N дней до самоубийства

Звезды. Свет летящий сквозь века, сквозь эпохи. Недосягаемое нечто, разбросанное невпопад по небесным чернилам. Люди издавна учились читать карты богов. Созвездия с торжественной благосклонностью наблюдали за жизнью смертных. В каждой сказке, в каждом мифе всегда есть истина. Позор тому цинику, кто не удосужился взглянуть на эти сказания дальше своего носа. Люди оказывают губительное влияние на свое естественное начало, они забывают свою мать. Мать-природу. Чистый воздух заменяют зловонным запахом грязных трактиров и выбросами фабрик, реки оскверняются гниющей атрибутикой, широты степей застраивают серыми домами, что закрывают собой небеса. Прогресс - это регресс с обратной стороны. Значимое уходит в забытое, умертвленные идеи воскресают, как в Лазарь из Евангелия. Городские жители находятся на более низкой ступени, чем пастух, ибо пастух ближе к Природе, чем щеголеватый аристократ. Человеку дан разум. Нет худа без добра. Ему дано чувство своего превосходства над естественными вещами. Собака - потомок волка, соизволивший оскалить на предка зубы. Есть те, кто сохраняет баланс между человеческим и природным началами. Здесь нет войны, нет неблагодарности. Этот народ смеется в лица королям и дарит поклон бурлящей реке. Они знают улицы Парижа так, как знают соседний лес, где деревья для них - колонны амфитеатра. Цыгане тоже бывают благодарными, оставьте стереотипы. Они благодарны Природе, что дала им жизнь и дом. Красная толстая нить была соединяющим звеном двух рук: мужской и женской. Свет костра и отблеск факелов поджигали огоньки в глазах любящих. Сокол, затаившись под покровом ночи, следил за цыганским обрядом. Талэйта, как глава табора, произносила буйную речь, не длинную и не короткую. Пустая болтовня никогда не станет фундаментом для любви. Она стояла между Ману и его избранницей. Талэйта взяла приготовленный нож и, отчеканив слова на чистой латыни, разрезала красную нить так, чтобы оставшиеся части можно было завязать браслетами, которые любящие будут носить до конца своих дней. По-другому здесь не принято. Обряд завершался тем, что мужчина и женщина должны были выпить из одной чаши крепкий напиток, приготовленный по специальному рецепту, переходящему из поколения в поколение. Только после этого их губы, пропитанные соком будущей жизни, могли воссоединиться. Как удивительно сотворен человек. Природа дала ему тело, а Бог дал ему любовь к искусству. Красота в глазах смотрящего. Дети жадно глядели на сплетённые руки и соединившиеся губы новобрачных. Для этого народа все естественно. Цыганский ребенок не видит ни похоти, ни лицемерия. Он видит простую истину и красоту. Сгорающие частицы мертвого дерева, опаленные пламенем, витали в воздухе. Дрова порождают огонь, а потом он безжалостно уничтожает их, оставляя лишь мертвый пепел. Иронично. Веселый настрой разрастался среди табора. Вины лились рекой, разжигая кровь. Старики перемешались с молодыми. Старческие глаза излучали свет, их движения были по-своему угловаты, но быстры и неожиданны, как змеи, притаившиеся в кустах. Дети, которые уже вот-вот переходили грань взросления, вились между взрослыми, заглядывали им через плечи, стараясь стащить лакомство или капельку напитка. Какая-нибудь старушка обязательно беззлобно шугала их. Кристина и Мег - две пташки, чьи крылья жаждут простора. Они еще так молоды, их свечи только начинают загораться. Гнет и мрак не друзья юным душам. Сейчас их завлекают приятная неизвестность и всеобщее веселье. Оставив Эрика и мадам Жири, девушки присоединились к молодежи. Их лица светились, жесты были свободны и расслаблены. Этот вечер напомнил им праздничные дни в Опере, когда взрослые становятся сами собой, когда всюду звучит музыка и нет ни тренировок, ни рабочих обязанностей. Кристина кружилась в танце с Меган, как в детстве. Все кругом сливалось в разноцветную палитру, только небо оставалось прежним. - Не устали? Худощавый юноша с тонкими и острыми чертами лица показался рядом с танцующими. Его рубаха была нараспашку, несмотря на время года, щеки горели, волосы были растрепаны. Девушки остановились, все продолжало кружиться. - Не хотите отдохнуть? Поговорим. Интересно ведь узнать от новых лиц мнение о нас, - юноша широко улыбался добродушной улыбкой, рассматривая лица пташек. Вдруг он опомнился и, чуть поклонившись, как писанный джентельмен, добавил, - прошу прощения, меня зовут Кальяс. А вы, как я полагаю, Кристина и...