***
На самом деле Яна очень любила межклубные практики, особенно когда они носили неформальный характер. То есть «формальной» порой была часть с семинаром перед этой самой практикой — полтора-два часа детального разбора техники с приглашенным тренером. А потом еще часа два-три спортсмены танцевали одну программу то самостоятельно, то в рамках общего задания. Часто это все еще и носило характер тематической вечеринки — организаторы стремились внести разнообразие и избавить собравшихся от ощущения очередного предсоревновательного прогона. Поэтому, в сущности, Яна не злилась на Лику за своеволие в виде оплаченного входного билета. И мысленно бурчала о том, что лучше б она осталась в одеяле, потому что сил и желания веселиться не было, всего лишь первый час — на семинаре. Потому что информацию мозг и вправду сегодня усваивал туго, а конечности плохо слушались. Закрадывалось подозрение, что упало давление — наверное, стоило хлебнуть кофе перед выходом. Но умная мысль, как известно, вовремя не приходит. И все же к концу семинара Яна более-менее взбодрилась. Не настолько, чтобы как Рома пуститься в спор о каких-то поворотах с двумя чьими-то партнерами и наглядно доказывать правоту. Но, сидя на стуле в зале и кусая протеиновый батончик, потому что ужин радостно пролетел мимо, Яна даже не засыпала, а вполне осмысленно наблюдала за всем происходящим. А после получасового перерыва она практически прониклась общим настроением и согласилась последовать дресс-коду мероприятия. Сменила формальные брюки с топом на черную вискозную рубашку до середины бедра и короткие шорты и позволила Лике добавить тонкую линию из мелких страз по пробору низкого, идеально заглаженного гелем хвоста. Девочкам сегодня полагалось сиять, и привычные камни в прическе Яне всегда были приятнее, чем стрелки глиттерными подводками или блестки на глазах — смывать легче. Проверив посадку силиконовых накаблучников на высоком слиме, Яна за руку с раскрасневшимся после непонятных споров Ромой присоединилась к остальным на площадке. Первый час все было цивильно. Поразминались, повспоминали схемы, дважды по кругу сменили партнеров и поимпровизировали в джайве — ведущим практики был Юра, поэтому сегодня легких заданий можно было не ждать. Лика, обиженная на партнера за то, что он выбрал такую безопасную роль, сегодня отчаянно флиртовала со всеми мало-мальски свободными парнями и старательно делала вид, что готова выйти из текущей пары. Даже присоединилась к девочкам, которые пришли на практику одиночно, когда Юра предложил собравшимся партнерам потанцевать с кем-то из свободных и одиноких. А под самый бой курантов — за сорок минут до него — Юра озвучил обещанный в начале практики конкурс. Яна еще в самом начале для себя решила, что останется в числе зрителей. Но, увы, для этого следовало явиться туда, где не будет Лики. Слишком инициативной и слишком настойчивой. — Итак, нам понадобятся пять девочек, — держащий микрофон Юра обвел проницательным взглядом собравшихся и подмигнул. — Давайте-давайте, будет весело. — Пойдем! — Лика вцепилась в запястье Яны и потянула ее за собой из самой глубины огромной толпы. Та вздрогнула, замерла на месте, но спустя секунд десять предпочла сдаться этому сумасшедшему напору. В конце концов, она ведь обещала сегодня расслабиться. Какие-то непонятные конкурсы и активности вполне подходили для этого, даже если Яна не очень такое любила. Но раз это практика, то технически здесь все придумано не только на «повеселиться», но и на работу над танцем. Лишним не будет. Наверное. Лика пробралась через собравшихся и вышла вперед, вытягивая за собой Яну. Справа мелькнул блондинистый высокий хвост знакомой девочки, правда Яна в упор не помнила ее имя. Но лицо было приметным. Следом, неуверенно, вышла