Сон на пятницу

На лужайке молодых окружили, зацеловали, заговорили родственники и гости с поздравлениями, а затем пошептавшийся о чем-то с братом Виктор Иванович вдруг громко объявил: - К шести пожалуйте все на Малую Конюшенную! Петр Иванович покосился на Штольмана. - ЯкПлатоныч, ведь уже можно? Охранка не сунется? Мы с Марьей Тимофеевной, - Петр тяжко вздохнул, - все организуем. Яков кивнул. Его больше волновало состояние Анны, чем свадебный стол, который решили устроить Мироновы. - Анечка, ты устала, - Штольман так и не выпускал жену из объятий. - Тебе поесть надо и отдохнуть. Поспишь немного, хорошо? Она покачала головой. - Это позже. Анна притянула его за шею и прошептала, чего она сейчас хочет. На лице его появилось стоическое выражение. - Конечно, милая. Все, что угодно. ... Пока вернувшаяся с Петром кухарка громко спорила с Марьей Тимофеевной о блюдах к свадебному ужину, Анна потянула мужа за собой. - Поможешь? Совсем немного? Он кивнул. В роскошной ванной комнате Анна присела на пуфик и нагнулась к занемевшим ступням. Сняв сюртук и небрежно кинув его на вешалку, Яков опустился на колено. - Позволь… Он стащил кожаные ремешки туфелек, огладил ладонями стопы. Анна повздыхала от удовольствия, глядя на своего рыцаря, но тут же спохватилась. - Пожалуйста, помоги мне снять платье и иди. Я недолго. Тут прекрасный душ, я сама справлюсь. Она помнила, что Штольман, вычитав в медицинской статье про первую беременность, решил ждать несколько недель, и не собиралась его провоцировать. «Ну разве что самую капельку», - на лице Анны появилось лукавое выражение. Яков помог ей подняться, прижал к себе. Вдыхая чудесный аромат распущенных волос, он наощупь расстегивал крючки на платье, а телом чувствовал теплое дыхание, высокую грудь, нежные руки, пробирающиеся под рубашку. Когда крючки закончились, Штольман всерьез подумывал, чтобы уйти прямо сейчас. Еще серьезнее он думал над тем, чтобы остаться и дать себе волю. Анна сняла платье и кружевную нижнюю рубашку и, оставшись в белых чулочках с подвязками и кружевных же панталонах, потянулась развязать ленточки. Выпалив "Буду снаружи", Штольман тут же ретировался. Закрыв дверь ванной, он прислонился к стене. С улицы доносились крики извозчиков, в дальних комнатах звенели кастрюлями и носили мебель. Штольман стукнулся затылком о стену, дернул вдруг ставшую тесной бабочку. Перед глазами у него стояли кружева и полоска кожи чуть выше подвязок. «Какой же я идиот», - внезапно возникла отчетливая мысль, и Яков негромко окликнул: - Митя, ты где? - Туточки, - пробормотал мальчишка, выглядывая из-за угла. - Побудь у входа в дом. Если кто-то из гостей покажется подозрительным, тут же скажи, только не входи. - Да! – гордый поручением, маленький призрак взвизгнул и умчался через окно. Яков вошел в ванную и запер за собой дверь. … Анна повернула голову, взглянув через плечо, и у Штольмана захватило дух. Обнаженная женщина перед ним была так прекрасна, что казалась неземным ангелом, образ которого так и не смогли передать все живописцы мира. Яков и прикоснуться вдруг забоялся, чтобы не потревожить эту красоту. Но Анна улыбнулась, и при взмахе ее ресниц мигом улетучились мысли о высоком, оставив лишь желание быть рядом. Он быстро разделся до нижнего белья, чтобы не смущать своего ангела, босиком подошел к жене, провел её по каменному полу к стойке душа, подкрутил рожки. Анна запрокинула голову, подставив лицо под теплые струи, и тут же ощутила на губах влагу глубокого поцелуя. Штольман ласкал ее так, будто держал в руках самое ценное, что встречал в