Танцуй под мои слова

      Обычно «проветриться» подразумевало «выйти на улицу», но сейчас это бы мало помогло. Тем более что Игорь наверняка следил за ней и оставаться в одиночестве не хотелось. Поэтому Яна свернула в направлении бара и, устроившись на высоком стуле, заказала себе шоты. Откровение, которое пришлось выдать, сорвало какой-то предохранитель внутри – она хотела напиться. Заглушить тот грохот пульса в ушах, дрожь в руках и спазмы в груди. Перестать прокручивать в голове последние фразы и три года своей не-жизни. Перестать думать о том, что вроде бы похоронила.       Как оказалось, здесь не легче, чем дома, с Олесей, желающей помирить её с Игорем. В чем-то даже наверное тяжелее. Видимо, все это будет преследовать её еще очень долго.       Пока не перестанет болеть.       Остановившийся у бара Глеб, видимо, отправившийся сюда по очередному заказу Полины (уж точно не пошедший за ней следом), задумчиво покосился на шеренгу из шотов. Яна чувствовала его тяжелый взгляд, хотя он вроде как больше смотрел на алкоголь, чем на нее. Но говорить ничего не стала – это сейчас мало заботило.       – Я надеюсь, ты хорошо переносишь алкоголь, – протянул Глеб и что-то тише произнес уже для бармена: Яна не разобрала.       Подняв голову, она вскинула брови.       – Что за острый приступ заботы?       – У тебя в десять индив.       – У нас. Так что ты бы тоже не особо Негрони увлекался, – кивнула на поданные барменом бокалы и вернула внимание своим шотам, решая, с какого начать.       Хотя они были одинаковыми.       Впрочем, действительно, про тренировку помнить стоило. Часы показывали половину двенадцатого, в идеале бы уже думать, когда вызывать машину, и ехать отсыпаться. Ей конечно не привыкать – после крупных побед и до трех тусили, а потом к восьми утра ехали на практику. Но то было лет пять назад. Сейчас вряд ли организм оценит подобные подвиги. Тем более голова болела уже, а значит, дальше только веселее будет. Теоретически, можно было и сейчас уехать, но получится как-то… малодушно. Сбежала после первой же проблемы.       Покрутив в пальцах шот, Яна все же решилась его опрокинуть в себя, как на талию легли чьи-то руки, тут же дополнившиеся алкогольным дыханием возле уха и тошнотворным:       – Чего ты тут грустишь, Янчик.       Вздрогнув от смеси ужаса и неожиданности, она выронила стопку. Алкоголь растекся по барной стойке, несколько капель украсили шелк платья. Резко соскочив со стула, чтобы вырваться из вызывающих отвращение объятий, Яна обернулась и вперилась взглядом в Игоря, который за эти сутки ей осточертел уже своими приставаниями. Или попытками поговорить. Хотя сейчас всё больше походило на первый вариант.       – Тебе или слуховой аппарат нужен, или переводчик для умственно отсталых, – с легким затруднением из-за четырех порций алкоголя процедила Яна.       И инстинктивно сделала шаг назад, когда Игорь подался вперед и уперся ладонями в стул, на котором она сидела до этого. Спина встретилась с чем-то, и запоздало Яна сообразила, что Глеб все еще был здесь. И они до этого разговаривали, если так можно было назвать обмен парой фраз.       – Ну я же вижу, что тебе скучно. Ты по барам от радости никогда не ходила.       Яна мысленно закатила глаза. Словно он знал, куда она и когда ходила. За те шесть лет, что они были в отношениях, она постоянно была рядом с ним, кроме вечеров после его игр, когда она обязана была сидеть дома и ждать с горячим ужином, пока он придет после мини-тусовки с командой. И бабами.       – Оставь. Меня. В покое, – сдерживаться, чтобы не произнести фразу по слогам, оказалось невыносимо. И неясно, от чего тошнило сильнее – от отвращения или от количества выпитого.       – Не глупи, пойдем с нами. Девчонки скучают, – Игорь потянул к ней руку через стул, и Яна непроизвольно отшатнулась, хотя понимала, что он не достанет.       Удивительно, но ощущение чужого тела сзади не пропало, хотя она уже, казалось, буквально вдавилась лопатками в облокотившегося на барную стойку Глеба. И чего не забирает свои коктейли и не уходит восвояси? Яна бы с удовольствием полюбопытствовала, но сейчас её мысли занимало совсем другое – желание отвязаться уже от Игоря. Тот эту надежду, конечно же, не разделял.       – Что ж ты упрямая такая, – вздохнул он и внезапно задал вопрос: – Вот скажи, чего этим бабам не хватает?       Яна озадаченно моргнула, и с запозданием осознала, что вопрос адресовался не ей – Игорь смотрел на Глеба за её спиной. Тот ничего не ответил, но философские размышления это не остановило.       – Бегаешь за ними, букеты даришь, бриллианты покупаешь, замуж зовешь. А они что? Шесть лет жизни в эту… в трубу, да, спускают. Прям в ЗАГСе, прикинь? Вот что тебе еще надо было? – этот вопрос уже явно прозвучал в адрес Яны: теряющий концентрацию взгляд Игоря задержался на ней.       Она покачала головой, испытывая жуткую смесь из усталости, раздражения и отвращения – ненавидела пьяных мужчин с детства. Не боялась, но ненавидела.       А еще тошнота все сильнее подкатывала к горлу.       – Понимание, Игорь. Но до тебя это сейчас не дойдет. И вряд ли вообще-то когда-то дойдет.       Тот раздраженно хлопнул ладонью по стулу: Яна вздрогнула. Попытка ровно дышать провалилась. Грохочущая музыка тоже не добавляла спокойствия и не улучшала самочувствие – кажется, стоило все же выбраться на улицу, а не к бару. Ей определенно не хватало воздуха.       – Да что понимать-то?! – взорвался Игорь, обеими руками упираясь в разделяющий их барный стул. – Как ты задницей рядом с кем-то вертишь? Дома отстт… осут… тьфу! Нет тебя никогда! Ты или семью строишь, или эти свои танцы! Никто, – каждое слово он буквально выплевывал ей в лицо, заставляя желать сжаться в комок, – никто это терпеть не будет!       В его пьяном мозгу уже явно смешались и кони, и люди. И очень хотелось спросить, зачем он вообще тогда выбирал её, когда знал, как дорога ей собственная карьера. Как дорог спорт. Какого черта пытался строить с ней отношения. Надеялся переделать? Почему тогда было выбрать не кого-то другого? Это то, что Яна никогда не могла понять. И ненавидела себя за то, что надеялась действительно суметь стать той самой правильной девушкой. Надеялась, что правда сможет просто быть женой и матерью в тени развивающегося спортсмена. Ведь она действительно его любила и искренне полагала, что любовь способна на все.       Оказалось, это не так.       От осознания собственной глупости стало еще хуже. Или, может, духота все же сделала свое дело – сдерживать тошноту уже не удавалось. Руки тряслись. Вспоминая, в какой стороне уборная, Яна едва смогла обернуться вправо, к стоящему за ней Глебу, и выдавить:       – Задержи его.       Потому что знала, что Игорь попытается последовать за ней – он был очень настойчив. Когда-то это её покорило. Сейчас – дико раздражало и даже пугало.       Глеб попытался что-то сказать или спросить, но Яна только мотнула головой и нетвердым, но быстрым шагом направилась прочь от бара. Игорь ожидаемо попытался последовать за ней – он окликнул её пару раз, и даже кинул какое-то оскорбление, но реальность за волнами тошноты и общим шумом смазывалась. И Яна молилась лишь о том, чтобы дойти до заветной двери без приключений.       