еще одна девочка — кажется, из Молодежи или из Юниоров — определенно намного младше Яны. — Так, четверо есть, — воодушевленно вещал Юра, осматривая зал. — Давайте, кто-то один еще. Классно будет! Ну же! После недолгого ожидания вышла еще одна девочка, уже определенно из Юниоров: совсем худенькая, маленькая. Едва ли ей было шестнадцать. Но куда более уверенная, чем остальные четверо выразивших интерес. Ну, кроме Лики, пожалуй. — Отлично! — Юра довольно хлопнул в ладоши и наконец заговорил о сути: — Сейчас Таня вам выдаст шарфы и поможет завязать на глазах. Будем практиковать всеми любимое ведение. Но! — Юра выдержал театральную паузу и хитро сощурился: — Вы будете не в своих парах. Посмотрим, насколько вы умеете слушать партнёра в целом, а не своего. А чтобы было еще интереснее, у нас будет жюри. Готовы? Яна бегло осмотрела девочек — те неуверенно закивали. Даже Лика задумчиво кусала губу, смотря на Юру. Идея конечно была интересной и действительно полезной. Помимо того, что в таком формате хорошо было отрабатывать ведение, с закрытыми глазами менялось чувство баланса. Порой Алла Витальевна интересовалась, почему девочек так ведет, когда они закрывают глаза: «за воздух что ли держитесь?». Подобные практики помогали прекращать за него держаться. Особенно партнершам, которые танцевали на высоком каблуке. Упомянутая Таня, миловидная худенькая девушка лет двадцати в строгом брючном костюме, обошла всех пятерых и раздала шарфы. И сразу же отвела каждую из пятерых участниц в разные зоны огороженной собравшимися площадки метров в пятьдесят квадратных. Видимо, чтобы в процессе танца случайно не столкнулись друг с другом. От помощи Яна отказалась: в том, чтобы обернуть вокруг головы шарф и завязать, не потревожив прическу, не было ничего сложного. Тонкий бежевый кашемир был приятен коже и, к сожалению, практически не просвечивал. Яна едва-едва могла разглядеть силуэты, если за ними был свет, но и только. Технически, этого должно было хватить, чтобы ни с кем не столкнуться. Но в остальном придется действительно полагаться только на ощущения. — Итак, девочки готовы, — снова зазвучал голос Юры, усиленный микрофоном. — Теперь предлагаю пятерым мальчикам присоединиться к нам. Напоминаю: вариант своей пары не прокатит. Мы хорошо знаем, кто с кем танцует. Никифоров, это я тебе говорю. Среди собравшихся раздались смешки. Видимо, кто-то правило решил обойти. Яна хмыкнула: эта фамилия была у нее на слуху — правда в лицо ее обладателя она не помнила. А если уж она слышала, то другие и вовсе знали, кто это. Вероятно, и правда многие в курсе, кто с кем стоит. Нетерпеливо переступив с ноги на ногу, Яна прокрутила несколько раз сначала правую стопу, потом левую. Словно бы голеностопы и так не были разогреты предыдущим семинаром. Но она не могла просто так стоять, не понимая, что происходит. К счастью, ожидание заканчивалось. — Отлично! Все собрались. Напоминаю: у нас есть жюри. Оценивать оно будет в первую очередь именно ведение. И больше фокусироваться на партнерш. Но взаимодействие, музыкальность и прочие компоненты еще никуда не испарились. Так что все серьезно, — в усиленном микрофоном голосе Юры зазвучала улыбка. — Удачи! Стоило ему договорить, по залу растеклись осторожные звуки скрипки, и Яна застыла; ей хватило и двух тактов узнать мелодию. Оркестровая версия Young & Beautiful, переложенная по темпу на румбу. Еще мурашечнее придумать было просто невозможно. Хотя нет — возможно. Потому что когда на четвертом такте ее прикрытых слишком тонкой вискозой плеч коснулись теплые, незнакомые руки, медленно очертившие путь до самых запястий, Яну словно током прошибло. Она и забыла, как это — танцевать с закрытыми глазами. И несколько мгновений просто упивалась