своей жизни - да так оно и было. Его широкие ладони скользили за водой по изгибам плеч и спины, по хрупким выступающим позвонкам, по полной, будто созданной для него груди. На темно-розовых вершинках он задержался, вбирая их ртом и слушая тихие вздохи любимой. Руки его обхватили упругую попку. Яков закрыл глаза. Слишком сильно было стремление нарушить то, что сам себе обещал, слишком сильная жажда владела им, здесь, в дюйме от желанной глубины. Он сглотнул. Руками и губами он видел жену ничуть не хуже, и ощущение скользкой, влажной, чистейшей уже кожи только усиливало растущее в нем напряжение. Тело Анны стало подрагивать под его пальцами, будто желая большего. Она прижалась бедром, и Штольман шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы. Яков сделал полшага назад. Опустился на колени. Удерживая жену за талию, провел дорожку из поцелуев по животу, ласково пробрался пальцами в темную поросль. И, найдя восхитительную, ускользающую жемчужину, провел по ней языком. Анна вскрикнула. Муж у ее ног, от сладости лона едва удерживаясь на краю, сильными и ровными ударами языка мучал и томил, давал и брал, возводя к небесным вершинам, пока Анна не забилась в его руках, не запрокинула шею в экстазе, не прошептала его имя, держась за широкие плечи и даря счастье, о котором он так долго мечтал вдали от нее. Он поднялся с пола. Анна встретила пылающий темнотой взгляд и, не сознавая, что творит сейчас с мужем, обвела языком губы. Слизнула струйки воды с его груди. Провела ладонью по мокрой ткани, сжала, удивляясь. С глухим рычанием он притянул ее бедра, не оставив между телами ни дюйма, попытался остановить неукротимое движение вперед, но нежная ладонь не знала пощады, и он с коротким стоном вжал себя в мягкое тело, зная, что и целого века будет мало, чтобы перестать свою Анну желать. Жаждать. Любить. … Уже одетый Штольман осторожно, едва касаясь зубьями, расчесывал спутанные влажные волосы Анны и улыбался, глядя в зеркало на её счастливое лицо. - Яшенька, - шепнула она, не желая даже голосом разрушать поселившуюся в ней томность. - Мне так понравилось. Так чудесно… Спасибо. Он покачал головой. - Не говори так, Аня, это я должен тебя благодарить. Склонившись поцеловать жену, он вдруг ощутил ее любопытные пальчики на своей талии и ниже, и понял, что вновь наливается силой. - Ох, милая. Прошу, остановись. - Да? Хорошо, - Анна чинно сложила руки на коленях, но Штольману это не помогло, потому что взгляд ее не отрывался от застежки брюк. - А ты вот так выйдешь к родителям? - Халат сверху надену, - буркнул муж. Анна вдруг прыснула, как девчонка, чем крайне напомнила Штольману одного смешливого призрака. Она прикрывала рот ладошкой, отворачивалась, но никак не могла остановиться и вновь хихикала, представляя Якова в халате за свадебным столом. - Дождетесь, Анна Викторовна, - проворчал он. – Пригасите-ка глазки. А то не посмотрю, что гости собираются, отнесу в постель и… Ему пришлось заткнуть свои фантазии, потому что жена вдруг вскочила и зацеловала его в губы, в глаза, во влажные вихры, шепча: - Яша, как же я тебя люблю… … Девушка лет двадцати в крестьянской одежде укачала младенца и положила его в богато убранную колыбель. Кроха со следами молока на ротике быстро заснул, и девушка устало вздохнула, но тут на матрасе, лежавшем на полу рядом, вдруг заворочался малыш постарше. Дверь тихо приотворилась, и пожилая женщина прошептала: - Аленка! Беги на реку, я из окна видела, барчуки опять на лед пошли! Не иначе как дура гувернантка их раньше отпустила. Я присмотрю за маленьким, но мне