Страшная сказочка про любовь

Во время похорон Реджина не смогла выдавить и слезинки. Она не жалела Охотника. Он предал её дважды и заслужил кару. Но всё же убивать Грэма Хамберта было плохой идеей. Пусть за последние двадцать лет он поднадоел ей как любовник, но орудием шериф был на диво удобным, и живым мог бы ещё сослужить службу. Умнее было бы, держа его сердце в кулаке — не сжать, а отдать приказ. И Грэм не мог ослушаться, даже если бы она потребовала расчленить Эмму и закопать в лесу. При одной мысли о таком исходе на губах Реджины расцветала торжествующая улыбка… Правда, тут было одно неприятное препятствие. Если Генри прав, и Эмма не только его биологическая мать, но и дочь Белоснежки и её Принца, с её смертью разрушится и Проклятие. А этого Реджина никак не могла допустить. Но даже если так, мало ли способов? Запугать, скомпрометировать, подвести под уголовщину и поймать за руку — Грэм выполнил бы всё. Но эмоции взяли верх, и сердце рассыпалось в прах между пальцами прежде, чем она успела обдумать всё хорошенько. Теперь Охотнику пришлось искать замену. И хотя вроде бы Реджина была главной в этом городишке, просто отдавать приказы и ждать, когда они будут исполнены - не получалось. Власть мэра не шла ни в какое сравнение с королевской. Законы штата, устав города, перечни должностных обязанностей — все это существенно ограничивало её возможности, да просто сковывало по рукам и ногам! К сожалению, здесь и вырывать сердце нужному человечку было затруднительно… А значит, теперь, когда Грэма больше не было под рукой, ей приходилось идти обходными путями: манипулировать, угрожать, подкупать, притворяться любезной… Это раздражало. Ох уж эта Свон — приехала в её город с какими-то непонятными претензиями на роль в жизни Генри и стала всюду совать свой нос. Да так что горожане начали бунтовать и то и дело отступали от предопределённых им проклятьем сценариев. И был только один человек, который знал, как это прекратить. Румпельштильцхен. Это он вставил в заклинание «предохранительный клапан» — Спасительницу. Но Румпельштильцхен — или мистер Голд, как его звали уже почти тридцать лет, упорно отказывался признаваться в том, что помнит хоть что-то из прошлой жизни. Хотя Реджина была почти уверена — он проснулся. Что ещё могло заставить его забрать Лейси из больницы, если не вернувшаяся память о прошлом? Однако уличить Голда в том, что он помнит о том, кто он на самом деле не удавалось. Он упорно делал вид, что не улавливает намёков, а при упоминаниях их волшебного прошлого только удивлённо приподнимал брови: правильно ли он понимает, что мадам мэр над ним смеётся? Румпельштильцхен всегда был скользким как угорь, но вот только и мистер Голд — при некоторой картонной педантичности его ложной личности — тоже всегда был таким. И короткое слово «почти» не давало Реджине удостовериться в том, с кем из них ей сейчас приходится иметь дело. Да, Голд стал непредсказуем, отступил от привычного распорядка дня, приблизил к себе Лейси, о которой в течение двадцати восьми лет проклятия вспоминал только в дни посещений на психиатрическом отделении больницы... Но с появлением Спасительницы много кто отклонился от назначенных им ролей. Сверчок Хоппер совсем страх потерял и грозил жаловаться на Реджину в комитет по опеке, Мэри-Маргарет ничего не вспомнила, но это не мешало обжиматься по углам со своим амнезиным принцем. Всё пришло в движение… И чтобы взять под контроль этот хаос, ей нужен её старый учитель. Осталось найти способ освежить его память… Реджина не собиралась идти на радикальные меры. Она всего лишь подсказала Гастону — в этом мире его звали Кристоф Лепаж, и вместо меча бывший рыцарь орудовал садовыми ножницами — какую именно вещицу ему нужно взять из дома у Голда. Имп смухлевал, сохранив под Проклятием связь со своей служаночкой. Как именно — Реджина догадалась довольно быстро, не даром училась она именно у Тёмного: магию протащить в этот мир никто, кроме неё, не сумел бы, а вот наложить чары на какой-нибудь предмет, чтобы использовать его в Сторибруке, было куда проще. Кто же знал, что Кристоф вместо того, чтобы сделать своё дело и уйти — подожжёт дом. Впрочем, импровизация оказалась