А после – надеялась, что ей не придется провести в уборной следующие полчаса: слишком давно организм не получал больших доз алкоголя. Тем более в виде коктейлей, которые в целом убийственно действовали и на желудок, и на печень, и на мозг. Последний еще функционировал и вполне прилично, а вот первые два определенно отказывались выполнять свои задачи и намекали, что подобные подвиги можно было совершать лет пять назад, но не сейчас.       Ополаскивая лицо ледяной водой, наплевав на макияж (впрочем, пока не слишком пострадавший от этих действий), опустошившая желудок трижды Яна всматривалась в собственное отражение под холодным приглушенным светом уборной. В голове крутилась последняя фраза Игоря: «Никто это терпеть не будет». Сама виновата, пожалуй. Действительно, строить жизнь со спортсменом не стоило. В таком союзе один всегда должен отойти в тень, а они оба оказались на это не способны. Но в чем-то Игорь был прав – мужчина не из этой среды тоже вряд ли будет терпеть ее спортивную карьеру. По крайней мере, когда придет время создавать семью. Когда появится желание поставить штамп, родить детей. Включится тот самый стереотип, что женщина должна быть дома, должна заниматься семьей. Ей все же придется всё оставить.       Так может это правда стоило сделать сейчас?       В конце концов, всё когда-то заканчивается. Она не может находиться на соревновательном паркете вечно. Никто не может. Но внутри еще не было этой готовности сменить статус или совсем покинуть спорт. Не было ощущения, что своим танцем она сказала все, что хотела.       Плеснув в лицо еще одну порцию ледяной воды, Яна закрыла кран, промокнула бумажными салфетками ключицы и шею, чтобы капли не стекли на шелк и не оставили пятна, и покинула уборную. Дышать определенно стало легче, тошнота ощущалась лишь слабыми отголосками, сознание несколько прояснилось. Хоть и не настолько, чтобы садиться за руль. Проходя мимо барной стойки, Яна скосила взгляд и облегченно вздохнула – Игоря там не оказалось. Обнаружился он за столиком с друзьями и с залитыми кровью губами. Похоже, кто-то неплохо припечатал его в нос. Над ним с платком прыгала какая-то блондинка. Спешно отведя взгляд от Игоря, Яна прошла к диванчикам, где ребята продолжали все ту же игру. И краем сознания отметила, что Глеба нет. Видимо, ушел с Полиной.       Жаль – она хотела поблагодарить.       – Мне нужно идти, – произнесла она достаточно громко, чтобы собравшаяся компания её услышала, и подхватила с диванчика маленькую сумочку на цепочке.       Лика отреагировала первой, вскинув голову и удивленно уточнив:       – Так рано?       – Без десяти двенадцать. У меня индив утром.       – Еще масса времени отоспаться, – Костик присоединился к возмущениям Лики.       Но Яна покачала головой. Ей на сегодня точно хватит. И дело даже не в «отоспаться», а в том, что отвыкший от подобных вечеров организм уже был на грани. Если учесть, что он до кучи был еще и в полуголодном состоянии, подобные нагрузки – эмоциональные и алкогольные – даром пройти не могли.       – Увидимся, – махнула она рукой собравшимся и направилась в сторону выхода, на ходу вынимая из сумочки телефон, чтобы вызвать такси. Ждать машину было решено на улице: выставленная у входа охрана делала этот вариант абсолютно безопасным.       И свежий воздух точно должен был пойти на пользу.

