Танцуй под мои слова

      Яна задумчиво наблюдала за тем, как Глеб переодевается — не из какого-то женского любопытства (бальные танцы с общими раздевалками два на три метра уже в подростковом возрасте быстро отбивают повышенный интерес к противоположному полу в спорте), а из медицинских соображений. Она прекрасно догадывалась, что на вопросы он не ответит, поэтому или она сама увидит и сделает какие-то выводы, или это будет прекрасная и долгая битва двух баранов. Мужская гордость-то не дремлет.
 Но лучше б она не видела.       Левое колено в сравнении с правым выглядело, во-первых, значительно объемнее. Четкий мышечно-сухожильный рельеф скрылся за отеком, опоясывающим весь сустав. По крайней мере, сверху и с боков он точно был и хранил следы от снятого минутой ранее плотного саппорта. Во-вторых, под коленной чашечкой расцвела свежая гематома. Судя по оттенку — полученная в то же время, что и синяк на скуле. Не исключено, что и происхождение у них одно. Игорь. Стиснув зубы и отсылая мысленные проклятия в адрес бывшего жениха, Яна приблизилась. Когда она сосредоточенно коснулась ладонью отекшего колена, потянувшийся к лежащим рядом джинсам Глеб, сидящий на низкой скамейке, замер. Но ничего не сказал.       — И давно? — уточнила Яна коротко, имея в виду воспаление, четко читающееся по повышенной температуре в зоне отека.       — Лет семь.       Яна подняла голову и взглянула на Глеба недоуменно.       — Отек?       — Травма.       Уже легче. Точнее, не легче, но хотя бы понятнее, что возможно не одна гематома всему причиной.       — Расслабь ногу, — произнесла она и попыталась выполнить простой тест на сгибание и разгибание.       Раздраженное шипение со стороны Глеба убедило в том, что действие так просто не провернуть. Да и сам сустав шел довольно туго. И непохоже, чтобы из-за напряжения ноги: Яна мельком проверила мышцы голени и бедра. Поставить диагноз одним вполне дилетантским осмотром она не надеялась, но относительно вменяемое понимание степени тяжести ситуации хотя бы появилось. Чему-то, наверное, два года в медицинском её научили.       Ну и богатый личный опыт спортивных травм внес свою лепту.       — Медосмотр закончен? Можно одеться? — фыркнул Глеб, наблюдая за её действиями.       Яна кивнула и выпрямилась. И совсем не удивилась, когда он сначала вытянул из спортивной сумки моток эластичного бинта. Только после довольно плотной фиксации колена Глеб окончательно оделся, стараясь все делать сидя и не вставая практически на травмированную ногу.       — Ничего не хочешь рассказать? — разорвала их трехминутное молчание Яна, за это время расшнуровавшая тренировочные туфли и сменившая их на свободные кроссовки. Переодевать леггинсы ей было лень: надетая сверху худи лишала её вид эротизма. Да и дойти тут всего три шага до парковки — некого бояться.       — О том, как спортсмены травмы получают?       — О том, как эти спортсмены с явным обострением травмы в зал приходят. Точнее, зачем.       — Это мое дело, — отрезал Глеб и поднялся, застёгивая сумку.       Он явно собирался уйти и тем самым завершить разговор. Вот только сделать это быстро и резко определенно не мог — во-первых, амплитуда движения колена была низкой. Во-вторых, перенос веса на травмированную ногу причинял серьезную боль. Поэтому хромота стала выраженной, а скорость шага — минимальной. Улиточной, практически. Потому что если увеличить, бледность явно вернется, а там и до нового падения недалеко.       Яна подхватила собственную сумку на плечо и быстро достигла выхода из раздевалки. Встав так, чтобы загородить проем (в серьезной борьбе это бы не помогло, но она уповала на разум соперника), она скрестила руки на груди и вперила в Глеба мрачный взгляд.       — Это будет твое дело, когда ты станешь одиночным спортсменом. Сейчас мы в паре, — напомнила она без особого удовольствия, — и мне не улыбается вызвать тебе скорую посреди турнира. И это один из лучших вариантов развития событий.       Глеба её настойчивость не привела в восторг: его раздражение Яна читала по напрягшейся челюсти и шумному выдоху. Если бы был другой выход из раздевалки, он бы точно им воспользовался. А еще он наверняка жалел, что все же у них вечером состоялась практика. Яна вспомнила, что он что-то сегодня утром говорил про закончившийся обезбол. Вероятно, завтра бы уже вколол дозу и она бы так ничего и не узнала. В ближайшее время, по крайней мере.       — Что ты сейчас хочешь? — устало осведомился Глеб, прислонившись плечом к обшарпанной стене.       — Чтобы ты рассказал, в чем дело. И какой масштаб катастрофы у этого «чего-то».       — А ты своими медицинскими манипуляциями не разобралась? Паршивый специалист.       — Я не томограф.       Глеб закатил глаза. Яна подавила желание сделать то же самое, наблюдая за чудесным проявлением упрямства у одного отдельно взятого индивида. Понять его, она, конечно, могла. Но очень однобоко. Как спортсмена — да. Как партнера — нет.       — Старый разрыв мениска. Похоже, с обострением, — наконец неохотно сообщил Глеб.       — Из-за удара, — понимающе кивнула Яна, невольно скользнув взглядом по синяку на его скуле.       Там, конечно, точно не один только удар. Если разрыву семь лет, значит, там уже давно есть присоединенный букет — спорт на травму всегда дает последствия. С такой скудной информацией масштаб катастрофы не понять, да и она не врач полноценный, но уже не абсолютное неведение.       — Не оперировался? — уточнила Яна и, поймав короткий отрицательный жест головой, добавила: — Отек свежий?       На сей раз она получила скупой кивок. И подозрительная покорность с ответами стимулировала задать следующий вопрос:       — Появился вместе с гематомой?       — Ты травматолог? — допрос Глебу явно надоел. Или же не нравилось, куда идет разговор. А может и все вместе.       Все же закатив глаза, Яна терпеливо произнесла:       — Напоминаю — я твоя партнерша. Это первое. А второе — это я попросила тебя вчера задержать Игоря. И сегодня лицезрею две свежих гематомы вместе с обострением старой травмы. Сомневаюсь, что ты забрел неудачно в подворотню. Если же это Игорь, я себя чувствую виноватой.       — Считай, индульгенция прошла успешно, — махнул рукой Глеб. — Если это все, я наконец пойду.       Возможно, стоило бы отойти и плюнуть на всю эту ситуацию. Мальчик взрослый, пусть что хочет творит. Но они были в паре. И Яне не очень-то хотелось искать другого партнера, если этот вылетит из соревновательной гонки. Просто потому, что процесс слишком долгий и мучительный — мальчикам в танцах всегда было проще. Да и потому, что текущий вариант выглядел достаточно перспективным. А вылететь он мог. Она очень хорошо знала, что такое недолеченные и обострившиеся травмы. Умереть никто не умрет, а вот время потеряет. И не только.       — Поехали, — Яна наконец отошла от проема и развернулась, намереваясь выйти из раздевалки.       — Решила еще и таксистом поработать? У меня есть авто.       — Может и одной ногой управлять им умеешь? И я предпочту проконтролировать, что доедешь ты не до очередной дозы новокаина.       Потому что похоже, именно так Глеб предпочитал справляться с болью.

***

      Визит в какую-то частную клинику где-то в переулках недалеко от Никитского бульвара — последнее, чего Глебу хотелось. Да и в целом визит в какую-либо клинику. Но пытаться настоять на своем, каким-то чудом обойти Яну и добраться до собственного авто не представлялось возможным: колено ныло так, что хотелось оторвать всю ногу. Не факт, правда, что это бы помогло. И в чем-то Яна была права — он бы не смог нормально доехать, все равно пришлось бы вызывать такси. За время ожидания она бы еще активнее вынесла ему мозг. Проще согласиться на «заботу».       Так он оказался в небольшом светлом кабинете сидящим перед мужчиной неопределенного возраста — то ли пятьдесят, то ли шестьдесят. Мужчина, представившийся как Михаил Аркадьевич, коротко выслушал сбивчивые объяснения Яны (Глеб упрямо отмалчивался) и отправил Глеба на МРТ. И теперь, спустя сорок минут, крутил полученный снимок на экране компьютера, близоруко щурясь даже через очки. Глеб радовался, что Яна осталась в коридоре — он настоял на этом, и Михаил Аркадьевич на удивление поддержал его желание. Хоть это еще ничего и не гарантировало.       Меньше всего Глебу было нужно, чтобы Яна все узнала.       Её претензии были вполне обоснованы: он отвечал не только за себя, поэтому обязан был заботиться о собственном здоровье. Обязан был честно рассказывать об имеющихся проблемах. Но это не то, что должно её затронуть. Он вполне неплохо справлялся до вчерашнего вечера (ночи). И уже не так плотно сидел на новокаине, поэтому банально забыл обновить запасы. Не предполагал, что понадобится. Самоуверенность его и погубила ночью, когда он использовал последнюю пару ампул. Но достаточно просто купить новую пачку и несколько дней поберечь ногу.       Не было никакого смысла тащить его к хирургу.       — Давно это у вас? — уточнил Михаил Аркадьевич, не отрывая взгляда от экрана.       Но даже без лишних уточнений Глеб понял, о чем речь.       — Семь лет.       — Почему не оперировались? — Михаил Аркадьевич окинул взглядом Глеба, видимо, оценивая его платежеспособность и пытаясь решить, причина в деньгах или нет.       Хотя гадать о финансовой состоятельности спортсмена в бальных танцах нет смысла, если он дошел до топового уровня. Там «испытывающие затруднения» не оказываются. Просто потому, что к этому моменту вынуждены потратить не один миллион рублей и даже не десяток.       Дело было не в деньгах. В амбициях. И отчасти в возрасте — в двадцать Глеб куда меньше думал о здоровье, чем сейчас. Хотя и сейчас не то чтобы прям беспокоился по каждому поводу. Но тогда он вообще активно плевал на все: травма случилась аккурат перед Блэкпулом, пропускать который — проиграть и своему желанию получить пятнадцатую медаль с этого соревнования, и одному из заклятых друзей. Да и Настя новые платья пошила, сильно бы расстроилась, что не выгуляет именно там.       А операция — это несколько месяцев восстановления.       — Не было времени, — передернул плечами Глеб. — Носил ортез, ходил на физио, все в итоге восстановилось.       — Как сказать. Организм-то молодой, компенсировал проблемы, и красная зона более-менее срослась. Но в целом разрыв никуда не делся, — Михаил Аркадьевич развернул монитор к Глебу и указал на один из мелких черно-белых снимков: — У вас здесь еще и повреждение крестообразной связки старое. А травма мениска повлекла за собой активное трение головок костей и дегенеративные изменения в тканях. Думаю, вы и сами ощущаете разницу в работе ног.       Конечно, Глеб ощущал. И чувство блока, которое периодически появлялось, и точечные боли. Перед тренировкой он всегда хорошо и аккуратно грел колени, ограничил бег. Но в целом за столько лет уже привык и не акцентировал внимание на последствиях. Тем более, что и второе колено здоровьем похвастаться не могло, хотя серьезных травм там не было.       Глеб молчал, и Михаил Аркадьевич после небольшой паузы продолжил, вернув монитор в прежнее положение:       — Так понимаю, был удар по колену?       — Был.       — Сейчас у вас полный отрыв по старой зоне травмы, смещение отделившегося фрагмента и гемартроз. Тут одним ортезом и физио уже не обойтись. По крайней мере, если планируете еще задержаться в спорте.       Резко захотелось выпить. В бессильной ярости (то ли на себя, то ли на мироздание) стиснув зубы, Глеб сверлил тяжелым взглядом стену за спиной Михаила Аркадьевича. Там что-то висело, но он вряд ли видел, что именно. Глаза словно пелена застила. Вот так нелепо закончить все — надо постараться. Он конечно вроде бы решил три месяца назад поставить точку, но что-то раскачивался, думал. А сейчас, когда, кажется, попытался все же довести свою спортивную историю до логического финала, получил возможность моментально со всем распрощаться.       Но что-то мешало.       Шанс был прекрасен. Для той его части, которая три месяца назад решила, что это конец, это отличная возможность спихнуть ответственность на случайность. Или даже на Яну, которая косвенно оказалась причастна к усугублению старой травмы. Хотя винить скорее стоило этого её неуравновешенного бывшего жениха, который не понял слов и решил распустить руки, а Глеб просто по инерции ответил. И никакой серьезной драки-то не было — обменялись парой ударов, но довольно критичных, как оказалось. Вряд ли сам Игорь думал, что так «удачно» атакует.       Вторая часть Глеба, которая почему-то не могла просто закрыть для себя двери зала, намекала, что уйти вот так — позор. Отвратительно, недостойно спортсмена. И ведь отец же точно проедется не раз по нему.       — И что вы предлагаете? — севшим голосом, но максимально безэмоционально осведомился Глеб.       Хирург сложил руки в замок и отвел взгляд от экрана, чтобы посмотреть на него в упор. Как-то даже сочувствующе.       — Я не предлагаю. Я говорю, что кроме операции вариантов нет.       — Какой срок реабилитации?       — Не меньше двух месяцев. Если все пройдет хорошо, в спорт сможете вернуться через три-четыре.       Вот Алла Витальевна-то «обрадуется»: с октябрьской пробой паркета они пролетают, не раньше декабря смогут начать работать, и раньше февраля-марта вряд ли вообще куда-то выйдут. И это самые позитивные прогнозы. Хотя, конечно, если в какой-то момент новокаин перестанет действовать или ситуация усугубится, Алла Витальевна еще меньше обрадуется новости о том, что один из самых сильных её спортсменов вообще с паркета уходит.       Но Глебу не нравились оба варианта в равной степени.

