Полнолуние, близость смерти и неоконченные дела

Попытайся наполнить эту ночь огнем — Время сомнений прошло. Нет времени гнить в болоте. Попытайся, иначе мы можем все потерять, И наша любовь превратится в погребальный костер. The Doors (1)

Сейчас

Сначала была тьма. Плотная, как толстые занавески, закрывающие дневной свет. Затем появились скачущие желтые пятна, после — серые, мало-помалу переходящие в голубые, и, наконец, небо взорвалось. Хотя, похоже, это было не совсем небо… Ее щеки коснулись чьи-то губы, теплые и слегка грубоватые, знакомые, неторопливые. Потом раздался голос, звонкий, словно щипком сыграли на натянутой струне, вибрирующий, странный. — Нельзя спать бесконечно, Скалли. Рано или поздно тебе придется проснуться и напомнить мне, почему история Спящей красавицы не является признанным доказательной медициной средством против сна. Губы отодвинулись, а затем снова приблизились, на этот раз к ее лбу, где их присутствие казалось более привычным. — Ей ведь уже пора проснуться? — Спросил тот же голос, который она, безусловно, знала, но никак не могла идентифицировать. — У вас рана на голове, сэр. Почему вы встали с постели? — раздался другой голос, который ей не удалось припомнить. А затем свет полностью поглотил ее, и все смешалось.

После, во время и проблески

«Считай это поэтической иронией, Скалли. Лучшая пьеса Беккета (2)». «Мы не мертвы, Малдер». «Если мы не мертвы, что тогда случилось? Где машина?» «Я не знаю. Должно быть, где-то здесь». «Нет, ее здесь нет. А у тебя синие губы». «Тут темно. Губы часто кажутся синими в темноте. Слушай, Малдер, ты собираешься мне помочь или нет? Машины не исчезают просто так». «Еще несколько минут назад мы сидели в ней, Скалли, а теперь она пропала. И мы с тобой очутились на мосту, замерзшие и промокшие, без машины. Но ты права. Почему бы тебе не позвать машину? Я тоже позову машину, а после поглядим, приедет ли она к кому-нибудь из нас». «Не смешно». «Да ладно тебе. Я думаю, это довольно забавно».

