с глухим ударом дырка на мишени перед ней всё-таки появилась. Рефлекторно она прижала руку к животу, потому что эта пуля могла попасть только в яблочко, только через неё. На свитере не расплывалось кровавое пятно, хотя на секунду Шарлотта об этом пожалела. — Кто стрелял? Я же на линии! — крикнула она, оглянувшись. — Шарлотта, никто не стрелял! Правда! — прокричала Агнесс, сложив руки рупором. — Я даже на предохранитель поставил! — на всякий случай показал автомат Бартош, хотя что там можно были разглядеть на таком расстоянии. Шарлотта подошла к мишени. Пуля пробила бумажку и вбуравилась в кирпичную кладь ограждения. Она осмотрела соседнюю нетронутую мишень и уже развернулась, чтобы идти обратно, как замерла глядя на застывшую в полёте пулю. Хорошо, что она вовремя её заметила. Присмотревшись, стало понятно, что и другие отстрелянные кусочки металла так же висят в воздухе. Почему-то, когда они затевали эти стрельбища, не пришло в голову, что пули станут тормозиться, как и бегущие люди. Когда она точно так же стреляла в полицейском тире, такого не было. Хотя… Шарлотта аккуратно обошла пулю и на всякий случай, толкнула её, чтобы она не болталась незаметной миной. Нужно было обезвредить и остальные и сворачивать эти стрельбища. Шарлотта пыталась вспомнить, кто сколько раз уже стрелял, когда боковым зрением заметила Элизабет, которая какого-то чёрта тоже потащился разглядывать мишени, и буквально бежала навстречу застывшим выстрелам. — Элизабет! Ложись! — крикнула Шарлотта, прежде чем подумала, насколько это бессмысленно. Шарлотта всё равно кричала ей и бежала навстречу, когда её саму вдруг сбило с ног и ослепило. Какая-то странная вспышка нахлынула сбоку сплошной стеной. В один миг все пули сорвались с мест, ударив по стене и мишеням. На секунду даже показалось, что все эти пули попали в неё и она наконец-то умирала. Нет. Как только всё прошло, Шарлотта побежала к дочери. Элизабет была на траве, а рядом с ней лицом в траве, лежал Ханно. Он закрыл её. Успел. Только не видно было, куда его ранило. Остальные только сейчас растерянно шли к ним, продолжая озираться по сторонам. — Тебя не задело? — на всякий случай спросила она Элизабет. Та отрицательно качнула головой и попыталась перевернуть Ханно. Шарлотта помогла ей. Он был жив и снова было не понятно, где могла зацепить его пуля. — Ты как? — спросила его Элизабет. Улыбнувшись как пьяный, Ханно указал пальцем куда-то в небо. Шарлотта и Элизабет зачарованно посмотрели вверх, когда над ними пролетела птица. *** — Так как его зовут? — переспросил Торбен. — Борис. Борис Нивальд, — повторила Регина и невольно насторожилась. — Что? Знакомое имя? Только не говори, что ты расследовал его дело. Когда это произошло, мы ещё в школе учились. Торбен нахмурился, будто что-то связанное с этим человеком крутилось на кончике языка, но никак не выходило озвучить. Какие-то зыбкие образы. Они только сильнее ускользали, чем больше он пытался за них ухватиться. А имя Бориса по-прежнему казалось неуловимо знакомым, но при этом этого человека должны были звать как-то иначе. Не Борис Нивальд. — Нет. Может, просто знакомое что-то. Никогда раньше не встречал. — А у вас что нового? — решила перевести тему Катарина. — Уже закончили оформлять документы на опеку, — ответил Петер и переглянулся с Бернадетт. — У нас будет девочка. *** — Ты тоже это почувствовала или это только я перегрелся? — тихо спросил Бартош. Силия молча кивнула, прикрывая ему спину, и сняла с предохранителя пистолет. Чтобы ни произошло, хотелось быть во всеоружии. Только пока было совершенно непонятно, что же только что случилось. — Ты слышишь? — спросила Силия. Вот что было не так. Отовсюду вместе с волной света неожиданно обрушились звуки. Ветер шумел листвой. Из