***

      Недолгая ночная прогулка в ожидании такси не особо помогла – утром Яна проснулась настолько разбитой, словно и не спала вовсе. И не наглоталась сорбентов для более быстрого восстановления. И воды не напилась. И вообще ничего не сделала, чтобы себе помочь. Шевелиться она, в общем-то, была способна, и даже ходила без головокружения, но мигрень её посетила серьёзная, во рту пересохло, словно неделю доступа к воде не было, и тошнота мешала нормально дышать. При этом во время активного движения становилось еще тяжелее. Стиснув зубы, Яна попыталась сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, пока шла до кухни, чтобы налить воды и сообразить что-то в качестве легкого завтрака. В процессе выяснилось, что еда не привлекает совершенно – пришлось ограничиться чаем и на неустойчивых ногах выйти из дома.       Переодевалась Яна крайне медленно: прекрасно осознавала, что дальше все равно придется активно двигаться, но старалась хотя бы сейчас меньше мучить организм. Меньше наклоняться (поднять ногу, чтобы зашнуровать туфли для практики, оказалось легче), меньше скручивать корпус, не затягивать пояс на свободной тунике, чтобы он не давил на талию. Хотя все это отчасти было бесполезно – следующий час определенно превратит её в труп. И хорошо, если она переживет тренировку.       – Похоже, алкоголь ты переносишь плохо, – прокомментировал её вид Глеб, разминающийся перед зеркалом. Алла Витальевна еще отсутствовала, но часы уже показывали ровно десять: значит, вот-вот подойдет.       Яна поморщилась от звука его голоса – безумно хотелось тишины. Хотя она осознавала, что это невозможно в ближайшее время. И тоже приступила к разминке метрах в пяти от него.       – Зато ты – прекрасно, – кинула она, намекая на его слишком уж свежий вид. Впрочем, она-то не знала, сколько именно он выпил. При ней – нисколько. В целом же вчера он не выглядел пьяным. Хотя Яна сомневалась, что он игнорировал алкоголь: не производил впечатления трезвенника.       Тем не менее, определенно он сегодня был куда живее, чем она. Спортсменка, блин.       – Я меру знаю. Как минимум перед утренними тренировками.       Шпильку размером со шпагу она оценила. Но комментировать никак не стала – что толку-то. Состояние от этого резко лучше не станет, а на дежурные перепалки сил не было. Лучше потратить их скромные крупицы на работу.       Вышедшая в зал Алла Витальевна, что-то пролистывающая в планшете, пожелала им доброго утра и на ходу включила джайв. Яну замутило от одной мысли о темпе танца: вот только прыжков организму не хватало этим утром.       – Может мы стандартом сегодня займемся? – осторожно поинтересовалась она у тренера, прокручивая стопы.       Алла Витальевна покачала головой и на мгновение оторвала взгляд от планшета: видимо, там было что-то важное, потому что обычно на индивидуальных она не рассеивала внимание и была всецело занята учениками.       – Мне бы хотелось, чтобы вы вышли на паркет в конце октября, чтобы оценить перспективы. Две программы за это время поставить не успеем, сама понимаешь. Так что будем делать пока только латину, раз ты на ней и закончила карьеру.       Надежды на более спокойную тренировку умерли. Она действительно последние два года с Максом танцевала только одну программу, в то время как Глеб занимался всей десяткой. И в новой паре Яна все же надеялась тоже вернуться в двоеборье – в латину она ушла из-за Макса, который после набора очков на S-класс решил, что достиг в стандарте достаточно и можно дальше развитие не продолжать.       Закинув под язык сразу два мятных леденца из упаковки, спрятанной в кармане свободных брюк, Яна повернулась к Глебу, продолжая смотреть в пол: что ж, придется каким-то образом пережить чертов джайв. И понадеяться, что ей не слишком часто придется отлучаться в уборную – еще дальше желудок опустошать некуда, даже если он этого очень хочет.       Пока они просто отрабатывали параллельные элементы, которые Алла Викторовна планировала ввести в их вариацию, все было вполне терпимо. Ноги, конечно, слушались не слишком хорошо, недоставало четкости и устойчивости, но с каблуков Яна вроде не валилась. Впрочем, там было-то сантиметра четыре – благо, не стала надевать босоножки на девятке. Но в целом удавалось и дышать относительно прилично, и даже в половину темпа успевала. В темп – чуть хуже.       