давно потерянным ощущением, чувствуя, как незнакомый партнер приближается: тепло его тела оказалось буквально в считанных миллиметрах от ее спины. Вероятно, ее напряжение он считал по-своему, потому что убрал руки с ее запястий и вместо этого положил на едва прикрытые полами рубашки бедра. Чтобы в следующий момент приподнять ее над полом — Яна рефлекторно вытянулась в струнку, напрягая центр — и прокружить, кажется, на сто восемьдесят градусов, прежде чем осторожно опустить. Яна позволила себе выдохнуть и, наконец, начать считать удары музыки. Медленно развернулась, чтобы оказаться лицом к партнеру. Плавно провела правой ладонью по своему телу вверх, собирая тонкую ткань складками, обнажая бедро, и взметнула руку. На удар «четыре» запястье оказалось в крепкой хватке все тех же теплых пальцев. Соединенные руки медленно опустились до уровня центра; ладонь скользнула в ладонь. И первый импульс ведения сказал ей — партнер ушел корпусом в сторону, вправо от нее. Натянул их физическую связь до предела. Музыка шепнула — додержать напряжение до пика на «раз», последовать за ним на «два—три». Яна послушалась. Покорно — едва ли, но определенно следуя за тем теплом и импульсами, что шли через контакт соединенных кистей — скользнула влево, уходя в бедро, дотягивая стопу до боли и на грани с судорогой. Позволила вывести себя в поворот под рукой на триста шестьдесят. Повести дальше, длинными, протяжными шагами вперед, за темным силуэтом, что чуть опередил ее и вдруг отпустил руку. Закончив движение, оставив натянутую левую ногу сзади, на самом кончике пальцев, давящих в паркет, Яна пыталась прочитать движение темного силуэта. Силуэта, что склонился к ее ногам, почти коснулся ладонью и выпрямился. Силуэта, что кружил вокруг нее — осторожно и в то же время хищно — прежде чем отдалиться на пару шагов. Он знал, что она видела мелькание. Или предполагал, что должна была слышать: едва заметное шуршание ткани шелковой рубашки, скольжение стоп в мягких туфлях по полу, стук каблука на фиксации позы. И ждал ее действий. Пропустив удар, Яна скрутила спиральный поворот на правой ноге и двумя короткими шене приблизилась к партнеру. Чтобы остановить себя, уперевшись ладонью ему в грудь, и вскинуть голову: она не видела лица, но он должен был ощутить ее взгляд. Пропитанный пронзительной музыкой. Острыми эмоциями. Танцем. Текучее движение его корпуса, перенос веса на левую ногу подсказали ей сместиться самой. Отойти, позволить ему перехватить ее левую кисть в свою и удержать. Предоставить опору. Чтобы она могла сделать несколько мелких, аккуратных свивлов стопами и, скрестив их в щиколотках, замереть, почти перекатываясь на подъемы, впиваясь пальцами в паркет. Темный силуэт партнера оказался на шаг дальше, слабо натягивая физический контакт в руках. И Яна вернулась на полупальцы, чтобы последовать за ним. Последовать обычными скользящими шагами вперед, в сторону, в поворот под рукой, поворот за его спиной, выход сбоку. Чтобы где-то после нескольких базовых фигур почувствовать и отчасти увидеть, как партнер оттянулся от нее, уходя в дальнюю ногу. И медленно вывести свою свободную практически в вертикальный шпагат без поддержки. Опустить. Сделать еще шаг. Развернуться корпус к корпусу. Пара мягких, синхронных восьмерок бедрами почти в контакте — и даже это «почти» неимоверно жарко. Последовать вновь куда-то, куда ведет теплая, крепкая ладонь. Ладонь, за которой тает темный силуэт и от музыки остаются только «четыре—раз» в ушах. Потеряться, остаться в одиночестве. Пока незнакомый — но уже почти ставший своим — партнер отдаляется шагами назад, крутит три фуэте и решительно останавливается. Сойтись стремительно. Уйти вниз, в согнутые скрещенные колени, удерживая себя вертикально лишь