окна соседнего дома заговорило радио. В небе пролетела стая шумных птиц. — Что происходит? Ульрих тоже пытался понять, что изменилось. Мадс крутил головой, как будто они внезапно очутились в другом месте, но это была всё та же улица Виндена на окраине. — Не знаю. Никто не знал. Это пугало. Они так привыкли к замершему времени, что внезапное оживление выбивало из привычной колеи. Ещё больше выбило из колеи то, когда когда они вспомнили о раненом Ханно, его на месте не оказалось. Будто он мог куда-то убежать. Только трава была примята и всё. И ни крови, ни следа одежды. Ничего. — Мы же не вернулись в петлю? Или… в изначальный мир? — спросила Агнесс. Силия нервно засмеялась, убирая подальше пистолет, наконец понимая насколько эта предосторожность была бессмысленна. В мире не осталось ни единого врага, а против целого ожившего времени оружие и вовсе было бессильно. — Силия, где Ханно? Где он? — Бартош развернул к себе смеющуюся девушку. — Всё хорошо, милый. — Но в него стреляли… — Нет. Ханно просто ушёл. Бартош, понимаешь? Он ушёл. Значит, мы все сможем уйти. Бартош смотрел с недоверием и беспомощно оглянулся на Агнесс. Она молча кивнула ему и тоже улыбнулась. — Да что, чёрт возьми, случилось? — Ульрих всё ещё растерянно, оглядываясь по сторонам. — Есть только один способ это узнать, — ответил Тронте, глядя в сторону верхушек деревьев, над которыми сияло золотистое свечение. Мадс уже бежал в сторону «края света». Магнус и Франциска в это время были уже там, на краю, когда их обдало тёплой волной. Глаза залило светом, просветило насквозь будто солнцем. Их немного качнуло вперёд, как от лёгкого толчка в спину. Когда они смогли открыть глаза, чёрная непроглядная стена оказалась залита золотым сиянием. Этот свет не слепил и отдавал тем же мягким теплом, которое секундой ранее прошло сквозь них. — Как ты думаешь, что это? — сощурив от света глаза, Магнус продолжал всматриваться, ожидая неизвестно чего. Ему показалось, будто в свете он увидел своё отражение, а рядом с ним отражение Франциски. Такие едва прозрачные, как призраки и не совсем похожие на них. — Не знаю. Элизабет говорила, что если прыгнуть в темноту, то тебя выбросит на противоположную сторону Виндена, — Франциска протянула руку и коснулась пальцами сияния. Стена света была тёплой, в ней хотелось раствориться. — Как ты думаешь, куда нас забросит, если мы шагнём туда теперь? Магнус посмотрел на Франциску. В её глазах мерцали жёлтые отсветы. — Знаешь, мне всё равно. Хоть на другую планету. Главное, вместе. «И чтобы эта штука не вернула нас обратно», — подумали оба. Они улыбнулись, будто не проживали долгих циклов вместе, а всегда были молоды и беззаботны. Магнус покрепче сжал руку Франциски и они вместе шагнули в неизвестность. *** Когда Марта вернулась с коробкой новой посуды, привязанной за спиной к сидушке, то застала брата и Йонаса за каким-то разговором. Она услышала только обрывки. — Застыть окончательно или сгореть… — Ты уверен, что это и есть тот третий путь? — За это придётся дорого заплатить, но я думаю, оно стоит того. Другого выхода просто нет. Иначе он не отпустит нас. Он не знает, как по-другому. Нужно научить… Придя к какому-то решению, они тепло обнялись и разошлись в разные стороны. Миккель поспешил домой, наверняка заканчивать ту картину, над которой работал всё время и от всех прятал. Йонас не вернулся в дом. Марта почти не раздумывая, оставила велосипед и пошла за ним. Сначала она хотела окликнуть его, спросить — в чём дело, но потом поняла, что Йонас направлялся в сторону АЭС, и это значило только одно — он возвращался к своей Еве. Когда она поняла это, то передумала привлекать к себе внимание. Чувство было унизительным, как будто она пытается подсмотреть что-то неприличное, что-то