Сквозные ранения.

Одинокий рослый мужчина размеренным твердым шагом минует светлый коридор, в его руке большой нетронутый бутыль от водного диспенсера. Проходящие мимо сотрудники штаба подглядывают на него с опаской, но тот даже не смотрит в их лица, сконцентрировав внимание на том, что ждёт его впереди. Дверь в тесную серую комнату открывается со скрипом. За столом в ней сидит бледный, как смерть, лысый парень в оранжевой рубахе заключенного. Его недавно выволокли сюда из местной тюрьмы и он весьма раздражен тем, что его никак не оставят в покое. Он мгновенно поднимает взгляд на вошедшего коренастого мужчину, но тот не обменивается даже взглядом. Цепи наручников гремят, соприкасаясь с поверхностью металлического стола, когда худощавый парень нервно хрустит костяшками, увенчанными татуировками. — Я уже сказал все, что мог, другому федералу, — объясняется он, не понимая, зачем продолжать этот безысходный допрос, который длится уже намного дольше, чем хотелось бы обеим сторонам конфликта. Казалось, что все точки уже расставлены и говорить больше не о чем. — А я не федерал, — лаконично замечает латиноамериканец, опускаясь на стул по другую сторону стола. У него был интересный вид: преисполненный спокойствия и невозмутимости, а взгляд его тусклых зелёных глаза проникал глубоко под кожу, как рыболовный крючок. — Мне доложили, что ты отказался содействовать в расследовании. — Да, потому что они об этом узнают. И тогда у меня будет ещё больше проблем, чем есть уже, — юноша пытается оправдать свое решение, но равнодушный взгляд человека напротив уже говорит сам за себя о том, как бесполезно все это сопротивление. Темноволосый мужчина тяжело вздыхает и открывает файл: — Шантаж, кибер-террор, публикация запрещённого материала, мошенничество, предумышленное убийство, подстрекание к убийству, подстрекание к самоубийству, подстрекание к грабежу… С таким букетом обвинений от семей пострадавших тебе грозит пожизненное. И твои друзья-анонимы тебя не спасут. Рано или поздно каждый из них окажется здесь, на твоём месте. Ты только оттягиваешь неизбежное. Чем дольше этот незнакомец говорил, держа под рукой дело Мэттью Фокса, тем сильнее этот самый Мэттью сжимался, как если бы озвученный приговор, словно услышанный впервые, и все остальное физически давили на него, так и норовя раздробить все кости, как те копы при его задержании посреди ночи. — Ты владеешь информацией, которая повернет ход событий. И было бы разумно ею поделиться. Твое наказание могли бы смягчить, замолви кто-нибудь за тебя словечко. — Что, вместо пожизненного дадут всего сто лет? — Это уже не моя проблема. На данный момент ею являешься ты. И я готов прибегнуть к любым средствам, чтобы добиться твоего участия. Мэттью хрипло смеётся. — А вы не имеете права меня пытать. Лукавая улыбка человека напротив вынуждает замереть в осознании истинного расклада вещей. Он здесь, чтобы заставить его работать с ФБР. Заставить, а не уговорить. Взгляд метнулся к той самой бутылке воды, что стояла в углу комнаты. Он явно принес ее не для распития. — Не имею, — он лукаво улыбнулся, сцепив руки в замок, а по спине у Мэттью пробежались мурашки. — Но разве ты докажешь? — мужчина оценивающим взглядом пробежался по помещению. — К тому же… Сейчас, в этих стенах, ты в относительной безопасности. Однако, в тюрьме за твою сохранность отвечать так яро не будут. И в этом случае некоторые люди позаботятся о том, чтобы твое заключение было невыносимым настолько, что ты и сам полезешь в петлю. А когда тебя будут в очередной раз морить голодом или избивать, ты мысленно будешь возвращаться к этому моменту и думать: почему же я не поступил иначе? — Сэр, поймите… — он заикнулся, растерявшись от того, как быстро все сменило обороты. — У