***
Не знаю, чем я приглянулся этой женщине. Почему-то мне кажется, что она к тому моменту наблюдала со мной уже давно. Присматривалась из тени, в каком-то смысле настраивалась на мою волну. Вела себя так, как будто с самого начала почуяла, к чему может привести наша встреча; как будто бы заранее знала, что именно я буду в состоянии принять на себя маленькую частицу непростой задачи. Но в ту ночь я вовсе не ожидал от жизни никакой новой загадки, никакого нового поворота судьбы. Я просто возвращался в убежище после долгой прогулки и удачной охоты, расслабленный, довольный не-жизнью, и на полпути встретил её. Встретил, ответил на приветствие — и незаметно для самого себя втянулся в диалог, который затянулся почти до самого рассвета. Сабрина отлично умела расположить к себе; ей для этого не требовалось ни капли лжи или недомолвок, а только лишь искренний интерес и та самая из многочисленных граней истины, которая сможет идеально вписаться в картину мира её собеседника. Её инструмент — не насилие над волей, а дружелюбие и желание объединить усилия в попытках построить по-настоящему хорошую не-жизнь; не принуждение, а попытка показать мир с новой, неизвестной прежде другому стороны, так, чтобы тот сам принял решение изменить свой путь. И я — «молодой и талантливый» Сородич — разумеется, не мог не поддаться ей. Следующая ночь должна была стать серьёзным шагом — но в тот момент я ещё понятия не имел, насколько серьёзным. Даже не подозревал, что тот, на встречу с кем меня пригласила Сабрина, давно и прочно обосновался в Красном списке.***
Едва слышный звук шагов заставил меня резко повернуться направо. …Иногда в такие моменты мне кажется, что сир привнёс в моё Становление частицу крови Малкава. Слишком уж точным иногда оказывается то чутьё, которое должно бы быть всего лишь обострённой интуицией. Ещё даже не обернувшись, я уже точно знал: именно с той стороны ко мне приближается угроза. — Заметил-таки, — прошипел Носферату, на ходу отращивая длинные звериные когти. — Юный крысёныш… — Не суди по себе, подземная тварь, — я ответил тем же движением, усилием воли разогнав витэ по венам и плавно преобразуя тонкие руки в мощные лапы. Настало время в очередной раз защищаться от тех, кто осудил меня на Окончательную Смерть.***
Даже простой разговор с тем, кто осуждён Камарильей на смерть, мог оказаться преступлением. Мой же поступок мог выглядеть ещё более непростительно — по крайней мере, в глазах тех, кто знал, сколько Сородичей этот Мафусаил выпил досуха. Я могу только догадываться, что за четыре тысячелетия счёт вполне мог перевалить за миллион. Но вправе ли я осуждать того, кто все эти тысячи лет сдерживает внутри себя голодную, жаждущую, разрушительную силу? Того, кто смог всё это время сберегать в себе человека, не прекращая при этом быть почти неудержимо могучим хищником? Того, кто вырастил в себе слепую ненависть — но всё равно убивает ради спасения, а не гибели? Старшие скажут, что мной двигала молодость и доверчивость. Но я сам считаю, что доверчивость здесь ни при чём. Просто те, кто за долгие годы привык к своей не-жизни, куда труднее воспринимают тот опыт, который им не был хоть как-то знаком. …После совместной охоты, когда пришло время прощаться, Ной, прежде чем скрыться во тьме, слегка укусил меня за руку. Именно этот жест и послужил тем самым «серьёзным шагом». Именно он возложил на меня маленькую долю той ответственности, которую древний Гангрел единолично пронёс сквозь века.***
…Вцепившись клыками в горло оцепеневшего «охотника», я сосредоточился на своих ощущениях — усилием воли, которое понемногу начало входить в привычку. Тихий, почти неразличимый голос где-то в глубине сознания — голос, словно бы синхронным переводом дающий мне понять желания того, кто поселился на моей руке и теперь получал свою небольшую долю витэ со всякой моей охоты. Безжизненное — а теперь уже и без-не-жизненное — тело Носферату упало к моим ногам. — Ну что ж… кажется, и здесь моё пребывание оказалось недолгим, — я заговорил вслух, хотя и знал, что никто в этот момент меня не услышит. А может быть — именно поэтому. Зная, что никто — живой или мёртвый — не перехватит мои слова прежде, чем они достигнут самого города. — Я был бы рад задержаться дольше… но меня продолжают гнать в новые странствия. Так что, Халкис… И, как обычно, прощальные слова мои были заглушены слезами — слезами того, кто отчаянно хотел хотя бы в моих руках наконец-то найти покой. Того, кто успел обрести надежду на этот покой — но вынужден был вновь пуститься в бега.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.