украсть. Но ей было нужно посмотреть на эту Еву. Она не знала, что хотела увидеть, и что сделать. Могла ли Марта убить другую себя? Но что бы ей это дало теперь? Ничего? Возможность не разлететься на светлячков? Увидеть другую себя всё равно хотелось, тянуло вслед за Йонасом. Марта продолжала идти на значительном расстоянии от него, чтобы не быть замеченной, но за всё время пути Йонас даже ни разу не обернулся. Вопреки ожиданиям он не возвращался к гроту, где была потайная дверь, а просто подошёл к въездным воротам, куда раньше никто не мог пройти. Пространство за воротами по-прежнему мельтешило, но как только Йонас толкнул решётку, всё успокоилось. Замерло. Он свободно вошёл на территорию, оставляя за собой причудливый коридор спокойствия. Как в каком-нибудь музыкальном клипе, хотя их по-прежнему окружала мёртвая тишина. Марта ожидала, что всё вернётся, как только Йонас скроется в здании, но путь по-прежнему был свободен. Искажения не возвращались. Выглядело, как ловушка, но посчитав мысленно до десяти, Марта решила рискнуть. Она боялась, что потеряет его внутри. Так и случилось. Шаги гулким эхом разносились по пустым коридорам. Куда он мог пойти? Внутри здания искажений не было вовсе или они прекратились, когда здесь появился Йонас. Марта бестолково бегала по бесконечным коридорам, пока не увидела на стене план эвакуации. Ей нужно было идти вглубь здания на нижние этажи, где располагался реактор. Чем ближе она подходила, тем рыхлее выглядели стены и пол. Как будто их сделали из мокрого песка, который стремительно высыхал и мог в любой момент рассыпаться. В стенах, потолке и полу было полно щелей и осыпающихся дыр в другие комнаты. Идти по этому полу было страшно. В одном из проломов в стене она заметила движение и заглянула. Там был Йонас. И была Ева. Марта не могла заставить себя даже в мыслях назвать её своим именем. Ева. Они и впрямь были с ней похожи. Только у этой Евы была дурацкая чёлка да мешковатая тёмная одежда. Их встреча с Йонасом выглядела интимно. Они просто стояли в объятиях друг друга, что-то тихо отвечая друг другу. Кажется, Ева плакала, хотя выглядела счастливой. Марта стёрла со своей щеки неуместную слезу. О чём они говорили? Почему так улыбались друг другу, как будто узнали о чудесном исцелении? Их поцелуй был взаимным. Йонас не стоял застывшей глыбой, как в тот раз под дождём, с ней, потому что считал их связь чем-то неестественным и запретным. Это причиняло боль. Зачем она пошла за ним? Надеялась, что они скажут друг другу пару слов и разойдутся, а Йонас вернётся к ней? Нет. Она не хотела больше быть с ним. Если Ева и была способна принять, что Йонас пытался убить её, то она — нет. В этом они были не равны с нею. Йонас и Ева взяли друг друга за руки. Марта почему-то подумала, что сейчас они вместе уйдут в её мир, но двое направились к странно колышущейся тёмной субстанции. Только сейчас Марта обратила внимания, что всё это время здесь присутствовал ещё и третий — их сын. Они шли к нему в этот чёрный текучий кокон, из которого лился фантастический голубоватый свет. Они менялись с каждым шагом, Адам и Ева вытягивались, росли, становились старше. Юность слетела с них, обнажив зрелость и знание. — Марта! Нет! Из двери напротив вылетел какой-то встрёпанный парень и кинулся за ними, но было уже поздно. Его Марта даже не оглянулась, когда их обоих поглотила тьма. Кокон прекратил своё жутковатое волнение, став ровным и чёрным. Он тяжело повис над постаментом, матовый и непроницаемый. Взъерошенный парень упал на колени, повторяя, чтобы Марта этого не делала. Чёрная сфера покрылась тонкой сетью трещин, через которые стал пробиваться острыми лучами свет. Чернота осыпалась скорлупой, освобождая сгусток золотого света, который сиял как