благодаря ему — благодаря своим рукам, крепко вцепившимся в его торс. Смотреть — не видя, но смотреть — вверх. В его лицо. Так, как смотрят утопающие на сброшенный круг на канате. Веря в спасение. И получить это спасение, когда теплые, мягкие руки обхватывают лицо, касаются пальцами кашемирового шарфа и зовут подняться. К солнцу. К небу. К нему. Ответить тем же: руками на фактурном — это чувствуют кончики ледяных пальцев — лице, на скулах. И замереть, смешивая дыхание, пока в ушах уже вместо ударов затихают последние фразы. Will you still love me when I'm no longer young and beautiful Will you still love me when I got nothing but my aching soul Дружные аплодисменты сменили музыку, но Яна еще несколько секунд стояла, переводя дыхание и возвращаясь в реальность, прежде чем опустить руки и сделать шаг назад. Партнер перехватил ее левую кисть, и Яна, считав посыл, шагнула в сторону справа от него на поклон. Одновременно правой рукой снимая надоевший шарф. Пару раз моргнув, чтобы вернуть зрение после недолгой темноты, Яна послушно ушла в два поворота перед партнером и вышла на новый поклон уже слева от него. Улыбаясь. Удивительно для себя — улыбаясь. Привычно обернувшись к партнеру, чтобы принять его руку и вместе последовать за пределы площадки, Яна скользнула взглядом по черной шелковой рубашке, тонкой серебряной цепочке на ключицах, жилистой шее. И замерла в тот же момент, когда ее ладонь легла в его. Потому что Глеб был последним, кого она ожидала увидеть. И здесь, потому что до этого они не сталкивались, и рядом с собой. — Это было жарко! — разлетелся по залу громкий голос Юры. — Поблагодарим наши пары за такую чувственную румбу и отпустим до оглашения результатов. Аплодисменты зазвучали с новой силой. Яна, словно очнувшаяся от транса, спешно вызволила свою ладонь из его руки и сделала шаг в сторону, в толпу. Глеб остался на месте, сверлить ее нечитаемым взглядом. Яна сделала еще шаг и, наконец, развернулась, чтобы оказаться среди остальных, собравшихся на практику. И отправиться искать Рому. Идиотский конкурс. Зачем она только на это согласилась. Нет, вероятность подобного столкновения конечно была мизерной. И с ней просто традиционно случился закон подлости. Но как же эффектно случился. Запомнится на ближайшие лет десять, не меньше. Мерно считая вдохи и выдохи, Яна двигалась от свободной площадки к периферии зала, пытаясь найти партнера. Конкурс закончился — практика продолжалась. Однако вместо Ромы рядом с ней внезапно оказалась Лика: довольная, словно чемпионкой Блэкпула стала или получила возможность пожизненно у Кармен индивидуальные бесплатно брать. Что, в принципе, было почти одно и то же. — Ну вы даете, — прокомментировала Лика, хитро щурясь. — Слишком эротично для разбежавшихся три месяца назад вышло. Недоуменно приподняв брови, Яна с нарочитым беспокойством уточнила: — У вас с Юрой все хорошо? Мне пора беспокоиться за твою сексуальную жизнь? Ты начинаешь видеть эротику там, где ее нет. — У меня все восхитительно, — пропела Лика, и взгляд ее стал еще хитрее, хотя казалось, что больше уже некуда. — Вос-хи-ти-тель-но. — Довольно повторила она. — Вообще вам очень повезло, что никто о ваших пробах и попытках станцеваться не знал. Яна начала жалеть, что вообще согласилась приехать на практику. Кажется, изначальные планы на Новый Год, которые подразумевали бокал белого сухого, плед, «Высшее общество» 1956 года и сон, были в разы безопаснее для психики. Если ей очень хотелось позаниматься, можно было просто утром назначить индив. Кинув взгляд на часы на запястье, Яна убедилась, что до полуночи еще минут двадцать. Технически, она могла бы уехать — дороги свободны, домой доберется даже до курантов. Наверное. Реанимирует настроение и встретит Новый