Но когда дело дошло до начала вариации с вращениями, Яна поклялась себе, что больше никогда не станет пить алкоголь перед утренними тренировками. Три стремительных поворота на 5-6-7-8, и реальность уже поплыла. Присевшая ровно на один счет на колено Глебу Яна захотела остаться в этом положении навечно, хотя ей уже на следующий удар нужно было спрыгнуть и перейти на два новых вращения, и дальше по схеме у нее следовало еще не меньше четырех вращательных движений. И куча мелких и быстрых элементов ногами. Едва не прокусывая щеку изнутри, Яна пыталась фиксироваться на точках, которые сама себе обозначала в стенах, на плывущем лице Глеба, когда оказывалась с ним в близкой позиции, но это мало спасало. Буквально три секунды, где он перетягивал хореографией внимание на себя, а она лишь рисовала восьмерки бедрами, никуда особо не двигаясь, выглядели буквально подарком судьбы, едва-едва позволяющим наконец вдохнуть. И опять бороться с тошнотой на следующих элементах. Тошнотой, охватывающей все сильнее – настолько, что на следующем двойном вращении Яну все же снесло с оси и она не смогла ухватиться за ладонь Глеба, как должна была.       Счастье, что равновесие удержала. И что смогла продолжить вариацию, вернув им контактную позицию с небольшой задержкой.       Вот только на новом вращении её снова занесло и уже куда сильнее. Еще крепче стискивая зубы, Яна считала восьмерки до завершения вариации, ощущая, что работа ног становится все хуже и хуже. И глупо было надеяться, что от Аллы Витальевны это укроется. Мрачный взгляд тренера, обращенный на них, ощущался и во время танца, и после того, как они остановились. Глеб – чуть покрасневший, но вполне спокойный. Яна – тяжело дышащая и наверняка бледная: смелости посмотреть в зеркало не хватало.       – Ты сегодня хуже хоббиков, – сообщила Алла Витальевна, смотря на Яну в упор. – Центр разболтан, стопы не работают, плечи зажаты. Он тебя таскает, как мешок с цементом.       Справедливости ради, примерно так себя Яна и ощущала. Только цемент внутри нее был каким-то густым. Разведенным, видимо.       – Не заставляй меня думать, что я ошиблась в тебе, – добавила тренер и кинула короткое: – Еще раз.       Вернувшись на начальную позицию лицом к зеркалу и подав Глебу руку, Яна пыталась выровнять дыхание, пока звучала последняя восьмерка перед началом нового квадрата музыки и соответствующим началом вариации. Этого было адски мало для передышки, но это все, что у нее имелось.       Она прекрасно понимала, что бесполезно объяснять что-то о её состоянии: сама виновата – знала, вообще-то, что утром индив. Будь на это время назначена хотя бы самостоятельная практика, когда никто их не контролирует, никаких вопросов – нашла бы как договориться с Глебом на что-то поспокойнее. Или хотя бы без вращений. Нечего было вечером пить. Пошла на поводу у глупой психики, расслабиться решила, стресс нашла. Идиотка.       Непроизвольно задерживая дыхание на трех первых вращениях и стараясь не присаживаться на колено партнера полноценно, Яна честно пыталась держать вес в передней части стопы, собирать проклятый центр (что вообще не удавалось, потому что напрягать живот из-за тошноты было нереально) и держать ось. Но все так же ощущала себя проклятым мешком цемента. Какой ей сегодня джайв – да она бы и в медленном вальсе на партнере повисла.       – Только первые две восьмерки вариации пройдите, – прокомментировала Алла Витальевна, не сводя тяжелого взгляда с Яны. Она определенно устала от того, что они пытались выдать за танец.       Следующие минут пятнадцать прошли в попытках выполнить чисто три несчастных элемента за две восьмерки, но Алла Витальевна прерывала их постоянно уже на первом. И лишь единожды – из-за Глеба, начавшего не с той ноги. Все остальное время доставалось исключительно Яне, то неспособной сохранить ось, то расслабившей стопы, то не подавшей вовремя руку партнеру. Она была абсолютно согласна со всеми замечаниями, и даже с тем, что музыка останавливалась едва ли не ежесекундно. И в то же время дико злилась – на саму себя, не сумевшую вчера включить голову. И на партнера, который выглядел до неприличия свежим и бодрым, словно он на тусовке не был.       