18:45

С абсолютно бесстрастным лицом Дана Скалли стояла на перекрестке между бульваром Вашингтона и Восьмой Восточной улицей, ожидая, когда на светофоре загорится зелёный. Пригнанный ветром лист хлестнул ее по лицу, скользнул по модной рваной челке и зацепился за ухо. Она резко вытащила его, смяв черешок. На противоположной стороне улицы хлопал оторванным краем черно-оранжевый баннер, надпись на котором сообщала: «Наш фирменный напиток на Хэллоуин в «счастливый час». Рядом темнело окно, затянутое хлопковой паутиной, и щедро украшенное ведьминскими шляпами, картонными тыквами, крошечными свитерами, надетыми на маленькие манекены, состоящие из одного торса. Рукава свитеров свободно болтались, лишенные каркаса, и это выглядело почти непристойно: словно безрукие, безликие младенцы силились подать знак. Табличка на дверях гласила: «Закрыто на сладость-или-гадость». Когда Дане было десять, ей впервые разрешили без присмотра взрослых пройти по ярко освещённым соседним улицам, собирая сладости. В роли костюма выступало старое вечернее платье ее матери, распоротое на лоскуты, а после снова сшитое воедино, но почему-то так и не законченное. Длинный подол волочился следом за Даной, цепляясь за асфальт и превращаясь в лохмотья, лиф был слишком большим и пузырился в самых неподходящих местах, и при этом сборился на талии, где все это великолепие стягивала лента. Мерцающая ткань уныло свисала, неаппетитно обрамляя ее фигуру, которая в то время имела форму строчной буквы «i». Плетясь позади группы соседских детей с оранжевым ведром в руке, Дана была опьянена мечтами о грядущих временах «когда-у-меня-будет-грудь». О том, как она превратится в помесь Мишель Филлипс (3) и Женщины-кошки, приобретет то самое сочетание гладкой женственности и потрясающей решимости, о котором будут буквально кричать туфли на высоченных шпильках, длинные волосы и тренированные мускулы под кожаными жилетами с бахромой. («Ты слишком много смотришь «Ангелов Чарли», — сказала как-то ее мать, которая, застав младшую дочь за наложением швов плюшевым мишкам, решила, что однажды Дана станет медсестрой). Хранившая ее твердая раковина дала трещину позже, намного позже, после первого сердечного приступа отца, после того, как пьяный парень напал на нее в Квантико, и она вложила ему в руку его собственные яйца, после того, как ее новоиспеченный напарник в первые же пять минут знакомства попытался отпугнуть ее и потерпел неудачу, после того, как ее подстрелили, вылечили, снова ранили, похитили, выпотрошили, выжали, а начальство просто спрятало все упоминания об этом в дальний угол. Приобретенный профессионализм хорошенько обтесал ее, словно снял слой старой краски со стен, с решительностью заправского плотника сострогал, как рубанком, ее наивность. ***** Возвращающиеся со смены работники лениво слонялись у автобусной остановки, хихикали, загораживая собой обезглавленных младенцев в витрине напротив, направлялись за угол, где у паба Кейси веселье клубилось как туман. «Счастливый час на Хэллоуин, Фирменные бесплатные напитки, Конкурс караоке, Костюмированная вечеринка! Приводите своих друзей, приводите своих друзей!» Через двадцать шесть лет после того, как она гналась за Биллом и Чарли от дома к дому, размахивая руками и крича во весь голос: «Подождите, ребята, у меня платье зацепилось, подождите!», Дану удивляли обычные люди, не имеющие твердой опоры в жизни. Эти искренние любители сладости-или-гадости. Кутилы. Прежде она и сама походила на них, будучи такой же свободолюбивой простолюдинкой. Но теперь она крепко стояла на ногах и почитала закон. У нее была стальная воля, но эта воля, казалось, висела в воздухе отдельно от самой Скалли, подбивая расстаться хотя бы с одной добродетелью. Ее официальное звание звучало солидно и в то же время таинственно. Безусловное оправдание для отказа от любых соблазнов: «Спасибо, я пас». Специальный агент Дана Скалли. Ее лицензия на убийство преступников и бесплатную парковку на перекрестках, на спасение жизни и ношение оружия. Противница хэллоуинского веселья, она зажимала подмышкой свой огнестрельный арсенал. Загорелся зеленый, и Скалли пошла, отводя взгляд от веселой толпы. Будь прокляты конфеты, вечеринки и праздники. Впереди ждала тяжёлая изнурительная работа, и ее это устраивало. И все же было что-то жалкое в том, чтобы, сидя в полумраке на своем мягком диване, в одиночестве смотреть «Техасскую резню бензопилой», не обращая внимания на то, что к заднице прилип стикер, а кончики пальцев вымазаны черными чернилами.