Мег. Девушки смущенно подтвердили свои имена кивками. Кальяс указал жестом путь отхода, чтобы не столкнуться с людьми навеселе. Обустроив гостей на половине деревянной скамьи, Кальяс, подперев рукой бок, подозвал к себе нескольких товарищей, которые беззаботно болтали около музыкантов. Товарищи эти состояли из двух цыганок и троих юношей. Кальяс представил друзьям пташек и, разливая бутыль, которую он вытащил из под скамьи, делился впечатлениями от празднества. Цыганская молодежь переговаривалась между собой. Юноши пожимали плечами и жестикулировали, когда цыганки оборачивали беседу в новое русло. Мег быстро влилась в новую компанию. Ей всегда было легче завести новые знакомства. По природе своей она была открыта и добродушна, что определено соответствовало ее внешности. Меган можно сравнить со светлой стороной луны. Кристина же молча наблюдала за людьми, иногда смущенно улыбаясь, или прикусывая губу. Даае больше находилась в себе, часто смотря сквозь толпу, не замечая людей. Корабль снова унес ее в свои мысли. Выбралась Кристина из них только тогда, когда чья-то рука с деревянным стаканом оказалась перед ее лицом. - Возьми. Расслабься. Стесняешься нас? Кальяс беспокойно смотрел на Даае. Кристина, поджав губы, приняла стакан с кровавым вином. Отказ показался ей грубым жестом с ее стороны. Юноша сделал глоток. Можно было подумать, что Кальяс смотрит вдаль и занят больше костром, чем происходящим. На самом деле он, краем глаза, наблюдал за Даае. Девушка нерешительно рассматривала вино и теребила кудрявый локон. - Ты никогда не пробовала вина? - Пробовала, но не цыганского. Мне говорили, что оно обладает хитрыми свойствами. Плечи юноши затряслись от смеха. Кальяс подсел к молчаливой Даае. Мег в это время беззаботно щебетала с новыми знакомыми, охотно отвечая на вопросы. Кристина повела плечом. Она помнила слова Эрика о том, что нужно быть с такими вещами осторожнее. Даае инстинктивно оглянулась вокруг в поисках мужчины, но толпа скрывала его, находящегося по другую сторону площади. - Наши вина просто крепки, а еще мы добавляем один секрет, но о нем, красавица, я рассказать не могу. Кристина поднесла стакан к губам. Напиток оказался более кислым, но при этом что-то было во вкусе особенным, какая-то горьковатая изюминка ощущалась в красных каплях. Кальяс одобрительно кивнул. Он обратил внимание на белокурую гостью, которая разбавляла обычный уклад вещей. - Обряд Ману и Лив по-своему необычен. В этот раз с нами новые люди. Вам, наверное, интересно наблюдать за нашими обычаями. Кажется все странным, не так ли? - Вообще-то, в чем-то мы схожи. Я вспоминаю праздники, которые мы отмечали в Гранд-Опера́. Веселье, беззаботность... - Постой. Ты говоришь о Гранд-Опера́? О том самом знаменитом парижском театре? Я видел его только раз, когда мы приезжали в Париж прошлым летом. Обычно наш табор не ходит по таким улицам... Что за здание! Как люди могут возвести такое? Внутри, наверное, ещё богаче и прекраснее. - О, ещё как! Видел бы ты лестницу, ведущую на верхние этажи. А потолок... Люстра, словно само солнце, расписные стены, статуи, которые кажутся молчаливыми великанами. В этом здании было много тайн, которые так и остались в прошлом. - Откуда тебе известно все это?... Вообще, вы так неожиданно появились среди нас. Почему вы покинули Париж? Кристина замялась и сделала ещё один глоток. Кальяс упорно продолжал смотреть на Даае, которой не хотелось раскрывать все карты, поэтому она решила обойти вопросы