Год как полагается. — Что за подозрительные взгляды? — Лика моментально разгадала идеальный план, видимо, соотнеся мрачный вид Яны и изучение экрана часов. — Нет уж, Золушка, ты встречаешь праздник со всеми. — Я достаточно повеселилась и очень устала, — отмахнулась Яна. — Дальше без меня. — Нет-нет, — Лика вцепилась в ее запястье обеими руками и нахмурилась. — Новый Год встречаем все вместе, потом едем в «Плазу». Хватит уже в своей раковине сидеть. Ты так мхом покроешься. Яна была категорически несогласна с описанной перспективой. Как можно мягче высвободив руку, она огляделась в поисках лавочки, на которой оставила кардиган: плечи покрылись мурашками от прохлады невзирая на рубашку. Слишком долго просто стоять и не двигаться в зале было некомфортно. С трудом обнаружив искомое почти в самом углу, Яна решительно направилась туда, но ее затормозил радостный голос Юры, возвестившего, что результаты наконец посчитаны и он хочет видеть все пары на награждении. Не то чтобы Яне хотелось что-то получать — это все абсолютная самодеятельность, которая ничего не значила. Но было как-то некультурно уйти в такой момент. Прикусив губу, она развернулась и направилась к площадке. Ненадолго рассеявшиеся по залу участники практики снова образовали полукруг, а те, кто десятью минутами ранее танцевал румбу, выстроились в шеренгу сбоку. Парами. Черт бы всех побрал. Стараясь выглядеть не слишком мрачной, Яна на негнущихся ногах приблизилась к Глебу, который расположился между той блондинкой, чье лицо Яне казалось знакомым, и неизвестной девочкой-юниоркой. Привычно встав справа от Глеба и стараясь исключить физический контакт, Яна устремила взгляд на Юру. Тот что-то вещал о том, какие чувственные танцы подарили все пары, как здорово девочки справились со своей задачей, как все было красиво. К сути он пришел минуты через две, показавшиеся Яне вечностью. — Итак, пятое место и самый нежный танец — Нечаев Денис и Иванова Алена, Прометей, Санкт-Петербург! Напоминаю, что город и клуб мы называем по партнеру. Ребята, вы были очаровательны! — рассыпался Юра перед выпорхнувшими на площадку для поклона Юниорами. Ребята получили букетики из рук Тани, какие-то пакеты и заняли свое место. — Четвертое место и идеальный бейзик — Лобанов Влад и Колесникова Эмилия, Спартак, Москва! Браво, чемпионское исполнение! — на площадку выпорхнула пара с той самой блондинистой девушкой, и Яна поняла, что они сталкивались в последний год до трехлетнего перерыва на крупных турнирах. — Третье место и невероятно чистая схема — Мохов Алексей и Канич Вероника, Данс-Мастер, Москва! Ребята, признавайтесь, давно планируете в пару встать? Оттачивали? Илья, тут тебе рога наставляют! — по залу рассыпался смех: над новыми претендентами на чемпионство было грех не подшутить, особенно потому, что Илья от таких шуток серьезно бесился. — Второе место и эротика чистой воды — Исаков Глеб и Лебедева Яна, Акцент, Москва! Уверовавшая в то, что шутки у Лики с Юрой одни на двоих (и определенно проблемы в личной жизни тоже), Яна с нарисованной улыбкой все же приняла руку Глеба, чтобы выйти на центр площадки для поклона. Позволяя Тане надеть медаль, а после принимая у нее букет и пакетик, Яна мысленно считала до четырех и обратно. И старалась не обращать внимание на тепло мужского тела в миллиметрах от ее собственного слева. В этот момент то, что на награждении партнерши стояли перед партнерам и чуть перекрывая сбоку, но при этом очень близко, категорически раздражало. — И первое место с самым техничным ведением и самой яркой любовью — Никифоров Илья и Зорич Анжелика, Спартак, Москва! Что тут скажешь, чемпионы! Яна отстраненно наблюдала, как победители выходят на поклон, и краем глаза заметила, как на мгновение скривилась стоящая