21:22

Из музыкального автомата в баре Кейси раздавался приглушенный ритм ударных и синтезатора, сопровождающих соло на гитаре. Постойте-ка, ей знакома эта мелодия… Перемещение во времени? Да, это та самая музыка. Слов она не помнила, но образы всплывали перед глазами: ряды разодетых в пух и прах психов, раскачивающихся взад и вперед, поющих, приплясывающих, снова и снова повторяющих припев. Тим Карри (4) на каблуках и в черном кружевом лифе — Малдер затащил ее на полуночное шоу после того дела в Филадельфии. — Хотите перекусить? — спросил бармен. — Или еще стаканчик? — Ты даже не спросил, чем я занимаюсь, — обижено буркнула Дана, взмахнув рукой с зажатой в ней рюмкой. Она чувствовала себя полностью выдохшейся, тело ниже пояса онемело от долгого сидения, а мозг словно пребывал в густом тумане. Янтарная жидкость выплеснулась на пол, забрызгав ее туфли, стоявшие на соседнем стуле. — Я посмотрела достаточно фильмов и знаю, что бармены всегда об этом спрашивают. «Что привело тебя сюда? Чем ты занимаешься? Ты пьешь? Ты много пьешь? Ты пьешь в одиночку? Ты встречаешься со странными мужчинами? С какими? Чем ты занимаешься?» Но ты меня не спрашиваешь. Ты просто сидишь и не спрашиваешь. Это глупо и немного неприятно. Тебе все равно, что я делаю? Тебе не любопытно? Мог бы, по крайней мере, спросить. Заметно лысеющий, длиннолиций бармен выглядел усталым. Оливкового цвета кожа на его лбу и щеках лоснилась. — И чем же ты занимаешься? — перебил он. Дана надула щеки, словно была до краев наполнена словами и фразами, порядок и значение которых забыла: выспренные придаточные предложения, лишенные основной части, и просто болтающиеся в воздухе в ожидании чего-то. Хоть чего-нибудь… Приличия требовали, чтобы она заговорила. — Я — федеральный агент из… о, мм… мм… — Она хлопнула себя по ноге. — Бюро. У меня есть напарник, который непонятно где делает непонятно что. То, о чем я понятия не имею. Он куда-то сбежал, но дай мне минутку, и я все вспомню. А я работаю в подвале с телами.  — С телами? Она нахмурилась. — С делами. Дана покачала головой и несколько раз моргнула. — Необъяснимые явления и вся эта хрень, или как угодно ее назовите. У меня за плечами две магистратуры и докторская степень, а кроме того, я главный специалист по говорящим куклам и инопланетянам, которые, если вы не в курсе, на самом деле серые, а не зеленые, синие, желтые или какие-то еще. Сейчас такие вещи обсуждают на каждом углу, а я всё это знаю потому, что мой напарник является моим инсайдером, и он считает себя единственным, кто знает что-либо о марсианах и прочей нежити. Но я тоже разбиралась с этими вопросами, и верю только малнен… маклень… — Она изо всех сил пыталась выговорить слово, сбиваясь на вдохе и окончательно теряя способность к чёткому произношению. — Немного… почти нико… не знаю… Но я гонялась за червями-мутантами, вампирами и телекинетиками, которых терзали головные боли и снедали недобрые помыслы, и это напомнило мне… — Она засмеялась, считая себя забавной. Больше навеселе, нежели нетрезвой, хотя в действительности была откровенно пьяна. — Я — леди-монстр. Еще один стаканчик, черт возьми, чтобы поднять тост за мою удачу. — Леди-монстр, — кивнул бармен, потирая свой большой лоб и приподняв уголки рта в подобии ухмылки. Его брови сошлись на переносице как застёжка-липучка. — О, господи. Погодите, я