стороной. - Мы все жили в Гранд-Опера́. Я и Мег были танцовщицами, а мадам Жири - хореограф. Все свое детство я провела в этом месте. Театр был моим домом, поэтому я так много знаю о нем. К сожалению, случился пожар... В общем, мы следуем к новому пристанищу. - Пожар?! - Кальяс вскинул брови. Эта новость полоснула его по сердцу острым лезвием, - когда? Как?! ... Живу в глуши, ничего не знаю, а весь Париж на ушах стоит. Даае промолчала. Эти расспросы ставили ее в очень неудобное положение. Кристина оглянулась и, заметив бутыль, протянула Кальясу свой опустошенный стакан. - Можешь налить ещё вина? Юноша повернул голову в знак непонимания, но тут же снова улыбнулся во все свои тридцать два зуба. - Приятно и экзотично. - Мне нравится твое решение. Это говорит о том, что у тебя хороший вкус. Наш человек! Кальяс наполнил сосуд. Кристина рассматривала руки юноши: длинные угловатые пальцы, в принципе, как и весь он. Должно быть, Кальяс не занимался тяжёлой работой. Юноша передал стакан Даае. Девушка поблагодарила нового знакомого. Сейчас она была заинтересована в избежании темы о пожаре. Кристина убрала прядь за ухо и посмотрела в глаза Кальясу. - Чем ты здесь занимаешься? Расскажи о вашем укладе. Юноша растянулся на скамейке, сев в разваленную позу. Он потрепал свои мягкие волосы и, задумчиво цокнув, ответил: - Я работаю с лошадьми. Это семейное. Отец учит меня обращаться с ними, я помогаю ему лечить их. Так сказать, ремесло занимательное. Животный профессор, или как там у вас говорят. Кристина прыснула. - Животный профессор? Скорее, ветеринар. - Да. Пусть так... Но животный профессор звучит солиднее. Возникло молчание, которое обычно характерно для незнакомых людей. Кальяс пробежался взглядом по профилю Даае. - И как долго вы собираетесь у нас жить? - Я слышала, что Эрик намечает выезд уже завтра. Нам нужно торопиться, мы теряем время. Кальяс сузил глаза и посерьёзнел. Его что-то коробило. - Эрик какой-то скрытный. Ты не подумай ничего такого, просто не люблю серьезных людей. Он даже на празднике напряжен. Чего он такой хмурый? Кристина вздохнула. Ей показалось, что она знает о жизни чуть больше, чем этот юноша. Беззаботный молодой цыган. Они примерно одного возраста, но между ними существует пропасть, которую разразили жизненные обстоятельства. - У Эрика в жизни было много трудностей, которые терзают его по сей день. Он несёт тяжёлое бремя, я вижу, как он старается и не сдается, хотя бесы всячески пытаются сломать его. Таков уж у него характер. Эрик кажется холодным и отстраненным, но ты просто не знаешь его. Он никогда не откроется незнакомым людям. Эрик все носит в себе, порой мне приходится проводить в его душе чистку, чтобы мрак не заполнил его. - Значит, тебе он доверяет, если позволяет заглядывать к нему в душу? Ты ему близка, верно? - Я знаю Эрика с детства. Я не могу без него, как и он без меня. Он многому обучил меня, промывал голову, когда это требовалось, - на этом моменте Кристина шкодливо улыбнулась, - был у меня период глупостей. Пусть в то время мне не нравилось, что он контролирует меня и поучает, но теперь я хочу сказать ему "спасибо". Благодаря Эрику я пошла по иному пути. Брови Кальяса сделали волну. В его карих глазах блеснул лунный свет. Юноша отложил стакан и, скрестив руки в замок, сгорбил плечи. - Я не понимаю, кто он для тебя. Твой наставник? Или нечто другое? - Тебе не нужно понимать. Он для меня все, Кальяс. Юноша понимающе кивнул и поднялся со скамьи. Что-то разочаровано завыло внутри него. Кальяс хлопнул в ладони, отгоняя серые мысли, и протянул Кристине руку. - Что же, пусть так. Предлагаю отдаться музыке. Что скажешь? - Я принимаю ваше предложение, мсье. - Отлично. Кальяс обратился к друзьям, напомнив им о празднике. Молодежь одобрительно прикрикнула и группой вышла к площади. Антуанетта смотрела на свою дочь, смеющуюся в кругу ровесников. Именно в такие моменты она была похожа на отца: те же ямки на щеках. Мадам Жири хотела, чтобы