Единственное, что радовало – вращения перестали ощущаться настолько тошнотворными. Не то чтобы стало сильно лучше, но по крайней мере Яна не так активно зеленела в эти моменты.       В какой-то момент на своей сольной партии Глеб вдруг остановился. Обернувшаяся к нему Яна успела заметить какую-то эмоцию, пробежавшую по его лицу, но не смогла определить, что именно это было.       – Мы можем сегодня переключиться на что-то другое? – поинтересовался он у тренера.       Яна озадаченно смотрела на него, не понимая причины вопроса. Хотя определенно радовалась этой идее, потому что еще немного и организм точно не выдержит. Он понемногу адаптировался, но не настолько, чтобы выдержать весь академический час.       – Снова колено? – уточнила Алла Витальевна, внося ясность в ситуацию.       Глеб кивнул и пояснил:       – Обезбол закончился. Завтра буду в норме.       Алла Витальевна помрачнела, но кивнула и сменила музыку на пасодобль. К счастью, на его медленный вариант.       – Давайте в половину темпа только первый акцент. Яна, я надеюсь, ты хотя бы здесь равновесие удержишь.       Опустив взгляд, Яна развернулась к партнеру и, медленно выдыхая, приняла начальную позицию: раскрыла грудную клетку, выставила правую ногу на подъем вперед и только после этого подняла голову, чтобы встретиться с Глебом глазами. И замерла, впервые за эти двадцать минут индива разглядев его лицо: точнее, синяк на скуле и подсохшую царапину на нижней губе. Вчера этого точно не было. Даже в полутемном освещении клуба с цветными пятнами стробоскопов она могла видеть его достаточно четко.       Нахмурившись, Яна хотела спросить о природе этих «шрамов», но не успела – музыка после прелюдии перешла к основным аккордам и пришлось вступать: здесь нельзя было дождаться подходящего квадрата. Все элементы исполнялись четко с первого удара. Пропустил – считай, проиграл.       Благо, темп был в два раза медленнее стандартного.       Разводя руки и подавая кисть Глебу, Яна дождалась, пока они выполнят первые два элемента и перейдут в закрытую позицию, где наконец можно будет, смотря в глаза, как того требовало движение, уточнить:       – Это Игорь?       Потому что других вариантов у нее не было. Маловероятно, что Глеб просто не вписался в косяк. Хотя, конечно, не исключено, что провожал вечером Полину и решил защитить от хулиганов. Но почему-то первым на ум пришел именно бывший жених.       Глеб, развернувший её резко под рукой и снова перехвативший в контактную закрытую позицию, приподнял левую бровь.       – Прости, что?       Пытаясь мысленно считать, Яна сняла на два удара левую руку с его плеча и коснулась острым ногтем скулы. Если бы что-то сказала, однозначно бы сбилась со счета.       Они перешли в параллельную позицию на одну восьмерку, поэтому его лица Яна видеть не могла. Но безэмоциональное «нет» все же прозвучало как-то фальшиво. Или она хотела так думать, потому что слабо верилось, что разукрасил бывшего жениха вчера кто-то другой. Правда становилось неясно, за что именно. Или, скорее, с какой стати.       Как только Глеб перехватил её в близкую позицию для двух общих поворотов на триста шестьдесят, Яна сообщила:       – Я видела его разбитый нос.       И, следуя схеме, отступила четкими шагами, завершая четверку и отворачиваясь.       – Сочувствую ему, – прокомментировал подошедший со спины Глеб, обхвативший её за талию и после совместного акцента каблуками по паркету развернувший резко к себе.       Стоило вернуться зрительному контакту между ними, Яна сощурилась.       – И ты к этому не приложил руку?       Еще четыре счета отступления она сверлила его взглядом, но Глеб молчал. Яна позволила ему завершить акцент и прогнуть её спиной назад через его вытянутую руку, после чего выпрямилась и все же произнесла:       – Спасибо.       Возможно, между ними было не все так ужасно, как ей казалось. Точнее, возможно, он все же был не настолько дерьмовым вариантом как человек и они могли наладить контакт. В это хотелось верить, потому что иначе дальше местечкового турнира они никуда не пройдут.