только скажу Джоан, что ее старая история о мистере Чудике отныне отправляется в утиль. Вы уверены, что вам не достаточно? Ваша речь слегка… — Послушайте-ка. — Дана наклонилась ближе к нему и поманила пальцем. Ее голова внезапно закружилась от замешательства и смущения. Но, в конце концов, она была забавной. Она — бунтарка. Однако, по непонятной причине, никто, кажется так не думал. Ей следовало сделать юмор своей основной профессией и уделять меньше времени медицине. Пойти выступать в театр, рассказывать со сцены анекдоты, а кромсанием трупов заниматься в свободное время. Комедиантка-монстр, в буквальном смысле порвавшая публику. — Это Хэллоуин века, мистер. Ее веки вдруг отяжелели, и Дана сощурилась, глядя на окружающую действительность сквозь полог ресниц и дымку засохших контактных линз. На секунду ей показалось, что бармен — это она сама, только юная и полная жизни, с ворохом блестящих идей, готовых в любой момент сорваться с языка. Ее более молодое «я» нахмурилось, недоверчиво глядя на нее, скрестив руки, за одну из которых зацепилась нитка блестящего дождика из лавсана. — Я забавная. Видишь? — Дана внезапно ощутила легкий укол праведного гнева и ткнула пальцем в стойку. — Я пью. Мне весело. Это весело, ведь так? Весело? Какого черта никто не спросил, хочу ли я сигарету? — Ты куришь? — Нет, — вздохнула Дана. — Хотя могла бы. Раньше курила. Всему виной моя одежда? Людей пугает официальный костюм? У меня для вас новости: я сама терпеть его не могу. Он меня ужасно раздражает, но, кажется, он подходит к туфлям, а мне нравятся эти туфли… Тебя же не пугает мой костюм, а? — Ее поразила внезапная мысль, и она стукнула ладонью по столу. — Где, черт возьми, Малдер? Бармен потер лоб. — Малдер? — Мал… — Дана покачала головой, чувствуя нарастающее раздражение. В животе забурлило. — Забудь. Проехали. ***** «Ну что ж, давай просто предположим, что мы умерли». «Малдер, почему ты выбрал именно этот вид помешательства? Причина в том, что сегодня праздник? Или, может, полнолуние?» «Я серьезно, Скалли. У тебя есть идеи лучше? Лично у меня нет». «Хорошо, хорошо. Мы погибли в ужасной автомобильной аварии, о которой, похоже, никто из нас не помнит. Какие у тебя есть доказательства? Какие конкретные, неопровержимые факты ты мог бы предъявить, чтобы подтвердить свое заявление о том, что мы каким-то образом оказались в царстве мертвых?» «Ну, во-первых, наша машина, Скалли». «Не считается». «Почему, черт возьми?» «Потому что мы не знаем, что случилось с машиной. Возможно, нас накачали наркотиками или… или загипнотизировали. Или, может быть, мы чем-то надышались, проехав через газовое облако… Могло случиться множество вещей, но я не помню ничего, кроме знака остановки, и ты тоже, и это говорит о том, что мы, должно быть, находились под воздействием наркотиков, и кто-то украл нашу машину». «Самый безумный угон машины, Скалли? Сомневаюсь». «Почему бы и нет?» «Потому что, во-первых, ещё минуту назад ты была пьяна, потеряла сознание, едва не облевала весь салон, а теперь трезва как стёклышко. Во-вторых, мне холодно, я промок, и у меня нет пульса». «Что, прости?» «Послушай, Скалли. Вот здесь. Мое сердце не бьется. У меня нет пульса. И твои губы все еще синие. И если бы я рискнул предположить…» «Мои губы не синие! Они идеально… идеально…» «Лазурные».