меня семья. Если я пойду против «Тарантула», они об этом обязательно узнают. Узнают и навредят моей семье. Я не могу пойти на это, не могу подписать смертный приговор тем, кто мне дорог. Черт возьми, я ведь даже не о себе волнуюсь. Вы должны предотвращать насилие, а не потакать ему. — Ах да, кстати о твоей семье… — словно опомнился он. — Мы нашли счет на имя твоей дочери, — он достает из папки фото и с интересом разглядывает. — Мэри, так ее зовут? Тяжко девочке без отца. Еще тяжелее будет, если мы конфискуем все деньги с ее счета, которые ты перевел. Это ведь те суммы, что перепали тебе за организацию трансляций? Или там немного того, немного сего… Я осведомлен о твоей деятельности в даркнете. Как думаешь, твоя дочурка это оценит? Не поймет, наверное. Малая еще. А вот мать ее все поймет. И ты никогда их больше не увидишь. Его чуткий взгляд следит за тем, как быстро меняется спектр эмоций на лице подсудимого. — Что, предыдущий агент не поднимал эту тему? Кое-кто узнал все о тебе. И даже немного больше, — он подвинул фото к парню, постучав пальцем по столу, будто чтобы растормошить его, вернуть в реальность из-под груза мыслей, насевших на него. Одним взглядом мужчина, которого даже в ФБР уже знают как Алехандро, задает один единственный вопрос, на который есть один единственный правильный ответ, но Мэттью отвечает на него неправильно, судорожно качая головой. И Алехандро его понимает. Он не имеет права на такой выбор, но все его предыдущие решения привели его сюда. И отсюда иного выхода нет. Поэтому Алехандро встает из-за стола и откупоривает бутылку с водой. Если «Вотербординг в Гуанатанмском заливе» звучит для вас как веселое и даже спортивное времяпровождение, вы — счастливый человек. Если наоборот, то вы знаете о том, насколько невыносимо это безграничное ощущение удушья, когда тебе на лицо льют воду, но ты все никак не задохнешься, даже если очень сильно этого захочешь. Это длится вечность, которую можешь прервать ты и только ты. Но готов ли ты заплатить такую цену? — Это было слишком, — бросает она, когда Алехандро выходит из допросной комнаты. Он бросает на нее короткий взгляд. — Наш парень готов сотрудничать, — уведомляет ее он сугубо профессионально. — Ты же понимаешь, что это не граница? Здесь нельзя так поступать. — Молодец, что нарыла всю ту информацию. Она была неплохим рычагом давления. — Но помогла ведь не она, — делает весьма точное замечание она. — Это было отличным подведением к кульминации допроса. Запугивание это важно. Ему еще есть, что терять. — Спасибо, hermano*, — действительно благодарно говорит Делайла ему в след, но Алехандро просто уходит, даже не обернувшись, лишь рукой махнул, не глядя, на прощание. А ей так хотелось, чтобы он остановился, обернулся и сказал ей доброе слово хоть раз в жизни, чтобы она знала, что и ей есть, что терять. Что она не одна. Но этого не происходит. И дистанция с каждым его шагом увеличивается, разрастаясь как пропасть, которую не миновать. Делайла остается одна посреди коридора, а мимо идут люди, идут и идут так безразлично, по делам, по работе, с поручениями — в никуда. Среди них и он, удаляется все дальше, теряется и вовсе исчезает из виду — единственный человек здесь, имеющий для нее значение. Но ничего из этого нет в мыслях Делайлы прямо сейчас. Она вбирает в легкие побольше воздуха и ступает в допросную комнату, промачивая ботинки в разлитой воде. — Итак, поговорим о нашем сотрудничестве? В поверженном взгляде подсудимого нет места надежде, а его губы твердят только одно — единственный правильный ответ на ее предложение. В современном мире единицы и нули имеют больше власти над человеком, чем сам человек. И любое «нет» станет жаждущим «да». Нужно лишь знать последовательность.