солнце, заливая собой всё помещение, все стены и прорехи в них, и дальше. И парень на полу, и Марта зажмурились, потому что смотреть стало больно. Она чувствовала на щеках только тепло, как в тот день, когда они отдыхали на озере. Ласковый летний жар, он пропитывал всё вокруг, стирал из головы все тёмные мысли, сомнения и страхи. Когда Марта смогла открыть глаза, стены больше не напоминали песочную крепость. В зале больше не было ни тёмной материи, ни маленького солнца. Только на полу по-прежнему сидел тот незнакомый парень. — Эй? С тобой всё в порядке? — спросила Марта, подойдя ближе. Другой Бартош поднял голову и, не веря уставился на неё. — Марта? — Я не твоя Марта, — на всякий случай пояснила она, на что этот другой Бартош бессильно опустил голову и рассмеялся. — Ты любил её? — спросила она, посмотрев на пустующий постамент. Почему-то теперь, когда Йонас исчез, ей стало чуточку легче. Как будто она освободилась от тяжкого груза. — А ты любила его, — тихо ответил он, поднимаясь с пола. — Иронично, да? — Да, — проговорила Марта, глядя ему вслед. — Иронично, — повторила она, и пошла за ним. Возвращаться в свой мир не хотелось и казалось полной бессмыслицей. Что ей там делать? Отправится на чужой праздник, где спокойно могут обойтись без неё? — Зачем ты идёшь за мной? Думаешь, здесь где-нибудь остался другой Йонас? — нервно оглянулся на неё другой Бартош, поправляя на шее широкий шарф, в котором теперь стало жарко. — Ты будешь разочарована. Здесь он никогда не рождался. Это мир Марты. — Я знаю. Марта не знала, но это было хорошо. Ей было чертовски интересно узнать, каким был мир, где Йонаса никогда не существовало. — Тогда что тебе надо? — непонимающе уставился он. Это был очень хороший вопрос. — Ничего. Я подумала, что миру Марты может понадобиться Марта. *** С Винденом снова происходило что-то странное. На этот раз время снова шло как раньше. Солнце сдвинулось с мёртвой точки. К вечеру тени вытянулись, а потом стемнело, и на небе засверкали звёзды. Для того чтобы уснуть, больше не нужно было закрывать окна плотными шторами. Электричество не пропадало, телефоны работали, а время больше не шалило. Оно шло своим чередом. Невольные пленники Виндена только привыкли к миру с безвременьем, что рассветы и вернувшаяся жизнь, пугала не меньше. Возможно даже больше, потому что ко всему этому прибавилось исчезновение АЭС. На её месте осталось небольшое строение, мало похожее на атомную электростанцию. Эту новую перемену они заметили на следующий день, когда Ульрих и Шарлотта искали пропавших Йонаса, Марту, Магнуса и Франциску. Тревогу подняла Шарлотта, когда после странной вспышки Франциска перестала отвечать на вызовы рации. Пропаже Йонаса и Марты отчего-то никто удивлён не был, но куда делись остальные? Не растворились же они в пространстве, как Ханно. — Кто-нибудь видел других людей? Никто не появлялся? — с надеждой спросил Ульрих. — Нет. — Там на границе всё светится! — с восторгом выпалил Мадс. — Я хотел проверить, что будет, но папа не дал. Так что я не знаю, что там за стеной. — И правильно сделал, — сказал Ульрих. — Да ну, — отмахнулся Мадс. — Ты просто боишься. Это наверняка выход отсюда. — Но мы этого не знаем, — упёрся Ульрих. — Вдруг она радиоактивна. Или просто сжигает всех. — Но Магнус и Франциска… — Не вернутся, чтобы рассказать об этом, — оборвал его Ульрих. — Там что-то есть за стеной, — задумчиво проговорила Шарлотта. — Возможно, выход. — Это он, — уверено закивала Элизабет. — Мы тоже видели это, — сказала Силия. — Мне кажется, это правда. Я как будто видела в ней своё отражение. Только оно было совсем другим. — А я не видел, — заметил Бартош, хотя они были там вместе. — Что же вы не свинтили, как ваш сынок? — поддел Ульрих. Бартош и Силия переглянулись