19:44

Окно гостиной превратилось в поле боя множества теплых оттенков: красного, оранжевого, желтого, фиолетового — следы, оставленные заходящим солнцем. Около 19:30 Дана решила отвлечься и приглушила звук телевизора. «Проверьте свои конфеты, — проговорил телерепортер, и Скалли по локоть погрузила руку в ведро в форме призрака. — Не забывайте о безопасности». На экране мелькали рекламные ролики, мельтешили огромные тыквы, разноцветные листья, тянулся нескончаемый марафон фильмов про монстров. Дана постучала ручкой по журнальному столику. Сколько времени прошло с тех пор, как она обжималась с Маркусом Уэлсли в потрепанном бьюике на ПСБ-вечеринке (5) у Сильвии в честь Хэллоуина? Друзья Даны однажды назвали ее неуправляемой, яркой, полной… если не жизни, то, во всяком случае, чего-то подобного. Что случилось с той девушкой? Ей уже тридцать шесть, тридцать шесть, тридцать шесть… Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз была пьяна, по-настоящему пьяна, и смеялась в баре, запрокинув голову, когда перед глазами мелькали вспышки света, и глубоко дышала, чтобы вернуть себе способность хоть что-то чувствовать. Сильные руки обнимали ее за талию, а глубокий голос шептал на ухо: «Вот как надо направлять кий». В этот Хэллоуин она нарядилась самой собой: невыразительно и солидно. Рыжие волосы, светлая кожа, голубые глаза, неплохая мускулатура. В последнее время между ее бровями пролегли тонкие морщинки: углубления, похожие на годовые кольца. Дана Скалли больше никогда не побежит по улице с полным ртом шоколада, пытаясь докричаться до своих братьев, но теперь у нее был настоящий глок, который с лихвой компенсировал давнишние девичьи промахи. Подумаешь… Стук в дверь. И опять, и опять, и опять. Первым пришел индеец, за ним рыцарь-джедай, потом три клоуна, горничная-француженка, ковбой и принцесса в белом шелковом платье. Принцесса была тощей, светловолосой, без переднего зуба. Ходячая упущенная возможность. — Сладость или гадость, сладость или гадость, сладость или гадость! Здравствуйте, мисс Скалли, — пропела девочка, которая жила дальше по коридору, в квартире 4-С. Ее мать стояла в шаге позади нее и улыбалась Дане. Дана заправила за ухо прядь рыжих волос, улыбнулась в ответ и произнесла: — Вот это да, какая же ты красивая, Лиззи! Выбирай любую конфету, какую захочешь, у меня тут целая куча. Лиззи порылась в мешке и, на свою беду, вытянула батончик «Сникерс». Затем пустилась в долгие рассуждения о заклинаниях и о том, как с помощью собственной картонной палочки превратить одноклассников в цветы. Дети могут позволить себе такое, потому что все ещё верят в чудо: в волшебников и фей, заколдованные мечи, эльфийскую пыль и тому подобный сюрреализм. Взмах пышных юбок — и Лиззи исчезла. Когда зазвонил телефон, на другом конце провода оказался Малдер. Дана ответила, протирая глаза кулаками.

