Граница пустоты: посмертная маска

18.27. Центральный госпиталь       В регистратуре мне ничего сказать толком не смогли и отправили меня к дежурной сестре, которая припомнила девушку по фамилии Кикути-сан, но точне сказать не смогла. Нужно было идти в ординаторскую, но уже на подходе к лифту я неожиданно почти столкнулся с вышедшим из этого самого лифта Дайске.       Кажется, звезды сложились так, что судьба была сегодня ко мне благосклонна. Я как раз хотел разыскать Дайске и ненавязчиво расспросить об этом деле. И уже в который раз я убедился, что случайности — самые неслучайные вещи на свете.       — Микия, ты вообще дома ночуешь? — кажется, кузен решил поиграть в плохого полицейского. Я вопросительно приподнял бровь.       — Дозвониться до тебя не получается в принципе. Тебя Азака разыскивает, — продолжал удивлять меня родственник. Я озадаченно уставился на него. Азака? Меня? Что ей могло понадобиться? — Ты у себя дома бываешь? — а, нет, теперь кузен включил строгого родственника, считающего своим святым долгом меня отчитать. Я состроил покаянную мину и покивал, да-да, виноват.       — Я иногда у Шики ночую.       Дайске Шики хорошо знает, поэтому вопросов больше задавать не стал. Как и про наши странные отношения. Только вот что Азаке могло понадобиться? Так еще и Шики под раздачу буйной сестрицы попадет, если Азака позвонит на квартиру Шики и припрет к стенке, почему я опять не дома. Я как-то ляпнул, что мне там скучно, страшно и одиноко — это шутка вообще-то была, но Азака, похоже, это восприняла буквально…       Первым делом я предложил спуститься в больничный кафетерий, потому что не считая утреннего-дневного омлета и стакана воды, я ничего не ел. Дайске охотно ко мне присоединился.       — Как продвигается расследование по делу о маньяке? — прихлебывая дешевый кофе, спросил я.       Кузен немного странно усмехнулся.       — Вчера нашли еще одну жертву. И одна из свидетельниц сказала, что тело обнаружил молодой человек, примерно двадцати лет, в очках, с неровной челкой, — Дайске саркастично усмехнулся, заметив мое замешательство. — Кто бы это мог быть.?       Я только усмехнулся.       — Надо же. Запомнили. Да, это мне опять повезло.       — Тебе всегда везет. Как и тогда, четыре года назад под усадьбой Рёги, — не преминул напомнить Дайске.       — Да. Зрелище не из приятных, — согласился я, размышляя, как бы повернуть разговор в нужную мне сторону. — Скажи… А как выглядела первая жертва? Вы уже выяснили, по какому принципу убийца выбирает себе жертв? — почему-то мне казалось очень важным выяснить, какая была жена масочника.       Дайске покопался в своей папке и положил передо мной фотографию. Длинные темные волосы, обрамлявшие легкими волнами узкое личико, нежная белая кожа, бархатные карие глаза, как у мультипликационного олененка, — эта женщина мне напомнила кого-то… И я даже знал кого.       — И… у нее с лица кожу сняли? — подняв глаза на Дайске, спросил я.       Тот кивнул.       — Не только. Перед смертью она была изнасилована и избита. Похоже, что она умерла в муках и не сразу — от удара острым предметом в грудь. Она еще была жива, когда он стал срезать у нее кожу с лица.       Я сглотнул ком, возвращая фотографию, но смог удержать нейтральное выражение лица. В конце концов Дайске и не такое мне рассказывал, когда я был подростком.       — А остальные жертвы? Тоже изнасилованы?       Дайске кивнул с набитым пончиком ртом.       — Да, анализы это показали. Не считая следов спермы, этот урод очень хорошо заметает следы. Ни отпечатков, ни волосинок, — невнятно проговорил кузен, снова заставив меня вспомнить собственную гипотезу про переодевание. Ее я озвучивать пока не спешил, мне нужно было узнать как можно больше информации. — Но вот что странно, у двух жертв обнаружились частицы воска.       Вот это уже вообще не вязалось с общей нитью расследования. Я даже отложил недоеденный сэндвич, озадаченно глядя на Дайске.       — Воск? — он что, помимо того, что переодевал их и мыл, так еще и свечки жег? — Слушай, Дайске, а орудие убийства так и не нашли? Это нож? — хоть и знаю, что это не она, все равно не по себе.       — Нет, — кузен покачал головой, доедая остатки сэндвича. — Патологоанатом вообще затрудняется определить, чем были убиты девушки. Характер нанесения раны отличается, как и глубина, угол удара, но все удары нанесены неизвестным острым орудием. Это похоже на какой-то инструмент, может, садовый.       