рядом Вероника. То ли ревновала к Лике, то ли бесилась с такого разрыва в результатах. Раз Илья занял первое, а она сама на третьем, в соцсетях скоро начнутся бурные обсуждения о том, что он ее тянет. И «золото» у них только из-за партнера. И плевать, что это дурацкое неофициальное соревнование с жюри, которое состоит из таких же спортсменов, не имеющих ни намека на судейские категории. Людям только дай сплетни создать и обсудить. С трудом выдержав еще несколько минут с приклеенной улыбкой, пока их снимал сначала официальный фотограф практики, а потом собравшиеся ребята, Яна наконец покинула площадку. И с невероятным облегчением вернулась на полюбившуюся скамейку и закуталась в кардиган. Часы показывали без десяти двенадцать. Не было уже никакого смысла уезжать — до курантов не успеет. А встречать Новый Год в машине не хотелось. Разочарованно вздохнув, Яна сняла медаль, завязала концы тонкого кардигана на животе и направилась к фуршетному столу. Один бокал шампанского ничего не сделает. В крайнем случае, вызовет такси. И никакой «Плазы». — Это и правда было очень круто! — прокомментировал невесть откуда взявшийся за ее правым плечом Рома, когда Яна подошла к столу и попыталась выбрать что-нибудь из закусок. Она изрядно проголодалась, а пить на голодный желудок, тем более шампанское, — верный способ попрощаться с этим самым желудком. — А? — Яна обернулась, не до конца обработав мозгом фразу партнера. — Танцевали, говорю, круто, — пояснил Рома, утягивая со стола канапе с оливкой. — Надо нам наверное начало такое поставить, — похоже, он анализировал наимпровизированную схему. В другой ситуации Яна, пожалуй, тоже бы задумалась о том, какие случайные или не очень фишки и сочетания она бы перетащила в вариацию. Но сейчас любая попытка вспомнить и прокрутить в голове недавнюю румбу выглядела… то ли предательством по отношению к себе самой, то ли чем-то просто неправильным. Хотелось затолкать это подальше, а в идеале облить бензином и поджечь. — Может быть, — неопределенно качнула головой Яна, закидывая в рот кубик твердого сыра (на настоящий Пармезан не было похоже, увы) и дольку персика. И следом подхватывая бокал с игристым. — Но о новых схемах я готова думать только с третьего числа, — старательно демонстрируя радость от праздника, она отсалютовала партнеру бокалом. Но даже эта показная легкость сошла с ее лица, стоило увидеть Глеба. В опасной близости в виде двух метров, которые очень уж настойчиво сокращались. Яна непроизвольно отступила: почему-то не было похоже, что бывший партнер просто за игристым пришел. И прозвучавшая фраза ее в этом убедила: — Можем поговорить? Рома обернулся на новый голос в их диалоге, радостно улыбнулся и протянул ладонь: — О, привет. — Ага, — Глеб мельком кивнул, скупо ответил на рукопожатие, но с Яны глаз не сводил. Нервно глотнув игристого, она прокомментировала: — Не уверена, что у нас есть темы для беседы. — Мне кажется, очень даже есть. Минуты полторы они оба молчали и только сверлили друг друга взглядом. Глеб — напряженным и нечитаемым, как и всегда. Яна — усталым. Последнее, чего она сейчас хотела, так это бесед с ним. И в то же время был риск, что они сейчас оставшиеся минуты до курантов будут спорить. А Яна свято верила в примету «как встретишь — так и проведешь». Ссор ей хватило в предыдущие годы. Со вздохом передав бокал с пригубленным игристым Роме, она сообщила, что вернется через пять минут, и кивнула в сторону коридора, ведущего к лестницам. Общаться в зале, на виду у всех, было дерьмовой затеей. Потому что на всех — плевать. А вот Лика — свидетель еще тот.***