***

      За пятьдесят пять минут, что Глеб пробыл в кабинете хирурга (точнее, в кабинете МРТ и потом уже у хирурга), Яна успела неоднократно пройтись по пустому светлому коридору туда и обратно, получить от Олеси очередную просьбу забрать Настю со льда, проверить новости раз пять и извести себя предположениями. Не то чтобы существовало огромное множество вариантов, которые бы выглядели подходящими под ситуацию, однако по личному опыту Яна слишком хорошо знала — человек индивидуален. Организм индивидуален. И исход из любой ситуации далеко не один.       Но то, что спортивная карьера опасно зашаталась, сомнений не вызывало.       На пятидесят шестой минуте (висящие в коридоре часы позволяли маниакально следить за временем) Яна уже решила, что все же зайдет и поинтересуется, что происходит. Но, к счастью, дверь раскрылась, выпуская из кабинета сначала Глеба, а затем и Михаила Аркадьевича, который в момент звонка Яны полтора часа назад уже собирался уехать из клиники. Но был вынужден задержаться ради давней пациентки.       Яна резко вскочила с мягкого кресла, которое ей уже осточертело, и напряженным взглядом впилась в благодушное лицо Михаила Аркадьевича. Складывалось ощущение, что он просто пациента на плановый осмотр приглашал, а не травму в стадии обострения изучал.       — Вот вроде спортсмены должны быть ответственными, но каждый раз я получаю подтверждения обратному, — хмыкнул Михаил Аркадьевич, обращая внимание на Яну, ожидающую новостей.       Та пожала плечами: сама порой удивлялась. Но что поделать — иногда личные амбиции становились громче голоса разума. На своем примере она это доказала Михаилу Аркадьевичу дважды.       — Жить будет, танцевать тоже, — будничным тоном продолжил Михаил Аркадьевич, — если упрямство переборет. Ян, набери меня завтра в восемь-девять, я скажу, во сколько можно приехать. Скорее всего удастся завтра провести операцию.       Яна невольно напряглась. Она, конечно, догадывалась, что все довольно серьезно, но почему-то все равно морально оказалась не готова к такому. Мазнув взглядом по подпирающему стенку Глебу, делающему вид, что он вообще не здесь, она мельком подумала, что он явно без особой радости завтра ляжет «под нож». Но, похоже, каким-то образом Михаилу Аркадьевичу удалось его убедить в острой необходимости.       Впрочем, это-то он умел. Она и сама когда-то отчаянно избегала операции, пока поздно не стало. И спасибо, что в итоге успела. Не вылетела с паркета. Или, спасибо, что успел Михаил Аркадьевич.       — Хорошо, — она слабо кивнула. — Спасибо.       — Ты-то как? Давно тебя не видел и не слышал, не ожидал сегодня такого звонка.       Потрясающий вопрос. На который нет ответа как минимум прямо сейчас. До всего, случившегося три года назад, Яна каждые полгода приезжала на обследование. После двух операций она стала куда более внимательной к себе и к «нестабильным» зонам своего тела. Ожидаемо, что длительное затишье и внезапное появление удивили Михаила Аркадьевича. Но рассказывать обо всем сейчас Яна не была готова.       — Все хорошо, — улыбка вышла натянутой, но другая бы и не получилась. — Просто был небольшой перерыв от спорта. Я заеду на неделе. До свидания.       Судя по взгляду Михаила Аркадьевича, не очень он поверил в сказанное, но задумчиво кивнул и попрощался, прежде чем вернуться в свой кабинет и оставить Яну с Глебом в одиночестве в пустом коридоре. В сухом, колком молчании, где один явно желал спешно оказаться подальше отсюда и наедине с собой, а другая пыталась хоть немного представить дальнейшее развитие событий. Все шло очень странно и неправильно.       — Поехали, — вздохнула Яна, поправляя на плече широкий ремень спортивной сумки.       Глеб кинул на нее равнодушный взгляд, но спорить не стал: выбора особо все равно не было. Или соглашаться и дальше на услуги водителя в её лице, или вызвать такси. Яна дождалась, пока он примет предложенный локоть в качестве опоры (уже после, на выходе из клиники, запоздало пришла мысль, что надо было просить у Михаила Аркадьевича хотя бы трость), и очень медленным шагом направилась прочь.       