В голове что-то неприятно щелкнуло. Воск. Инструмент. Первая жертва — жена мастера-масочника. Срезанное лицо. Да быть этого не может… Просто не может этого быть.       — Дайске, а такое уж железное алиби у Накамуры Гендо в ту ночь, когда убили его жену? — осторожно спросил я.       — Что, подозреваешь беднягу? Его видели дежурная сестра перед отбоем и ассистентка лечащего врача, поэтому он был здесь в больнице, — усмехнулся родственник.       — А кто-нибудь к нему заходил ночью? Кто-то может подтвердить, что Накамура был у себя? — настойчиво повторил я. То, о чем мне говорил масочник. Может, это не такие уж и кошмары?       Кажется, Дайске поставил в тупик мой вопрос и он крепко задумался.       — Пожалуй, надо еще раз опросить персонал.       Так. Кажется, мне придется снова поговорить с Накамурой-саном. Слишком много совпадений и при этом нестыковок. И сделать это немедленно, пока не произошло новое убийство…       Все же во взгляде Дайске читалось легкое непонимание, видимо, он как-то сразу отмел возможность виновности мастера-масочника.       — А все же, Микия, почему ты думаешь, что масочник убил собственную жену? — я почти видел напряженную умственную работу кузена. — Мы даже толком не прорабатывали эту версию, ты бы его видел, когда мы пришли допрашивать его о жене.       Я качнул головой.       — Представляю себе. Я тоже так думал. Идеальное алиби. Только вот я не уверен, что он это совершил осознанно. С ним работал психоаналитик, ее зовут Кикути-сан. Возможно, она проводила с ним сеансы гипноза, что-то могло пойти не так… — я скосился на настенные часы. То, что я сейчас говорил, было чудовищным, практически ирреальным.       — Ты что… {очешь сказать… — кажется, до Дайске стало доходить то, что дошло до меня несколько минут назад. — Он что, маски делает?       Я ничего не ответил, глядя, как Дайске сгребает материалы по делу и случайно роняет папку, из которой вылетают фотографии, какие-то отчеты, вырезки из газет. Криминальные сводки. Я помог ему поднять их и заметил несколько женских фотографий в вырезках. Убитые девушки. А перед глазами так и стоял образ убитой жены Накамуры. Кузен чуть ли не бегом выбежал из кафетерия — проверять мою версию. За ним последовал и я. Дайске проговорил вслух то, что у меня сложилось в голове, когда он упомянул про воск. Но чтобы утверждать это наверняка, я должен был проверить это. Накамура об этом не расскажет. Он в таком пограничном состоянии, что может совершать убийства, даже не осознавая этого. Авария могла вызвать прогрессирующую шизофрению, да что угодно…       Это я уже обдумывал практически на бегу до остановки автобуса. Уже почти стемнело, а еще пересаживаться на электричку на ближайшей станции.       Дайске меня явно по головке не погладил бы, узнай он, что я собираюсь сделать. Более того, окажись так, что мы ошиблись, — и я попаду под арест за проникновение на частную территорию. Проникновение со взломом, да. Но я должен это проверить. Образ вчерашней убитой девушки не отпускал меня. Возможно, я очень ошибаюсь.       Я надеюсь, что ошибаюсь… Дом Накамуры Гендо       Я почти всю дорогу бежал и, когда добрался до дома масочника, запыхался настолько, что привалился к ограде и несколько минут переводил дух. Уже достаточно стемнело, чтобы в спальном районе не привлекать посторонние взгляды. Отдышавшись, я всмотрелся в очертания дома в густых сумерках. Кажется, в каких-то окнах горел тусклый свет. Вряд ли он работает в доме, наверняка у него тут мастерская где-то за домом. Я двинулся вдоль ограды, пытаясь разглядеть что-то в сгущающейся темноте. У меня в сумке был фонарь, я предполагал, что придется сегодня бродить допоздна по дорогам, выискивая место аварии, но включать его сейчас было бы неосмотрительно. Пятно света могло привлечь ненужное внимание.       