и пожали плечами. — Хотели сегодня сходить на озеро. Поплавать, позагорать. Не знаю, что сегодня за число, но жарко как летом. — Пока здесь так хорошо, нужно этим пользоваться, — подытожила Агнесс. Они были уже готовы к походу на озеро. Под тонкими блузками девушек просвечивали яркие купальники, а в руках у Бартоша была корзинка и свёрнутый в рулон плед. Им уже всё было понятно и они не видели смысла в этом вымученном собрании, на которое их созвал Ульрих. — Хорошо отдохнуть, — пожелал Мадс и посмотрел на брата. — Может, тоже пойдём? В тот день почти все отправились на озеро. Плескались, как в последний день летних каникул. Только ближе к вечеру вдруг резко похолодало. — Как хотите, а я домой. Агнесс растирала дрожащие после купания плечи махровым полотенцем. Вода была ещё тёплой, но на берегу становилось зябко. — Мы ещё немного посидим, — тихо проговорила Силия. Бартош обнимал её со спины. Они сидели вместе накрывшись большим полотенцем, и смотрели на закат. Агнесс ушла. Голосов других купальщиков тоже больше не было слышно. — Когда мы уйдём? — спросила Силия. — Сегодня или завтра? — Мы могли уйти ещё вчера, когда были там. Но я почему-то испугался. Знаешь, когда Ханно должен был меня убить, мне было почти плевать, а вчера я бы не смог уйти. — Странно. А тебя я не видела там. — Глупости, — Бартош крепче обнял жену и поцеловал в висок. — Это не мы. Другие. Я с тобой. Я выбрал тебя, а ты — меня. Чтобы заполнить пустоты. Так ты говорила? Силия невольно покраснела, но не от поцелуев, а стыда за то как в самом начале относилась к их союзу. Как будто это задание, работа. Силия повернулась в объятиях, чтобы поцеловать в губы. Они вместе повалились на спину. — Давай в последний раз искупаемся? — спросил Бартош после. Они пошли к воде всё ещё раздетые. В чёрное воде, в слабом свете последних лучей заката, ещё можно было разглядеть своё отражение. А когда босые ноги коснулись воды, она зазолотилась. Свечение быстро растекалось и за доли секунд уже вся гладь озера светилась точно так же, как стена, окружавшая Винден. Это уже не казалось странным. Они вместе заплыли на середину озера и нырнули на глубину. На следующее утро, когда родители так и не вернулись с озера, Агнесс даже не удивилась. *** Каждое утро Тронте приходил к золотой стене. Она завораживала его. Он пробовал приходить ночью, но в темноте на неё было больно смотреть. Она выжигала глаза. Иногда он видел там Клаудию. Она гуляла под руку со стариком Берндом, а рядом с ней бегала маленькая кудрявая девочка — Регина. Но вскоре эти красивые и эти болезненные видения прекратились и он стал видеть только себя — так же сидящим на окраине города и тоскливо глядящим на него. — Если хочешь уйти, не нужно себя мучить, — сказала Агнесс, подсев рядом. — Или не можешь решиться? — Когда ты оставила меня, ты хоть немного грустила? — спросил Тронте. — Нет. Я никогда не любила тебя, — безжалостно ответила Агнесс. — Я была бы рада, если бы ты никогда не рождался. Как и твой отец. Как и все мы. Так было бы лучше. Мы ошибки. Разве не знаешь? Разве ты никогда не чувствовал, что твоя жизнь не имеет никакого смысла? Ты был рождён только для того, чтобы продолжить род Нильсенов. Стать ещё одним звеном в замкнутой цепи. Слышать эти слова от родной матери было больнее, чем получать сигаретные ожоги. Ещё больнее от того, что именно так он и чувствовал себя всю жизнь. Лишним, ненужным, нелюбимым. Не умеющим любить даже собственных сыновей. — Ты ужасная мать. За светящейся стеной в отражении рядом с Тронте сидела такая же Агнесс Нильсен и обнимала его. — Я знаю. Надеюсь, там у тебя будут родители получше. Агнесс в отражении продолжала обнимать своего сына, а та, что сидела рядом с ним, смотрела в сторону и задумчиво жевала