еще и кухарить надо. Охнув, девушка по имени Алена вскочила с пола и быстро оделась. Взглянула на беспокойного малыша на матрасике, завязала поверх своего худого пальтишка большой серый платок, ловко умостила туда ребенка. - Нельзя тебя оставлять, Трошенька, - прошептала она, заматывая мальчишечку теплым платком поверх. – Ты же, сыночка, ревешь, как оглашенный, кроху разбудишь и мне от барыни взбучка будет. Скажет, что кормилиц в деревне много, да еще и выгонит… - Одно название, что гувернантка, - бормотала она, пробегая по господскому дому. - Знает же, дуреха, что после занятий их надо мне передать. Торопилась небось к хахалю своему с конюшни… Мальчишки стояли над полыньей в белесоватом уже льду и хихикали. Старший из них тронул воду валенком и предложил: - Олеха, да там рыбок полно! Давай завтра на рыбалку? - Ну как мы сами пойдем? У нас и нет ничего, - возразил младший. - А мы дядю Прошу попросим. Он завсегда нам помогает! Глупые дети не замечали, как потрескивает вокруг весенний лед, как бежит меж ними и берегом тоненькая молния разлома. Как плывут льдины посреди быстро вскрывшейся реки. - Быстро на берег! – завидев детей на льду, закричал шедший по берегу мужчина с ружьем. - Алена, не ходи туда! Я сам! Но видно было, что мужчине бежать еще далеко и он может не успеть. Девушка потуже подтянула концы платка, прыгнула на лед, пробежала до трещины и протянула руку. - Хватайся, Олежка! Глеб, прыгай! Но младший в страхе отступил, и Алена, перейдя на льдину, крепко взяла его за вязаную рукавичку. - Пойдем, мои хороший, нельзя медлить. Девушка сделала вперед шаг, другой. Вдруг лед угрожающе заскрипел, закряхтел, заохал с противным скрежетом. Трещина быстро расширилась. Старший мальчик, промедлив, наконец решился прыгать, но расстояние уже было слишком велико. Он ухнул в ледяную воду и попытался зацепиться за крошащийся лед. С того края сноровисто подполз мужчина и, как палку, протянул перед собой ружье. Лед затрещал и вздыбился. И мужчина, и мальчик ушли под воду. Алена, не веря, прижала руку ко рту. - Прохор! – отчаянно закричала она, всматриваясь в воду. Ледяная вода внезапно вспенилась, и на льдину с девушкой выполз мальчик, подталкиваемый сильной рукой. Больше из воды никто не выбрался. Девушка и дети с ужасом смотрели, как льдину заливает все больше и больше. Они стояли уже на самой середине серого пятачка, который тонул, не способный удержать четверых. Быстро развязав платок, Алена поцеловала в лобик ребенка, прошептала: «Трошенька, я люблю тебя», и вручила сверток дрожавшему от холода старшему из братьев. - Обнимитесь, мальчики. Закройте глаза. Глебушка, держи Троша крепко и расскажи малышам сказку про Снегурочку, что мы с тобой читали. Когда закончишь, можно глазки открывать, и тогда случится чудо, - Алена улыбнулась, изо всех сил удерживая слезы. Затем она взглянула на излом реки вдалеке, где толпились люди. - Даст бог, вынесет вас, - перекрестившись, прошептала она еле слышно. Когда старший барчук заиндевевшими губами произнес: - Прыгнула Снегурочка над огнем и вдруг растаяла, - младший тут же открыл глазки. - Глеб, а где Алена? – растерянно спросил он. … Анна всхлипнула во сне, по щекам ее поползли слезы, и читавший рядом книгу Штольман бережно стер их платком. - Что, Анечка? Она не отвечала. Сон её внезапно сменился, и Анна задышала чаще. … - Мальчик не наш, мы его взяли после гибели родителей, но моя жена, она, знаете… - степенный мужчина в годах удерживал меж коленей карапуза лет полутора от роду. - У нас странное началось… Ложки падали. Свечки гасли. Вот супружница