Я обходил территорию по периметру, пока не уперся в высокий каменный забор соседнего участка, в которую упиралась ограда. Видимость полностью скрывали заросли кустарника, поэтому я принял весьма нелегкое для меня решение — лезть через забор. Нелегкое из-за ноги. Я надеялся, что со временем хромота пройдет, но, видимо, нет. Закинув руки на верх каменной ограды, я ощупал ее, чтобы не наткнуться на битое стекло или гвозди, и, убедившись, что там все чисто, оперся здоровой ногой в стальную ограду Накамуры и с пыхтением стал подтягиваться на руках. Вот дьявол… Кажется, я таким не занимался со времен уроков физкультуры в старшей школе. На забор, на который бы мальчишка взобрался бы в два скачка, я карабкался минут пять, еле подтянув тело и ноги. И уже оттуда спрыгнул в сад Накамуры, с перекатом, чтобы сберечь ноги. Угодив в какой-то колючий куст, я кое-как выбрался на посыпанную гравием дорожку и прислушался. Мне сказочно повезло, что у соседей не было собаки, иначе бы животина подняла бы шум. Стараясь ступать как можно тише, я двинулся в обход дома, пытаясь держаться подальше от освещенных окон. Впереди маячило темное строение. Надеюсь, это мастерская. Нащупав дверную ручку, я осторожно подергал ее, не надеясь на удачу, ведь наверняка дверь стояла на сигнализации… Но неожиданно дверь поддалась, открывая черный провал дверного проема. Я осторожно на ощупь вошел, закрывая за собой дверь, и только после этого щелкнул фонариком.       В мастерской странно пахло. Я знаю, как пахнет мореное дерево или свежее, но здесь пахло не только деревом. Острый едкий запах ацетона, словно крышка на какой-то из бутылок в шкафах была повреждена, и что-то еще… Хотя мне, наверное, кажется. Я начал с рабочего стола, на котором были разложены инструменты и какие-то деревянные заготовки. Похоже, я сегодня оторвал его от работы, когда пришел в первый раз. Взяв заготовку, я смахнул ладонью мелкие опилки и посветил фонарем. Эта маска отличалась от тех, что я уже видел. Даже в таком грубом черновом наброске она была очень эмоциональна и… пугающе натуралистичной. Как художники короткими отрывистыми штрихами намечают лицо человека, в котором уже узнается в целом образ, так и тут. Отложив маску, я двинулся дальше — к шкафам. Именно здесь хранились готовые маски. Я вытащил несколько свертков и развернул их на столе. Я не был экспертом в области масок, но почти сразу заметил различие между несколькими масками и двумя масками, лежавшими сверху, заботливо завернутые в бархатистую ткань. Стоило мне положить их перед собой, я сразу заметил ЭТО. Я почти почувствовал, как волосы встают дыбом на загривке, а в горле пересохло.       Эти маски, стилизованные под маски театра Но, были выполнены настолько талантливо, что по спине бежали мурашки. Каждая из них запечатлела разные эмоции, но в той или иной степени они изображали страдания и надрыв. Как та маска, что была куплена Аозаки и из-за которой мы познакомились с мастером. А еще эти лица вполне определенно напоминали лица убитых девушек с фотографий — овалом, чертами, пропорциями. Держа в руках эти две маски, я медленно перевел взгляд на третью, недоделанную маску, лежащую в ворохе мелких опилок. Вот зачем нужен воск… И от этого осознания мне стало невыносимо горько и больно, словно мне плюнул в лицо или ударил дорогой мне человек. Я почти представил себе выражение лица Шики, когда она узнает об этом. Он убил собственную жену, насилует, убивает и уродует женщин. Микия, тебе все еще его жалко? Тебе жалко этого раздавленного пожранного собственной пустотой и болью человека, а не этих несчастных девушек? Да. Похоже, ничему меня жизнь не учит.       В тишине я услышал, как где-то хлопнула дверь. От неожиданности я чуть не выронил фонарь и стал поспешно запихивать маски обратно в шкаф — на ощупь, потому что свет я выключил. Снаружи уже доносились голоса. Вслепую на ощупь я пятился вглубь мастерской, натыкаясь на стулья, озираясь по сторонам и прикидывая, успею ли я добежать до окна, но тут же отмел эту идею, когда уперся спиной в какой-то шкаф, перегораживающий часть комнаты. Я пошарил рукой — слева было пусто, видимо, шкаф стоял посередине. Туда я и нырнул, зажав себе рот и нос ладонью.       Услышав, как открывается дверь, я постарался даже дыхание задержать. Как же я влип. По сравнению с моим нынешним положением, перспектива попасть под статью за проникновение с почти взломом была намного радужней. В полиции, по крайней мере, не срезают с людей кожу и не полосуют лица. А эта мастерская, похоже, была местом, где Накамура и совершал убийства.       Я сам забрался в логово убийцы.       