Навигатор, проложивший дорогу в Раменки, к одному из самых новых элитных жилых комплексов, намекнул, что ехать минут сорок. Выводя машину с парковки клиники, Яна параллельно записывала аудио Насте, чтобы та дождалась ее в ледовом дворце — как ни крути, а вовремя она не успеет. И, похоже, к себе в Хамовники вернется поздно. Подмывало остаться у отца, но тогда завтра с утра придется вставать слишком рано, чтобы заехать домой, переодеться и захватить документы. Этот вечер определенно пошел сильно мимо всех планов.       В не самом уютном, но относительно не напрягающем молчании они добрались до выбивающихся среди более старой застройки района бело-голубых свечек, по высоте не сильно уступающих башням Сити. Яна задумчиво осмотрелась, сбавляя скорость: навигатор явно предлагал тормознуть у обочины, и как хотите, так и оставляйте машину. Глеб, все это время едва ли не каменным изваянием сидевший справа, махнул рукой и коротко сообщил:       — Гостевой паркинг там.       Спустя минут семь Яна заглушила двигатель и выбралась из машины, заинтересовано оглядывая местность. Она, конечно, видела фото из интернета от застройщика, когда семь лет назад на совершеннолетие выбирала себе квартиру — отец предлагал много новых жилых комплексов. Но реальность почти всегда отличалась от рекламных брошюр. Как минимум, сильнее впечатляла. Особенно внутри: её собственный ЖК нельзя было назвать бюджетным (как и район в целом), но он выглядел иначе. И потому, что был малоэтажным, и потому, что дизайнерские решения были проще, лаконичнее. Здесь же создавалось ощущение дорогого отеля, вызывающее дрожь. И Яна не могла понять — от восхищения или от неуютной холодности.       Глеб, опираясь на её локоть, провел её мимо консьержа с сонным взглядом к лифту, коснулся кнопки «31» и отошел к стене, вызывая этим мысленную усмешку у Яны — при каждом удобном случае он старался показать, что ему и без чужой помощи нормально. Она конечно могла его банально высадить у дома и ехать дальше, но предпочла убедиться, что он нормально доберется до квартиры с учетом того, что наступать на ногу и сгибать колено он практически не мог. Насколько приятно с такими ощущениями ходить, она прекрасно знала.       — Все, функции конвоира можешь с себя снять, — возвестил Глеб, доставая из кармана кожаной куртки связку ключей и отпирая замки. Но на верхнем почему-то замедлился и вдруг обернулся к наблюдающей за ним Яне: — После операции реабилитация займет два-четыре месяца. В лучшем случае. Ты имеешь полное право найти нового партнера.       Заявление было неожиданным. Точнее, неожиданной оказалась поднятая тема — вопрос, конечно, выглядел вполне актуальным, но Яна не думала, что они начнут это обсуждать сейчас. И, признаться, не думала про эти самые месяцы еще. Словно подсознание решило убрать подальше все травмирующие мысли.       — Благородно, — оценила она. — Но давай эти вопросы будем обсуждать после операции, а не до.       Глеб пожал плечами и открыл дверь, Яна сделала шаг назад и махнула ему рукой:       — Я напишу завтра.       Но ответа не получила, потому что вниманием Глеба завладел кто-то другой. Отходя к лифтам, Яна успела услышать его возмущенное: «И что ты здесь делаешь?» в адрес кого-то в квартире. Но дальнейший диалог ей оказался недоступен: входная дверь закрылась. Слабо всколыхнувшееся любопытство улеглось обратно, и его придавила вдруг оформившаяся в сознании мысль. Предательская и крайне малодушная.       А может, это знак?       Табло лифта отсчитывало цифры по убыванию, Яна гипнотизировала светящиеся кнопки затуманенным взглядом. Возможно, все, что происходило, говорило ей, что она должна остановиться. Её время уже прошло, она оставила спорт на три долгих года и сейчас уже никто для этого мира. Возвращаться в двадцать пять — идея так себе, даже если раньше ты был чемпионом. Даже если все еще так же горишь.       Возможно, это была крайне дурацкая идея и она должна найти себя в чем-то другом. Хотя «найти себя» можно только в чем-то одном. А сейчас речь про «отвлечься». Насколько это реально.       Тихий звон остановки заставил Яну сморгнуть пелену перед глазами и выйти из лифта уже более спокойной. Но сердце сумасшедше стучало, вторя громкому урагану мыслей. Вновь внутри был полный раздрай.