Мег чувствовала себя уверенной, поэтому вкладывала в ее воспитание и отцовскую и материнскую любовь. Быть за двоих родителей сразу - сложный процесс воспитания ребенка. Но Анутанетта справилась с этой задачей пускай не полностью, но этого было достаточно, чтобы Меган стала той, кем она сейчас является. Взгляд мадам Жири упал на Эрика, сидевшего рядом с ней и о чем-то думающем. Его глаза скользили по Даае, которая развлекалась среди сверстников. Тяжелый взор не скрылся от чуткой Антуанетты. - Может, вы поговорите? Эрик скрестил руки на груди и чуть откинулся назад. Его поджатые губы говорили о глубокомыслии. Пусть не звучат слова, но тело и жесты выдают глубинные переживания и думы. Антуанетта продолжала смотреть на мужчину. В его лице она читала неприязнь к прошлому и страх перед будущим. Мадам Жири со вздохом распустила волосы. В ней горели изящность и грация настоящей женщины, года не омрачали ни внешность, ни душу. Антуанетта не надеялась услышать ответ Эрика. Она знала, что мужчина слышит ее, но озвучивать мысли не намерен. Часто его молчание заставляло внутри женщины все клокотать. В первое время ей казалось, что мальчишка специально игнорирует ее, постепенно она научилась понимать, что следует за тишиной. Не раз между ними происходили странные диалоги: ведущий - один, второй отвечает взглядом. - Время - обман. Кажется, что его достаточно, чтобы совершить дела, а в один момент понимаешь, что все утекло. В старости тебя будут ждать подведения итогов твоей жизни. Когда-нибудь всех нас настигнет терзающий анализ. Этот анализ мы должны будем провести лицом к лицу с судьбой. Эрик мимолетно проскользил холодными глазами по Антуанетте. Женщина, высоко подняв подбородок, следила за фигурами. - Один случай поворачивает нашу жизнь в другое русло. Один человек может стать причиной победы или поражения. И, приходя в этот мир, никто не знает как жить. Только глупцы думают о том, что им все известно. Скиталец, мудрец будут называть себя учениками... Разговор с самим собой присущ умным людям, пусть даже этот разговор заставляет их страдать. Страдания необходимы. Страдания - это чувства, а чувства говорят о живом сердце. Мы обрабатываем наши терзания, совершенные поступки. Все взаимосвязано. Мы влияем на жизни других, от общества не скрыться. В нас должно быть чувство ответственности, ибо мы не имеем права играть и руководить судьбами других людей. Самое страшное - грезы, перемешанные с реальностью. Это катастрофа. Грань размыта, человек начинает посягать на запретное, вступает в роль Бога. А еще, судьба не любит, когда играют с ней, но любит тех, кто смело смотрит в подкиданные ею испытания. Кто-то тащит свое существование, извивается, как уж, когда встречает проблему, а кто-то следует уверенным шагом. Храбрецы? Не знаю. Храбр не тот, кто идет на битву без страха, а тот, кто идет в битву, невзирая на страх. Тут руки Антуанетты принялись плести длинную косу из густых локонов. - Но даже не все храбрецы, не все воины, убившие своим мечом тысячи врагов, могут выйти на простой задушевный разговор. Кому-то мешает гордыня, кто-то просто не может переступить через себя. Им легче убить, чем увидеть человека в человеке, или поговорить. Ты можешь прожить жизнь в молчании, Эрик. Годы будут идти, ты скажешь тысячи ненужных слов, а главные слова так и останутся за ледяной стеной. Жизнь непредсказуема. Все может разрушиться в любой момент. Нельзя ждать, нужно действовать. - Я эгоист, Антуанетта. Проклятый эгоист и гордец, - Эрик произнес слова сухо, охрипши, не поднимая глаз, - судьба не любит гордыни. Человек платит за этот грех. И сейчас судьба заставляет меня платить за него. - О чем ты? - Подумай сама. Куда я вас тащу? Сам не знаю. - Это был и наш выбор, Эрик. - А Кристина? Я не должен был разрешать ей ехать с нами. Я поступил эгоистично, потому что знал, что не смогу без нее. Выбрал выгодный для себя путь. Снова я делаю что-то ради себя, а не ради нее. В прошлый раз я утащил в