Иди, Птенец!

Лампа просочился ко мне в кабинет неслышно и только профессионализм не позволил мне отвернуться от экранов, когда он внезапно зашептал мне в ухо. – Пойдем встречать рассвет на крыше Офиса. Мы работаем в самом высоком здании города и рано или поздно такое предложение должно было поступить. – Вскроем замок. Никто и не заметит. Лампа из тех трусливых людей, что в неясных порывах подначивают других нарушать законы, а я из тех, что не способны отказать. Рабочий день закончился. Мы с деловым видом покинули Офис и засели ближайшем кафе. Когда небо порыжело от закатного солнца, а дома набухли, впитав в себя тусклые тени, мы пошли к офису неизвестной мне дорогой. Я не стал спрашивать, откуда Лампе известны все тайные ходы и переулки. Он привел меня к незаметной двери. Служебный вход, за которым оказалась серая лестница и будущая боль в ногах от долгого подъема. Покорив множество лестничных пролетов, мы остановились перед дверью, ведущей на крышу. – Ну и что дальше? – Я не умею вскрывать замки, – как будто только что вспомнив об этом, сказал Лампа. Я не удивился. Его очередной нелепый план провалился. Я, как хороший друг, поддержал его и теперь мог спокойно идти домой. – Что делаете? – спросил певучий голос из-за спины. Йован стоял за нами и с интересом смотрел на дверь. В моей голове собралась очередь из оправданий, и я уже выбрал одно из них, но Лампа, не отрываясь от изучения замка, буднично бросил через плечо: «Думаем, как открыть дверь.» – Я следил за тем, как вы крались к этой лестнице. Вот значит зачем. Но вам нельзя на крышу. – Поэтому мы и уходим, – я дернул Лампу за рукав. – Мы хотим посмотреть на рассвет. Ты же директор. Пусти нас. – Еще чего, – усмехнулся Йован и поправил очки. Я хорошо знал этот жест. Так он прятал глаза. – Тебе тоже туда нельзя, – смакуя каждое слово сказал я. – Не все пути доступны важному директору. – Важный директор может заставить тебя месяц работать без выходных. Но я уже победил. – Идем Лампа. Тут нет человека, который может открыть эту дверь. – Ждите здесь, – прошипел Йован. Он сбежал вниз по лестнице и вернулся уже со связкой ключей, а я только поражался силе его ног. Йован открыл дверь и вышел на крышу. К нему бросилась стая кошек, живущая здесь. Йован стал уговаривать их не рассказывать никому о нашем вторжении. Этот мяучащий разговор превратился в кошачью истерику с визгами и шипением, а потом все кошки разбежались как по команде и исчезли в щелях и трещинах здания. Я никогда не видел город с такой высоты. Он весь был пронизан желтыми сосудами улиц. Столбы Тьмы торчали из него, освещаемые прожекторами. Оказалось, что Лампа боится высоты. Он сел у двери и двумя руками схватился за ручку. Лампа уверял нас, что ему и оттуда все прекрасно видно и зрелище это скучное, так что можно спускаться. – Вам тут быть не положено, – внезапно раздалось с лестницы. Нас нашел охранник. Йован самодовольно поправил галстук. – Я директор Офиса. Все в порядке. Охранник, прихрамывая, подошел к нам совсем близко, и вырвал ключи из рук Йована. – Директора не воруют. Я исподлобья смотрел, как Йован поправляет очки. Он выпрямился, улыбнулся и рванулся к двери, сбив охранника с ног. – Бежим, – крикнул он мне, подхватил под руку Лампу и исчез на лестнице. Я бежал следом, задыхаясь от смеха и боли в ребрах. Мы остановились, только когда Офис Наблюдения остался далеко позади. – Те лишайные кошки сдали нас. Я прикажу избавиться от них, – грозил Йован, восстанавливая дыхание. – Но раз рассвет на крыше отменяется, может встретим его на земле? Вы голодные? Мы зашли в дешевую забегаловку. Ее посетители с интересом разглядывали элегантного, не вписывающегося в обстановку директора Офиса. Йован накормил нас жирной едой с бумажных тарелок. Я вспоминал произошедшее на крыше и изображал по очереди то испуганного Лампу, то уязвленного Йована. Лампа отрицал свой страх высоты и уверял, что просто боялся простудиться на ветру, а Йован решил игнорировать все шутки в его адрес. В искусстве хранить нейтральное выражение лица ему не было равных. Теплая ночь приглашала на молчаливые улицы. Уборщики собирали с тротуаров мусор и забытых младенцев, а мы заглядывали в спящие окна и вели тихие разговоры. Ближе к рассвету мы пришли на площадь, которая идеально подходила для встречи рассвета. Лампа, зачинщик этого мероприятия, захрапел на плече у Йована, как только мы уселись на лавку под раскидистым деревом. Директор достал пачку сигарет и закурил одну. Мы ждали, когда небо посветлеет и придумывали нелепые оправдания, которые Йовану предстояло скормить начальству. В них мы с Лампой играли роль жертв, которые не могли противостоять приказам безответственного директора. – Почему ты был в офисе так поздно? – спросил я, пока Йован безуспешно чиркал зажигалкой возле очередной сигареты. – А что мне еще делать? – с грустью спросил Йован. – Директорская привилегия бессоседства лишает меня причины торопиться домой. – Хотел бы я себе такую привилегию. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Рассвет мы встречали молча, под мелодичное сопение Лампы. Я люблю этих двоих и любовь к ним равнозначна, хотя Йован появился в моей жизни еще в детстве, а Лампа всего несколько лет назад. Рассвет оказался обычным, и никому не нужным. Сначала мы проводили домой дрожащего от утреннего холода Лампу. У моей двери Йован простоял дольше, объясняя взволнованному Благу моё ночное отсутствие. С обычной теплой улыбкой и печалью в глазах он попрощался и со мной. Я смотрел в окно как он уходит к себе, в свою роскошную квартиру, прокуривать привилегию бессоседства, которой, а я точно это знал, он всегда мечтал лишиться.­