моя и сказала, ты как хочешь, но этого ребенка я боюсь. Заведующий приютом вгляделся в малыша. - Боится вот этого? Да он у вас только ходить научился! Гыкнув, мальчишечка выдрался из колен мужчины и деловито, вразвалочку пошел вперед. Добрался до красивых ботинок заведующего, шлепнулся рядом с ними оземь, сунул шнурок в рот и заливисто захихикал. - Милейший, ну не можем мы его больше держать… Супруга говорит, если в приюте не возьмут, отдай цыганам. Мне самому жаль неимоверно, и родители его наших деток спасли, а сами… Но войдите в мое положение. Не могу я с ним домой вернуться, жена же… Мужчина вытащил из кармана пачку ассигнаций и вручил служащему. - Разумеется, - мигом оценил тот размер помощи. - Как его зовут? Или по вам записать? - Митрофан. Зимины они были, но не осталось уж никого, только вот он. Прощай, Трош, - мужчина вздохнул. - Не поминай лихом. … Анна вскинулась с постели. - Митрофан! – произнесла она. Маленький призрак свесил голову со шкафа. - А? - Ты Зимин? - Ой. Да я забыл уже… Вроде был когда-то. А что? Утерев следы слез, Анна повернулась к мужу. - Яша, у нас в роду такие были, мне бабушка говорила. В Сибири где-то, но она сказала, что едва их знала, через тетку свою. А потом больше и весточек никто не получал. - Этот Митрофан… то есть Митя, - поправилась она, глядя на лукавую мордашку юного призрака. - Он… - Тебе родственник, - понял Штольман. - Да. И кажется, мне надо… Нам надо… Мальчишка замер в ожидании. На личике его была такая надежда, что Анна быстро подобрала слова. - Давай он наш будет. Общий. Как будто… сын. - Да его уж и палками не отгонишь, - улыбнулся Яков. - Конечно, милая. Он поманил малыша ладонью и строго сказал: - Митя, не балуй с мамой. А то попрошу уши твои призрачные найти и оборвать. Ты понял? - Ха! – восторженно согласился призрак, вихрем пронесся между родителями и заорал: - Одна звездочка сияет В небосклоне, в высоте! Одна девушка мечтает Обо мне, о сироте! И где-то вдалеке улыбнулась бабушка Ангелина. P.S. Мальчишка все утро ходил за Анной, как привязанный, и она, отвлекшись от выписки из медицинского журнала, спросила: - В чем дело, сынок? Папа с собой не взял? Бывает, он к важным людям поехал, потерпи. - Не… - Митя, выкладывай, - Анна с тревогой взглянула на маленького призрака. Он уселся к ней на колени и спросил: - А вот если я исчезну… Ты будешь по мне скучать? А папа? Будет? - Ты куда собрался-то? – Анна настолько привыкла к малышу, что и не представляла жизни без него. Поколебавшись, Митя дотронулся ладошкой до круглого маминого живота. - Ну вот же. - О... Невозможная мысль ворвалась в сознание Анны и едва не оглушила, но видение поклонившихся в ноги Алены и ее мужа Прохора расставило все по местам. - Митенька… - Анна даже зажмурилась от невероятности грядущего. - Ты – по-настоящему наш? Не только как призрак? Ты – Дима? Мальчишка широко улыбнулся. - А ты думала, я игрушечный? P.P.S. Через полгода после рождения юного Штольмана Яков с улыбкой наблюдал за упрямыми попытками малыша проползти по кровати. - Сюда, Дмитрий, - он поманил мальчика пальцами. - Давай, сынок. У тебя получится. Ребенок внимательно взглянул на отца голубыми глазками, фыркнул сквозь сложенные губы. До отца было еще полкроватки, и малыш, толкнувшись коленками, продвинулся на дюйм. А Яков внезапно ощутил, как за пальцы его схватилась крошечная рука. - Неспортивно, Дмитрий Яковлевич, - засмеялся Штольман. - Ловкий ты мой. Иди сюда, - он схватил малыша в объятия и звонко расцеловал. - Пойдем к маме, покажешь свои таланты. Она тоже по тебе соскучилась.