подземелье Оперы, а сейчас тащу в неизвестность. Одно и то же. Губительно, не находишь? Ее ждала слава, а я уничтожил храм искусства, посягнул на Оперу, убил людей, сделал больно Кристине, а все из-за гордыни. С чего я взял, что мне кто-то должен? С чего я взял, что Кристина должна мне? Я ведь сам решил взять над ней "опеку", сам решил научить ее музыке. Она была маленькой девочкой с чистым сердцем, такой и осталась. Я поганец, самый настоящий. Не влезь я тогда, десять лет назад, в ее жизнь, ничего бы не случилось. Кто дал мне право вмешиваться в судьбу ребенка? Кем я хотел себя почувствовать? Или, вернее, что я хотел ощутить? Втерся в ее доверие, обманул. Отвратительно, мне противно от самого себя... Ты посмотри на нее, - Эрик поднял взгляд, чтобы рассмотреть Кристину в толпе, - чистота и невинность, все еще детская улыбка, она не перестанет быть ребенком. В ней есть эта искра, которую люди почему-то хотят затушить. Как она могла пожертвовать всем ради меня, подлеца и эгоиста? Как я могу говорить с ней, когда осознание моего бренного бытия с каждым днем давит все сильнее? - Я бы сказала, что ты сволочь, Эрик, но, зная тебя, не посмею и подумать об этом. Безусловно, ты делал плохие вещи, но ты меняешься, я вижу это. Сложно, медленно, постепенно, но ты отличаешься от того, кем был. Ты совестлив, растешь в моральном плане, ты видишь мир и видишь людей. Учишься, понимаешь свои ошибки и преобразуешь настоящее. Не делай из себя загубленного. В конце концов, что сделано, то сделано. Остается теперь жить ради будущего и творить настоящее. Делать это так, чтобы не жалеть ни о чем. И делать правильно, обдумывать, взвешивать. Ты ведь не дурак. Эрик печально улыбнулся. Его взгляд отвердел, когда молодой цыган слишком уж настойчиво продолжал обнимать Даае в танце. Мужчина ещё давно заметил этого наглеца, но не придавал особого значения этому. Однако сейчас Эрик чувствовал, что что-то не так. Кристина явно ощущает себя неуверенно. Поднявшись на ноги, мужчина поблагодарил Антуанетту и поспешил к молодежи. - Кальяс, спасибо за дивный вечер, но я хотела бы отдохнуть. - Мы ведь только начали. - Прошу, я должна идти. - Тебя проводить? Кристина пыталась отойти, но юноша нежно ухватил ее за запястье. - Что происходит? Эрик возник рядом с ними, как черный пес, пришедший за уплатой дьявольского долга. Кальяс отшатнулся, Кристина же отошла в сторону, инстинктивно прижав к себе руку. - Все в порядке, Эрик. Мужчина осмотрел наглеца, прятавшего ладони в карманах, хмыкнул и перевел взгляд на Даае. - Мне нужно поговорить с тобой. - Конечно. Эрик пропустил впереди себя Кристину, удерживая руку на ее спине, а сам продолжал смотреть на Кальяса. - Учись видеть в женщине человека, а не объект своих желаний, мальчишка. Юноша покраснел, но был рад, что не получил трепки от странного человека. Эрик же, в свою очередь, убедился, что Кальяс понял его намек. Они вышли за пределы табора, на вершину холма, окунувшись в темноту. Кристина ждала Эрика, поднимавшегося вслед за ней. О чем он хочет поговорить? Случилось что-то неприятное? Даае пыталась различить отдаленные очертания рощи, разливавшиеся игольчатой жижей. Кристина обернулась, когда услышала голос. - Я хотел извиниться перед тобой за все. Я не говорю сейчас об Опере, точнее, о ней тоже, но, по большей части, прошу прощения за прошлое. Я не должен был лгать тебе и создавать ложные иллюзии. Это низко - втереться ребенку в доверие за счет его горя. Эрик провел тыльной стороной руки по теплой щеке Даае. - Я загнал в эту ловушку не только себя, но и тебя. Ты... Ты не жалеешь ни о чем? Я хочу знать, что в тебе все ещё нет разочарования или сожаления о выборе, сделанным тобой. - Ты говоришь страшные слова. - Я говорю правдивые слова. Кристина молча смотрела на Эрика. В груди мужчины защемило сердце. Ее выражение лица напомнило ему роковой жест во время постановки "Триумф Дон Жуана", когда Кристина с таким же невинным и лучезарным взглядом