Который, похоже, заманивал сюда новую жертву, потому что один из донесшихся голосов явно был женский.       Щелкнула дверная ручка, послышался скрип открывающейся двери и вспыхнул яркий свет, который меня ослепил. Я зажмурился, хоть и понимал, что нельзя закрывать глаза, что надо быть готовым к возможному бегству.       Спустя несколько мгновений я с трудом разлепил ресницы на казавшемся ослепительным свету и повел головой, оглядываясь. Похоже, я сидел за шкафом, отделяющим рабочую часть мастерской от другой. Прямо передо мной возвышался стол, потертое кресло, в углу — печь. Никакого запасного выхода видно не было, выход был всего один, он же и вход, в который сейчас зашел убийца вместе с новой жертвой. От тяжелых гулких шагов по деревянному полу я едва голову в плечи не втянул и лихорадочно огляделся по сторонам, выискивая что-нибудь, чем можно будет отбиться в случае, если Накамура обнаружит меня здесь и решит напасть. Но, как назло, все инструменты остались в рабочей части мастерской. Рядом лежали в ящике деревянные бруски, видимо, заготовки для возможных масок. Верхняя казалась достаточно увесистой и была больше остальных. За нее я и схватился как утопающий за соломинку, чтобы хоть что-то использовать в качестве самообороны.       Но деревяшка едва не выпала из моих ослабевших пальцев, когда я услышал знакомый женский голос.       Я облился холодным потом. Что она здесь делает?! Не на экскурсию она пошла, это очевидно.       Послышался звук шагов, какая-то возня и глухой стук.       Пренебрегая собственной безопасностью, я, стараясь двигаться как можно тише, с трудом поднялся, опираясь на ноющую ногу.       Снова раздался голос Шики и вслед за этим звонкий шлепок, как от хлесткой пощечины.       Он ее ударил.       В голове у меня зазвенело от ярости, и я выглянул с правой стороны стеллажа.       Внутри меня все смерзлось, из легких разом выбило весь воздух. Я просто стоял и смотрел.       Шики лежала на крышке стола, как кукла. Волосы ее разлетелись по деревянной, когда-то лакированной поверхности стола, надорванный ворот юкаты распахнулся — блеснула бледная кожа ее шеи и плеча, а этот двуличный чокнутый подонок уже навалился на нее сверху.       …первая жертва была изнасилована и жестоко избита…       Я до онемения пальцев стиснул деревянный брусок, которым думал обороняться от Накамуры. Мир перед глазами передернулся багровой пеленой, в которой я очень отчетливо видел, как рука убийцы скользит по гладкому нежному плечу, как узорная ткань сползает с ее плеча, открывая выступающие ключицы и грудь, которые я сегодня ласкал и целовал и которых вот-вот коснутся его грязные лапы. От одной этой мысли у меня еще больше потемнело в глазах и я, как наяву, увидел, как деревянный брусок со всей силы опускается на затылок масочника, проламывая основание черепа и сминая хрупкие косточки позвонков.       Меня вывело из этого ступора, показавшегося мне вечностью и длившегося на самом деле не больше нескольких секунд, резкое движение убийцы, схватившегося за резак и рванувшего Шики за волосы. Она что-то сказала ему, тихим голосом, я даже не разобрал — кровь прилила в голову и так стучала в висках, что казалась мне оглушительным грохотом. В ту секунду я как-то не задумывался, почему Шики лежит под ним так покорно, что она может дать яростный отпор и зачем-то бездействует, позволяя этому чудовищу хватать ее за ноги.       Наверное, впервые в своей жизни я разозлился настолько, что был готов ударить человека и забить его до смерти.       Рванувшись из своего сомнительного укрытия, я метнулся к ним и обрушил зажатый у меня в руке деревянный брусок ему на голову — наотмашь со всей силы. И я бы попал, если бы в этот момент Накамура неожиданно не согнулся пополам и шарахнулся от меня, видимо, успев заметить боковым зрением мое движение. УБЛЮДОК!       — ОТОЙДИ ОТ НЕЕ! — чуть не врезавшись в стол, я развернулся и бросился на выпрямившегося убийцу, ударившись плечом ему в грудь. Вместе мы с грохотом влетели в какой-то верстак, от удара развалившийся под нашим весом, а Накамура уже с силой отшвырнул меня от себя. Теперь уже я спиной врезался во что-то твердое, на поверку оказавшееся стеллажом и обрушившееся на меня банками с красками, стеклянными бутылками и еще какой-то дрянью вперемешку с обломками полок. От удара я потерял равновесие и свалился на колени.