Прислонившись к покрытой отслаивающимися обоями стене в полутемном коридоре с редким спот-светом в потолке, и очень запоздало подумав, что на черном могут остаться белесые следы пыли, Яна скрестила руки на груди и воззрилась пытливым взглядом на Глеба. Замершего в четырех шагах от нее и молчавшего всю ту минуту, что они удалялись от шумного зала туда, где сложно встретить хоть одну живую душу. По крайней мере, из их тусовки. Всю эту минуту Яна, идущая чуть позади, наблюдала за походкой Глеба. Для человека, который перенёс операцию три с небольшим месяца назад, он двигался очень прилично. Когда она пригляделась, поняла, что ногу он все же старается беречь и чаще припадает на здоровую (или, скорее, не оперированную — здоровые ноги у спортсменов редкость). Но если не смотреть так дотошно, едва ли заметишь. И в танце она тоже не чувствовала каких-то проблем. Хотя, едва ли она там сильно вглядывалась (едва ли имела возможность) в движения. — Тебя стоит поздравить с восстановлением? — не сдержала крутящуюся на языке мысль Яна, решив, что еще дольше молчать невозможно. Время до полуночи стремительно утекало. — Повезло, — отмахнулся Глеб, наконец прекратив искать вселенский смысл в завитушках на обоях и переведя взгляд на нее. Очень странный взгляд. — Мне стоит, — он замялся, словно вспоминал слова, — извиниться. Яна против воли приподняла брови. Правда быстро стерла выражение изумления с лица, заменив его маской недоверия — вполне искреннего. Хотя изумление было сильнее. Едва ли в ее представлении Глеб знал, что такое извинения. Не то чтобы она хорошо его знала, но по тем выводам, что удалось сделать за месяц с небольшим, он не походил на человека, способного признавать свою вину. Как минимум в рамках спорта. И потому несколько секунд Яна могла только прокручивать в голове его фразу и пытаться понять, не ловит ли она галлюцинации с глотка игристого на голодный желудок. Наконец, совладав с разумом и с языком, Яна уточнила: — За что? Технически, она могла набрать целый список вещей, за которые Глебу бы стоило извиниться перед ней. Но практически, они не виделись три месяца, все это время уже не были в паре (и официально в ней вообще не стояли), между ними не было никаких отношений, и она не имела права ожидать или требовать от него извинений. Подумалось, что, вероятно, у него какие-то тараканы относительно Нового Года. Мол, входить без долгов и испорченных отношений. Но вряд ли она находилась в числе людей, отношения с которыми его каким-то образом волновали. Если на то пошло, ему придется перед каждым Новым Годом создавать массовую рассылку для всех, с кем он был не слишком вежлив и дружелюбен в течение предыдущих трёхсот шестидесяти пяти дней. — За то, что ничего не объяснил тогда. О. Это последнее, что Яна ожидала. Хотя бы потому что, в сущности, сейчас он уж точно не был обязан ни извиняться перед ней, ни выдавать запоздалые объяснения. Перед Аллой Витальевной — да. Но не перед ней. И ее личная обида давно утихла. Ей стало плевать. — Ты взрослый мальчик, — повторила она свои же слова, — и вправе сам принимать решения. Если это все, еще раз поздравляю с восстановлением. Оттолкнувшись лопатками от стены, Яна развернулась в сторону зала, откуда они пришли, но даже шагнуть не успела: Глеб вытянутой рукой преградил ей путь. Вздохнув, Яна обернулась влево и одарила его вопросительным взглядом. Глеб опустил руку, но остался стоять в тех же двух шагах. Слишком близко. — У меня не было никакого понимания, что будет дальше, — каким-то механическим, странным голосом проговорил он, словно эти фразы были заучены и выбиты на языке, но он их не чувствовал и не осознавал. — И давать тебе надежду было жестоко. Как и оставаться в паре. Но мне стоило все объяснить. Прости. Последнее слово он, казалось, вытолкнул с нечеловеческим усилием. Яна буквально кожей ощущала, с каким трудом ему все это дается. Только не чувствовала