бесстрастно сорвала с него маску на глазах у зрителей. Позор и боль, что он испытал в ту минуту, показали ему, что даже нежное существо может быть жестоким. - Полюбить ближнего своего, Эрик. Уметь простить, уметь видеть человека в человеке. Простые истины. Мы сами избираем свой путь. Я сделала ход, чтобы подобраться к тебе. Ради будущего я пожертвовала прошлым. Я ни о чем не жалею... Будь рядом, это все, о чем я прошу тебя. Кристина обвила тонкими руками талию Эрика и прижалась к его груди. Она слышала стук сердца. Это сердце принаджелало человеку, который был ее путеводной звездой. Мужчина крепко сжал ее хрупкое тело в ответ. Никакой зимний ветер не мог уничтожить тепло в их душах. - Я вспомнила море, - шептала Даае с закрытыми глазами, - в детстве оно казалось мне другим миром, миром из сказок и песен. Почему в детстве? Оно и сейчас кажется мне таким. - Что ты говоришь? Я не слышу. Кристина подняла голову и, глядя во все глаза, невольно посылала свою энергию. - Я говорю про море. Оно огромное. Огромное не в плане размеров. Оно огромное в плане тайн и истории. Представляешь, сколько кораблей находится на дне? И сколько мертвецов? Сколько судеб утонуло в нем? Мы не знаем, что находится в самых глубинах вод. Это настоящий другой мир. Люди - гости моря, но никак не властители... Мы с папой сидели на берегу, он играл мне на скрипке. Такие воспоминания приятно греют душу. Когда-нибудь я снова буду сидеть на берегу и слушать голос моря. Мы ведь ... Мы ведь доберемся до нашей цели? - Конечно доберемся... - Эрик не смотрел на Кристину. Его взгляд скользил по черному горизонту. Он не мог быть точно уверенным в успехе. - Я хочу прикоснуться к морю, хочу понять, что такое "бриз", хочу, чтобы ты был рядом, хочу, чтобы нас оставили... Я слишком многого хочу, это эгоистично? - Ты просто хочешь быть счастливой, Кристина. Я не вижу в твоих словах эгоизма. Девушка отстранилась, чтобы взять горячую руку Эрика. Даае сравнила их ладони: ее, узкую и маленькую, его, широкую и крепкую. Кристина прикоснулась губами к тыльной стороне его руки, чем вызвала в мужчине волну радости и ощущение своей нужности в этом мире. - Иди за мной. Даае, все ещё держа Эрика за руку, повела его за собой, ничего не уточняя. Мужчина покорно следовал за ней, расспросы не нужны. На раскрасневшемся лице Кристины отображались уверенность и любовь. Ночь полностью овладела небом, а значит, настало время, когда человеческие души оголяются и предстают в своих истинных обликах. Даае завела Эрика в их шатер. Все ее тело было скованным от напряжение, но при этом чувствовалась сила. Кристина стояла спиной к мужчине, освещённая одним только пламенем свечей. - Почему мы здесь? - Сними свою маску, - произнесла Даае, развернувшись к Эрику. - Зач... Мужчина не договорил. Палец Даае игриво прикоснулся к его губам. Опьяняющее прикосновение, которое возвышало душу к самим небесам. Глаза Даае блестели то ли от горящих свеч, то ли от вина. На молочной коже выступил румянец, гармонировавший с расслабленной улыбкой. Эрик прикрыл глаза и оставил лёгкий поцелуй на женской руке. Гладкая детская кожа, будто вкусил самый свежий десерт. Мысли о былом уносились прочь, крылья ночи застилали собой смущение. Эрик нахмурился. Он не мог понять, что правильно, а что нет. Где эта грань? Кристина позволила себе скинуть со своих плеч накидку, одна ее рука оттянула рукав, оголяя хрупкое плечо. Лишь этот вид невинности, граничащий с жаждой неизведанного, заставил Эрика сбросить сюртук и плавно примкнуть губами к Даае. Поцелуй был по-своему эстетичным. Нежность, находившаяся на грани лезвия. Что может быть чудеснее, чем целовать женщину, которую любишь до беспамятства? Эрик обнял Даае за плечи, чуть сжимая их, будто хотел защитить и спрятать. Резкий порыв ввел Кристину в ступор, над которым она тут же взяла вверх. Все это - чистое безумие. Поддаться искушению прямо сейчас! Кристина смутилась. Грешно ли? С детства отец вещал ей об ангелах, о Боге