травинку. — Я боюсь идти один, — проговорил Тронте. — Хочешь, я отведу тебя? Агнесс взяла его за руку, и они поднялись с пригорка. Они уйдут вместе. Хотя бы в этот раз. Хотя бы в этот раз она его не бросит. Их отражения шли им навстречу. Агнесс и Тронте сделали шаг в золотое свечение, разлетаясь на искры. *** Шарлотта помнила, как они вместе с Элизабет завершили свою петлю. Это был бредовый кошмар, который мучил её потом до самой смерти. Она держит на руках маленькую себя. Она отдаёт себя в руки растерянному часовщику, говоря об утешении. Машина времени переносит их в прошлое, чтобы дожить их жалкий остаток жизни. Сколько они вот так существовали после этого? Года, два? Вечность? Когда Элизабет умерла от болезни, которую в то время ещё даже не открыли, Шарлотта кажется, выпила все таблетки, что принимала перед смертью её дочь и её мать, чтобы унять адские боли. Шарлотта никому не говорила, но после того, как они оказались здесь и всё вспомнили, она тоже пыталась покончить с собой. Сразу после пьянки в компании Ульриха, Шарлотта пробралась в аптеку и нашла нужные таблетки. Их было много, она старательно запивала их остатками бренди, но её даже не стошнило. Не стало хуже, чем было уже. Как и не было похмелья после выпивки. Как будто какой-то злодей тайком подменил яд на сладкое драже. В тот раз она подумала, что у таблеток просто истёк срок годности, и в той же аптеке примерила петлю. Даже следа, как у Йонаса Канвальда у неё не осталось. И, наверное, к лучшему. Единственный, кто знал о её слабости — Ульрих, который приметил её велосипед у аптеки. Как будто преследовал её. Он вынул её из петли и молча предложил пистолет. Он выдал три осечки. Ульрих обещал никому не говорить, но от подначек удержаться не мог. Сегодня Шарлотта снова собиралась уйти, но на этот раз не было таблеток и не было этой чудовищной боли от осознания абсурдности их существования. Они с Элизабет проспали почти до полудня, вместе позавтракали и поехали на велосипедах на окраину города, чтобы уйти из Виндена налегке. *** Ульрих не верил, что Бартош и Силия решатся, но когда это случилось, он запретил всем соваться к этой светящейся границе, но едва ли его кто-то послушал. Через пару дней исчез Тронте, а на следующий день на звонки перестала отвечать Шарлотта. Ульрих решил, что это дурной знак и больше не искал пропавших. Нет, он даже старался не узнавать об ушедших, потому что ему не было до них дела. Все его мысли были о брате. Он не выпускал Мадса из дома одного. Тот бесился и закатывал истерики. Чтобы присматривать за сыном, он перебрался в розовый домик Канвальдов. Миккеля не интересовала стена и пропажи, он рисовал своё полотно, свой опус магнум. И Ульрих радовался, что хоть кто-то не стремиться исчезнуть из этого мира. Но он ошибался. Чтобы уйти, Миккелю вовсе не нужно было даже выходить из мастерской. Его огромное полотно всё это время было дверью в другой мир. Миккель легко проник рукой в картину, будто она была так же трёхмерна. Ульрих видел это сам. В этот момент он зашёл, чтобы позвать сына на ужин. Он смотрел, как Миккель уходит в свой нарисованный мир, растворяется в масляных красках и кроме картины от него ничего больше не остаётся. Нарисованный Миккель оглянулся и на прощание помахал рукой. Перед ним золотой охрой искрилось пшеничное поле. Мазки на картине продолжали своё движение, пока нарисованная дверь не закрылась. Ульрих запоздало подбежал к картине и дотронулся, надеясь, что ещё не поздно, ухватиться за нарисованную ручку, но только испачкал пальцы о сырую краску. Он вернулся в комнату в полном раздрае. Их осталось только двое. Он и брат. И даже Мадс — его последний близкий человек, хотел покинуть его. — Ешь, пока не остыло, — сказал Ульрих, накладывая из чашки