Ты ведь её убиваешь...

— Катя… — единственное, что я мог произнести своими пересохшими губами. Вдруг нестерпимо захотелось дотронуться до нее. Я отчетливо вспомнил бархат этой кожи, едва уловимый цветочный запах волос. Захотелось снова обнять ее, ощутить в своих руках, почувствовать под ладонями мягкость и податливость этой девочки. «Даже не смей, Жданов!» — тут же приказал я себе, заламывая до хруста пальцы на руках. Катя была другой. Она не была из тех женщин, которых я обнимал каждый день мимоходом, даже не вкладывая в этот жест никаких чувств. Она не была ни бабочкой, ни рыбкой. Она была… просто Катей. Катей, с которой всё было иначе с самого начала. Мозгами я все понимал, но мое тело играло в этот раз по другую сторону баррикад. Я чувствовал, как возбуждение накатывало на меня жаркими волнами. Стоило признаться себе, что со мной точно что-то происходит. Я вижу каждый день десяток полуобнаженных моделей и ни один мускул на моем теле никогда не отзывался на эту картину. Почему же сейчас приятная дрожь охватила меня при одном только взгляде на эти обнаженные щиколотки? Из ступора меня вывел ее голос: — Андрей Палыч, вы что-то хотели? Странно, что несмотря на всю неловкость ситуации, Катя была спокойна и все также мила со мной. — Нет… То есть, да. Я хотел вам предложить немного погулять по Праге? — предложил я, пряча глаза. Мне было очень неловко. Я краснел, как подросток. — Прогуляться? — кажется, она загорелась моим предложением. Что же, Катенька, значит все-таки мое общество вам тоже приятно. Что же, постараюсь оправдать ваш азарт. — Да, прогуляться. Если вы, конечно, не устали. Мы бы могли сходить на Староместскую площадь. Она здесь, неподалеку от гостиницы, — я не сводил с нее глаз. Не знаю, как я выглядел в этот момент, глупо или загадочно, но ее глаза наполнились вмиг живой радостью. Черт возьми, как же это приятно осознавать, что не только на Зорькине у нее свет клином сошелся. — Но… — мне вдруг показалось, что она сейчас начнет искать предлог, чтобы отказаться. Всё-таки я мужчина, хоть и ее начальник, а она не свободна, хоть и отрицает это. — Мне просто нужно немного времени, чтобы привести себя в порядок, — но вот я снова слышу ее спокойный тон. Она согласна пойти со мной на прогулку, а значит Зорькину стоит присмотреться к какой-нибудь другой компании и к какой-нибудь другой девушке, иначе я за себя не ручаюсь. Чёрт, откуда в моей голове эти мысли? — Хорошо, — я кивнул, снова отведя взгляд. — Полчаса вам будет достаточно? — Вполне, — коротко ответила она и, кажется, вспомнила про телефон, который держала в руке. — Я перезвоню, — быстро сказала она Зорькину и вновь посмотрела на меня. — Простите, Андрей Палыч, вы не могли бы выйти? — Ах, да-да, простите, — я выскочил из ее номера в предвкушении прекрасного вечера. А ещё меня интересовало, слышал ли наш разговор её незадачливый бойфренд. А вообще, плевать я на него хотел.