и Дьволе. Почему это должно считаться грехом, если мужчина и женщина любят друг друга? Даае отбросила эти мысли. Удивляясь самой себе, Кристина запустила пальцы под ткань мужской блузы. Эрик вздрогнул. В нем все ещё боролись жажда и стыд. Проигрывало второе. "Я не должен пользоваться случаем, пользоваться ею... А пользуюсь ли? Сколько раз мы поддавались соблазну, но не могли исполнить его. Надо взять себя в руки... Наивное дитя... " Эрик преривысто выдохнул, останавливаясь. Кристина глубоко дышала, ее руки все ещё касались крепкого разгоряченного тела. - Я не могу, Кристина. Ты не понимаешь, что делаешь. - Мне забавно это слышать, - казалось, на этой фразе Даае сделала акцент на их прошлые выходки, - Я не маленькая девочка, Эрик. Отбрось предрассудки. Люби меня так, как мужчина может любить женщину. Даае поразилась вновь своим словам. Как алкоголь может действовать на людей, оголяя их истинное лицо! Назад дороги не было. Кристина заключила Эрика в нетерпеливый поцелуй. Ее алые губы передавали мужчине всю страсть, что копилась в ней. Снаряд замедленного действия. К черту все! Эрик прижал Даае к себе, одной рукой сжимая ее тонкую талию, а другой - девичье бедро. Неповторимые ощущения. Как долго он ждал этого, воображал в своей голове сладкие минуты. Стыдно было признаться в этом даже самому себе. Сейчас же Эрик четко осознал, что уже ничто не сможет прервать их. Женское тело отвечало на резкие, голодные прикосновения мужчины. Кристина всхлипнула, когда губы Эрика оставили укус на шее. Даае боролась в голове со смущением, кровь бурлила так сильно, что в висках играла ее мелодия. Решившись, Кристина вслепую отправила руку блуждать по мужским бёдрам. Эрик выдал тихий стон сквозь зубы, когда ощутил робкое касание к его достоинству. Даае не осмелилась посмотреть в голубые глаза, румянец ещё сильнее залил ее лицо. Рука ощущала тепло и пульсацию. Непривычно. Кристина провела рукой по основанию, отчего Эрик, не помня себя, тяжело задышал рядом с ее ухом. Ни одна женщина не касалась его до этого момента. Даае уловила приятное напряжение. Значит, она делает всё правильно. Годы в театре научили ее невольно наблюдать за потехами взрослых актеров, особенно в праздничные дни. Даае воодушевилась. Губы Кристины прижались к оголенной ключице. Эрик старался не закончить все прямо здесь и сейчас. Даае в его власти... Трудно сдерживаться. Когда мужчина ощутил, как пальцы Кристины расстегивают пуговицы его брюк, он одним движением развернул девушку спиной к себе, чтобы освободить от навязчивого платья. Пока руки распутывали шнуровку, его губы покрывали поцелуями женские плечи. Обстановка накалилась до предела. Как только ткань была скинута, прохладный воздух скользнул по молочной коже. Вся решительность Даае упорхнула вместе с упавшим платьем. Ей хотелось прикрыться: стыдно было предстать перед своим Ангелом в таком виде. Эрик развернул ее лицо к себе вместе с телом. Кристина смотрела на него из под густых ресниц, прикусив нижнюю губу. Мужчина сам был смущён не меньше, чем Даае. Но, как джентльмен, он старался это скрыть. Уверенность порождает доверие. - Ты прекрасна, Кристина... "В отличие от меня..." - закончил мужчина в своей голове. Достоин ли он ее? Она - само воплощение красоты и света. А он?... Кристина заглянула в омут голубых глаз и робко протянула к мужчине руку. Эрик перехватил ее, оставил влажный поцелуй на женской щеке, переключаясь на губы. В брюках было слишком тесно, неудобно. Ткань неприятно стягивала Эрика. Нужно действовать. Мужчина торопливо сорвал с себя рубашку, оголяя здоровое подтянутое тело. Эрик всегда был занят своей формой. Он старался скрыть фигурой не только свой дефект, но и находил в этом простую человеческую привлекательность. Кристина смотрела на Эрика снизу вверх, ее руки ласкали мужскую шею. Не помня себя, оба оказались на самодельной кровати, если ее можно было так назвать, лёжа на одеялах и подушках. Эрик всем телом нависал над Даае, защищая