кусочки холодной курицы. Доев ужин, Мадс протёр рот салфеткой и, не спрашивая разрешения, вышел из дома. Ульрих выбежал босиком, едва поспевая следом. Сор на тропинке колол ноги, он не смотрел, куда ступает. — Куда ты? На озеро? Ты не пойдёшь один. — Тогда пошли. Уйдём вместе. — Нет! Ульрих схватил его за локоть, но Мадс продолжал вырываться. Они упали на мокрую траву и начали драться. Ульрих был сильнее, старше. Он навалился сверху и прижал брата к земле, как задержанного преступника. — Ты никуда не пойдёшь! — И что теперь? Запрёшь меня в бункере? Ульрих отшатнулся, будто его ударили. Что он делал? Ещё бы за камень схватился. «Боже. Боже…» — Не уходи, — просил он, почти не надеясь на чудо. — Так нужно, Ульрих, — Мадс подошёл к нему, и крепко сжал плечо. — Если я не уйду, то ты так и останешься просиживать штаны. Разве ты не замечаешь? Винден сгорает. Он становится всё меньше. Нет смысла ждать, когда он догорит. Прощай, братишка. Мадс уходил, а Ульрих не мог смотреть ему в след. Он вернулся домой, доел свой ужин, не чувствуя вкуса и лёг спать, хотя не спал ни минуты, чувствуя себя больным и разбитым. Ему удалось только немного забыться, как будто ничего не произошло, а брат спал в соседней комнате. Ульрих отправился на пробежку. Он бежал по утреннему туману всё дальше от дома, пока ему не пришлось остановиться. Мадс был прав. С тех пор, как он в последний раз выходил из дома, Винден уменьшился. Там где дорога раньше вела к местному продуктовому магазинчику, теперь стояла эта проклятая стена света. Больше некуда было бежать. Время сжигало этот город. Из этой стены к нему внезапно вышла Марта. Его дочь смотрела с упрёком. — Пора. Другой ты по ту сторону не может уйти из-за того, что ты медлишь. Он готов. — Я не знаю, что будет там, — жалобно проговорил Ульрих Марте или самому себе по ту сторону светящейся стены. Он вздохнул, пытаясь унять страх, и сделал шаг, становясь целым. В последний момент он оглянулся, но ни Марты, ни Виндена уже не было. Никого не было. Никого не осталось. Как жаль, что он так и не увидел Катарину… *** — А ты, Катарина? — спросила Ханна. — Как съездила этим летом? Ты ничего не рассказывала. — Да, выложила пару фоток в инстаграмм и на этом успокоилась, — согласилась Регина. — Хитрюга. Там даже нет геолокации. Где это вообще? Испания? Греция? — Это на Кипре. Просто хорошо отдохнула от скучной работы и ваших физиономий. Солнце, пляж, — отмахнулась Катарина, как будто в дождливом Виндене этого было навалом. — Отель хороший попался? — спросила Бернадетт, подбираясь издалека. — Соседи не доставали? — Я там только ночевала. После пары коктейлей в баре, если кто-то и буянил, я уже не слышала. — Ты говорила, что встретила там какого-то странного парня, — напомнила Регина. — Это был кто-то местный? Какой-нибудь горячий грек? — Да нет, — поджала губу Катарина. — Самое странное, он был как будто отсюда. Немец. В отеле я его не видела. Говорил чисто… Высокий такой, но на самом деле ничего эдакого. Вообще не мой тип. — Неужели сердце неприступной Катарины не дрогнуло? — Ханна, чувак попросил закурить, а потом без спроса засосал меня и убежал в море. Что у меня должно было дрогнуть? Чувство возмущения? К тому же, он после этого как сквозь землю провалился. Больше я его не видела. Может, он вообще утонул там. — Это странно, — сказал Петер. — Скорее всего, какой-нибудь псих, — согласился Торбен. — Думаю, тебе повезло, что он не стал тебя преследовать. — Да уж. Петер, открой новую бутылку. Давайте лучше выпьем за знакомства, которые никогда не произойдут, — Катарина подставила бокал под винное горлышко. — Отличный тост! — За тех, кто с нами никогда не будет! — И пусть у них тоже всё будет хорошо! — Но без нас! Смех смешался со звоном бокалов.

Конец.