довольно удачной… только вот завела Реджину слишком далеко. В сумке завибрировал мобильный. Реджина машинально обратила взгляд сначала на стену, потом на прикроватную тумбу, но часов в комнате не оказалось. Так что она выскользнула из-под тяжёлого стёганного одеяла и, не одеваясь, полезла за назойливо гудящим телефоном. Прежде чем принять вызов она мельком взглянула в верхний уголок экрана: было до неприличия рано. И это могло означать то, что дело безотлагательное. Ну или что звонивший потерял страх, совесть и рассудок. — Ах, мистер Лепаж, — произнесла Реджина, добавляя в голос сочувствия и доброжелательности. Пусть думает, что её действительно заботит его судьба. Рыцарь-садовник рассыпался в ответных приветствиях, стал благодарить. Пожалуй, это было даже приятно. В Зачарованном Лесу ей редко удавалось внушить кому-либо благодарность, чаще лишь страх. Но когда этот дурак стал отчитываться о проделанной работе, Реджина поморщилась. Ей хотелось обставить всё более изящно… Она всего лишь намекнула и Лепаж схватил на лету. Однако то, что намёк должен остаться намёком и о некоторых вещах не стоит говорить прямо, бывший рыцарь понимать не хотел. — Зачем вы об этом мне говорите? — осадила она его уже холоднее. — Ну как… — растерянно пробурчал Лепаж. — Вы ж сами… — Я вам ничего не обещала, — мурлыкнула Реджина в трубку. — А то, что сказала, что до утра в доме Голда никого не будет… Так это просто… — она принизила голос… — Сказала… — А остальное вы мне тоже просто сказали? — Поделилась наблюдениями. Реджина зябко передёрнула плечами. В квартире было довольно холодно, и она начала замерзать. — Значит вы не хотите увидеть мои находки, мисс Миллз, — Лепаж упорно делал вид, что не понимает что к чему. Или действительно не понимал? Она не слишком хорошо знала рыцаря в том мире. — А вы хотите их мне показать? — она по-голдовски ответила вопросом на вопрос. Говоря по правде, Реджина ненавидела подобные увиливания и ей уже не терпелось скорее закончить разговор. Но потребовать у Лепажа прямо, чтобы он принёс чашку, она не могла. Нужно было надавить на Голда, но подставляться ради этого под возможный шантаж — уж нет. Лепаж должен сам предложить ей… И он предложит, хотя бы потому что скоро поймёт, что не знает, куда деть награбленное барахло. Не в Ломбард же? — А тот сувенир, который вы упоминали… Он действительно так ценен? — Не для вас, мой друг. Но я бы на него поглядела. — И замолвили за меня словечко? — бывший рыцарь всё больше наглел. Уже даже уважительное «мисс Миллз» потерял где-то на пути. Впрочем, он быстро спохватился и продиктовал адрес. — Когда вы будете? — поинтересовался он. — Как только смогу. У меня довольно плотное расписание, а вы, кажется, никуда не торопитесь. Реджина оборвала вызов, и подхватила лежавшие на спинке стула чулки. Она уже успела натянуть левый, как горячая мужская ладонь легла ей между лопаток. — И какие у тебя могут быть дела в шесть часов утра? — Я не должна перед вами отчитываться, доктор. — А я полагал, — крепкие тёплые пальцы прошлись по позвоночнику, от основания шеи до копчика, — что после того, что между нами было, вы могли бы звать меня Виктор… Или Вик, — добавил он, лёгкими круговыми движениями массируя ей ягодицы. Несмотря на царившую в квартире прохладу, Реджине стало жарко. — Вам не стоит мнить о себе слишком много… — А тебе — торопиться, — Виктор сжал её ягодицы, и низ живота сладко заныл, требуя продолжения. — Ты пила накануне. Алкоголь ещё не выветрился, тебе нельзя садиться за руль. — И кто же осмелится меня остановить? — голос сорвался на хриплый шёпот. — Я, — Виктор привлёк её к себе, и Реджина податливо прижалась к мужскому торсу. Пусть у Виктора Вейла не было ни развитой мускулатуры, ни смазливой рожи, как у покойного шерифа, в постели он действительно творил чудеса и за эту ночь Реджина узнала о способах получить наслаждение больше, чем за все годы брака и сожительства с Грэмом. К чёрту! — подумала она, — рыцарь-цветочник может и подождать. А что касается Вейла — Франкенштейна, — услужливо подсказала ей память, — ещё неизвестно, кто кого использует. Пусть докторишка считает, что взял над ней верх, пока она будет дёргать его за ниточки.