ее от прохладного воздуха. Руки тряслись, все было в новинку. Кристина дрожала от волнения. Эрик инстинктивно понимал, что нужно делать, но в тоже время ему было необходимо соединить простую жажду с духовным удовлетворением. Кристина доверяет ему. Неловкость. Одно слово, а сколько действий и чувств. Взгляды пересеклись: оттенок льда и оттенок тепла. Эрик опустился ниже, позволив себе оставить лёгкий поцелуй на небольшой груди. Кристина смутилась и повернула голову в сторону. Происходящее пугало и влекло. Что делать ей? Что делать ему? Каковы люди. Отдайтесь и любите друг друга. Легко сказать, но сложно сделать. Чем дальше заходили ласки, тем больше Эрик открывал в себе новую сторону. Его мучил голод, который он закрыл под замком искусства. Мужчина с большей властью и силой изучал тело Даае, оставляя влажные дорожки от ключиц до бедер. Кристина могла только кусать губы и цепляться за плечи Эрика. Девичьи тихие стоны, которые казались постыдными для самой Даае, скольжение хрупких рук по телу и понимание того, что рядом с мужчиной - сама Кристина, вызывали в Призраке просто революционный переворот в голове. Эрик приподнялся, чтобы ещё раз вкусить плод горячих губ. Кристину уже всю заполнило желание близости. Даае скользнула руками по волосам Эрика, ответила на его призыв к поцелую жадно, свободно. В какой-то момент Кристина не поняла, что случилось. Неожиданная резкость и нарастающее жжение заполнили ее. Эрик отвлек девушку поцелуем. Даае вцепилась ноготками в мужскую спину, ее сердце застучало в несколько раз сильнее. Взяв полную власть над Даае, Эрик остановился, чтобы оценить реакцию Кристины, понять, нужно ли продолжать или лучше прерваться. Его рука убрала с виска девушки темную прядь, открыв полностью ее чудесное лицо. Когда-то давно он думал о том, что его маленькая Кристина подарит какому-нибудь юнцу свою любовь. Эрик не хотел, чтобы Даае осквернили, оставили, воспользовавшись ею. Он не желал и думать о том, как именно этот юнец, наплевательски и бесцеремонно, овладеет Кристиной. Эрик тщательно следил за всеми, кто вился вокруг нее, а потом понял, что его отцовский надзор перерос в любовь к женщине. Эрик был несказанно рад тому, что обстоятельства сложились столь удачно. Он должен показать ей, что такое настоящая любовь между мужчиной и женщиной. - Все хорошо? - его голос, низкий и слегка охрипший, пропустил сквозь Даае волнующий импульс. - Д...да... Прошу, продолжай. Эрик сделал первые движения, они так приятно отозвались внутри него, что ему доставило огромного труда не потерять контроль. Кристина начинала привыкать к ощущению заполненности, жжение и неприятные ощущения с каждым толчком сменялись сладким удовольствием. Даае отпустила себя, напряжение исчезло вовсе. Их тела уже не могли существовать друг без друга. Сегодняшняя ночь стала отправной точкой для связи, окрепшей до конца. Эрик с каждым разом терял свою сдержанность, он оставлял уже не поцелуи на теле Кристины, а настоящие хищные укусы. От глубоко толчка Даае негромко всхлипнула, так невинно и нежно, что Эрик, не владея ни разумом, ни телом, излился в нее с громким стоном. Он тяжело дышал, в висках стучало. - Черт, Кристина... Извини, я не... - Тише, - Даае взяла его лицо в руки и провела пальцами по щекам, - я понимаю. У нас будет ещё много времени для практики. Оставь, не переживай, - немного погодя, она добавила, - мне было приятно. Ты был рядом - это главное. Эрик поцеловал ее и лег рядом, все ещё стараясь привести дыхание в норму. Они возвратились в реальность, их тела снова стали уязвимы перед холодным воздухом. Эрик накрыл Даае одеялом, удостоверившись, что ей тепло. Кристина положила голову на его грудь, энергия пропала, ее клонило в сон. Что будет, то будет. Главное, что они вместе. - Кристина. - Да, Эрик? - в полудреме прошептала Даае. - Я люблю тебя. Кристина улыбнулась и теснее прижалась телом к мужчине. Вскоре они оба провалились в глубокий сон, находясь в объятиях друг друга.