***

Мы любовались вечерней Прагой. Она была чудесна. Улицы уже начали украшать к Рождеству, туристов пока было не так много, поэтому можно было спокойно прогуливаться по площади, любуясь готическими и ренессансными фасадами старинных домов. Я рассказал Кате всё, что знал сам об этом месте, но как оказалось, знал я не так много. Катя была эрудированна куда больше меня и потом уже она рассказывала мне об истории некоторых достопримечательностей. Выглядела она при этом счастливой и воодушевленной, а я снова поймал себя на мысли, что совершенно не знал ее раньше. Катя была такой искренней и настоящей, мне с ней было невероятно легко. Впервые в жизни я восхищался человеком, не заостряя внимание на его внешности. Для начала декабря было достаточно тепло, но ветер уже был прохладным. Стало неуютно и я предложил Катерине погреться в кафе, коих на площади было множество. Мы расположились в уютной кофейне, где к нам сразу подошел молодой официант и с учтивой улыбкой поприветствовал нас: — Добри вэчер, Пани. Добри вэчер, Пане, — сказал он, подав нам меню. — Что вы будете, Катенька? — Доверяю вашему вкусу, Андрей Палыч, — она еле заметно ухмыльнулась. Мне понравились игривые нотки, которые зазвучали в ее голосе. Это не выглядело вульгарно, как у Шестиковой или Изотовой, наоборот, ее поведение было очень милым. — Как скажете, — я нежно улыбнулся, коротко бросив на нее такой же игривый взгляд. — Как насчёт латте с персиковым чизкейком? — Почему нет? Звучит довольно аппетитно. — Хорошо, тогда себе я возьму капучино с эклером, — Отдав меню официанту, я вновь устремил изучающий взгляд на Катю. Влажный воздух превратил ее гладко причесанные волосы в красивые завитки, а прогулка на улице явно пошла на пользу — на идеальной светлой коже выступил милый румянец и добавил девушке большей привлекательности. — Что? — спросила она, засмущавшись. — Вы знали, что вы очень красивая? «Особенно, когда не одеты» — хотел было добавить я, но быстро осекся. Такую пошлость Катя точно не оценит. С такими женщинами надо строить разговор иначе. Черт, а как вообще нужно строить разговор с женщиной, которую не планируешь подцепить и затащить в постель? — Особенно, когда не одеты в ваши странные платья на два размера больше. Они совершенно вам не идут, — продолжил я, осмелев. — Мне совершенно ничего не идёт, Андрей Палыч, — серьезно сказала Катя. Её лицо выглядело спокойным и задумчивым без какой бы то ни было обиды или возмущения, будто она сейчас сказала мне что-то обыденное. — Это ложь. Кто вам такое сказал? — Я каждое утро смотрюсь в зеркало… — она тихо вздохнула, опустив голову. — Глупости. Я видел вас сегодня. Вы выглядели очаровательно даже в простом халате и с мокрыми волосами. — Правда? — Ну конечно, — я снова улыбнулся, увидев ее реакцию. В моей голове загорелась интересная идея, которую я вполне мог воплотить в жизнь. — А хотите почувствовать себя красивой? Увидеть в зеркале ту, которой вы действительно являетесь, но почему-то скрываете это за бесформенными тряпками. Хотите? — Я не знаю… Боюсь, это невозможно, — она грустно улыбнулась, сделав глоток кофе. Мне стало не по себе от ее улыбки. Почему этой девочке всю жизнь внушали, что она пугало настолько навязчиво и неоспоримо, что бедняжка сама в это поверила? Почему никто не удосужился увидеть ее натуральную красоту? Откуда идут эти многочисленные комплексы? Что это — результат строгого воспитания или черта характера? Хотя, скорее всего это результат пушкаревского воспитания. Неужели страх за дочь был важнее ее самооценки, которая с каждым годом падала все ниже? Извините, Пушкарёвы, но что с вами, черт возьми, не так? — Позвольте мне доказать вам, что это возможно. Мне очень трудно смотреть на то, как падает ваша самооценка. Я хочу незамедлительно это исправить, — уверенно произнес я и тоже отпил кофе. — Но как? — Очень просто. Скажу вам по секрету, у меня в Праге собственный магазин модной одежды. Завтра мы его посетим с личными целями. Но это будет завтра, а пока… — я остановился, с ухмылкой разглядывая ее лицо. — Что? — Скажите, как вам десерт? Вкусно? — я заметил, что она явно повеселела. — Вкусно. — Значит, моему вкусу пока что можно доверять. Просто в последнее время я лучше разбираюсь в горьком, чем в сладком, — Катя заливисто рассмеялась, а я вдруг понял, что никогда раньше не слышал ее смех.

***

Когда мы оказались в отеле, я проводил Катю до номера и нежно распрощался с ней. Придя к себе, я открыл мини-бар, налил виски и присел на кровать. Почему я так бурно отреагировал на Катю сегодня? Как будто впервые увидел женское тело на столь близком расстоянии. Это было очень странно. А ещё страннее был тот факт, что за время, проведенное здесь, я ни разу не вспомнил о Кире, но зато из моей головы не выходило «маленькое чудо» по имени Катя. Что Это Значит?