ни капли удовлетворения. Едва ли теперь ее это заботило. — Все к лучшему, — она пожала плечами, стараясь изобразить беззаботность, хотя едва ли на самом деле сейчас могла сказать, что это и вправду было «к лучшему». — У меня все хорошо, если это грызет твою совесть. Правда Яна очень сомневалась, что совесть у Глеба есть. В ответ на ее фразу он насмешливо скривил губы. — Хорошо — это Карпенко? То есть, ты ради этого в спорт вернулась? Еще один. Яну уже начало порядком доставать то, что слишком многие считали своим долгом ткнуть ее носом в то, что Рома чемпионские титулы как ранетки с дерева не собирал. Да, он не был победителем всего и вся. Но у него был достаточно хороший рейтинг и он вполне мог подняться выше. Какого черта? — Не думаю, что у тебя есть право размышлять, ради чего я вернулась в спорт, — отрезала Яна. — Все это долгое восстановление, полуобморочные прогоны, задержки в зале до половины двенадцатого ночи, бинты на всех суставах и «Кетонал» были ради того, чтобы в полуфинале болтаться в лучшем случае? Разрушение позвонков вместо операции ты тоже выбрала, чтобы иметь это? В вены запустили лидокаин, а следом, кажется, ее саму закинули в какой-то гигантский морозильник. Если б волосы на голове не были зацементированы гелем, они б точно встали дыбом. Черт с тем, что он отвечал ей ее же оружием трехмесячной давности. Хуже было другое. — Откуда? — сипло выдавила Яна, делая шаг назад и упираясь плечом в стену. Впрочем, вопрос был риторическим. Михаил Аркадьевич, конечно же. Но какого черта ее хирург разболтал про ее не состоявшуюся операцию (или дурость скольки-то лет) Глебу? Такого предательства со стороны человека, которому она доверяла, Яна не ожидала. Видимо, все ее мысли легко читались по лицу, потому что отвечать на вопрос Глеб не стал. Вместо этого спокойно произнес: — Тебе этого мало. Будет мало. Сейчас плевать, потом поймешь. А время не бесконечное. Это он ей про время говорил? Она уже спустила в утиль три года. Практически окончательно отстала. Практически все потеряла. И без него прекрасно понимала, насколько дурацким было решение вернуться. Еще год-два и пора уже окончательно уходить — в судейство, в тренерство. А она за какими-то недополученными титулами решила гнаться. Ее охватил озноб. Захотелось закутаться в десяток одеял. Но под тяжелым, испытующим взглядом Глеба она едва ли могла двигаться. И от следующего — неожиданного, странного — слова оледенела еще больше. — Возвращайся. — Что? Это определенно был вечер слуховых галлюцинаций. — Я в состоянии работать. Возможно, успеем даже на Москву. Захотелось рассмеяться. Две недели до Чемпионата. Что за абсурд? Может Яна и помнила их общие схемы, но они три месяца не были в паре. И две программы готовить — бред. Тем более когда Глеб только-только после операции. А нормальная реабилитация должна была длиться четыре месяца, не меньше. А танцевать не один тур. И не два. Следом пришли осознание причины этих внезапных извинений и ярость. И она оказалась куда сильнее нервного смеха. Настолько, что онемевшие губы и, казалось, отказавший язык выдали несколько фраз: — Ты ведь не можешь всерьез думать, что стоило тебе извиниться, я должна помахать ручкой Роме и снова встать с тобой в пару? Это так не работает, Глеб. — Можешь подождать, пока он тебе помашет, — невозмутимо парировал Глеб, игнорируя злость в ее глазах и тоне. — И со всеми крупными стартами этого сезона ты пролетишь. Шагнув к нему, Яна раздраженно выдохнула и вскинула голову, чтобы процедить: — Не помашет. Не меряй всех по себе. Отвернувшись, она наконец быстрым решительным шагом направилась обратно в зал. — Посмотрим, — кинул ей в спину Глеб. Радостные крики в зале и звуки хлопушек возвестили о том, что куранты пробили двенадцать.