21:29

— Кто это - Малдер? — спросил бармен. — А? — Нахмурилась Дана. — Мал… Это… Малдер… Малдер — это Малдер. Ее единственный друг до скончания дней, ее доверенное лицо, ее постоянный соратник по сладостям-или-гадостям. Он отправился в свою квартиру, к своему дивану, а она пошла к себе. Хэллоуинский марафон «Симпсонов», или «Экзорцист», или порно — он никогда не уточнял, чем занимается. Ежегодно они обменивались приветственным «Счастливого такого-то праздника» и вместе садились за стол, на котором громоздились дела о монстрах, вампирах, суккубах… Вечером расходились по домам, где переодевались, ужинали, желали друг другу напоследок спокойной ночи по мобильному телефону (но по некой неведомой причине, никогда — по домашнему). Спали около восьми часов, вставали и повторяли все снова. Даже жизнь, состоящая из паранормального, со временем может стать однообразной. И эта жизнь погребла под собой Дану Скалли. Так вот, значит, на что похож кризис среднего возраста? Голова Даны поникла, и она позволила себе погрузиться в поток ощущений и воспоминаний. Ей хотелось быть дикой. Ей хотелось снова отыскать ту молодую девушку, что была на вечеринке у Мэг Райли в восемьдесят шестом, которая засветилась в студенческом общежитии своего парня после того, как пробовала с ним на пару горькие грибы за мусорным баком на заднем дворе. Будучи двадцатилетней, она жаждала нарушать правила. И преуспевала в этом. Сейчас, когда ей за тридцать, чего она хочет? Одиночества? Страсти? Близости смерти? Ее сотовый затрезвонил, и она отключила его. — Малдер — это… Кто такой Малдер? У Малдера было все необходимое, чтобы идеально подойти ей, чтобы доводить ее до белого каления, заставлять кипеть от злости, дымиться от раздражения, оскалив зубы и сложив руки на груди, задыхаться от негодования. В какой-нибудь другой жизни именно его обнаженная рука могла бы по утрам тянуться через нее к прикроватной тумбочке, чтобы выключить будильник. Это он мог бы умолять ее дать ему ещё пять минут, всего лишь пять, а потом крепко сжимать в объятиях, заставляя задыхаться и кричать в подушку, потому что никакое сердце не сможет такого выдержать. Но огромное множество разнообразных дел, требующих их внимания, не оставляли места для романтики и простых ежедневных ритуалов. Абсолютно! По этой причине Малдер не мог бы быть для нее никем иным, лишь только Малдером. И ещё потому, что Дана знала предмет его страсти, и именно на этом знании строила свою жизнь и свою работу. Малдер интуитивно чувствовал истину, знал, куда идти и что искать. Мысли Малдера были ясны и понятны: вперед, вперед и вперед. Когда он что-то делал, то не оглядывался назад, он просто… делал. Как можно объяснить эти устремления и такую преданность истине? Как заставить кого-то понять, если понять это невозможно? — Малдер — это мое неоконченное дело, — сказала она. — Что? — переспросил бармен. И Дана рассмеялась так безумно, что едва не расплакалась. ***** «Посмотри на это с другой стороны, Скалли. Мы все еще не перестали существовать, и это кое-что да значит, верно?» «Я звоню Скиннеру». «Отлично, валяй! Вызывай его. А еще лучше, позвони Кершу. Он может отрядить к нам своих отборных ищеек. Но сначала тебе нужно найти свой мобильный телефон». «Что?» «У тебя ведь его нет, верно? Твоего мобильного? А я никак не могу найти свой». «Он… он здесь… Где-то тут. Машина, сотовый телефон и… знаешь что? Это просто смешно! Я пойду на берег, чтобы найти… чтобы поискать. Ты можешь остаться здесь и побродить вокруг, мне все равно». «О, нет, тебе не все равно. Я точно знаю, что тебе не все равно. Ты просто боишься поверить в то, что я необъяснимым образом пропустил знак «Стоп», и наша машина слетела с моста, а теперь…» «Заткнись, Малдер. Ты даже не пытаешься мне помочь. Сегодня Хэллоуин, а я знаю, что ты просто обожаешь дразнить меня при любом удобном случае. Твоя очередная шутка, конечно, лучше, чем дохлый паук в моем столе, но…» «Почему ты не можешь просто поверить, Скалли?»

19:47

Невидимая сущность вламывалась в ванные комнаты домов Верхнего Вест-Сайда на Манхэттене. Как агент ФБР, Дана Скалли должна была изучить улики и составить заключение о вскрытии: чистокровный трехлетний бишон (6) по имени Спотти умер в результате того, что полиция остроумно прозвала «убийством туалетной собачки», и напарник без колебаний направил ей по факсу предписание о проведении вскрытия. Даже несмотря на Хэллоуин. Вернее, нет, скажем иначе: именно на Хэллоуин. Фокс Малдер признавал только странные вещи. — Еще одно убийство собаки в городе, который никогда не спит, — сказал Малдер. — Нам нужно успеть добраться туда, пока унитаз особняка Грейси не тяпнул за задницу любимца Джулиани (7). Только Малдер мог начинать разговор, не поздоровавшись, и ухаживать за ней, шепча на ухо романтические сентенции об убийствах собак и унитазах, терроризирующих три штата. — Мы можем отправиться в Нью-Йорк в понедельник, — сказала она задумчиво, прижимая телефонную трубку к плечу. — Но у меня есть кое-какие дела, так что буду признательна, если в эти выходные мне не придется работать. Если не возражаешь. — Согласен на понедельник, — бросил Малдер. — Но обещай присматривать за своим сортиром, если ты понимаешь, что я имею в виду. Дана вздохнула и прижала телефон так крепко, словно собиралась поцеловать. — Я всегда понимаю, что ты имеешь в виду. — Хочешь сказать, что я предсказуем? — Предсказуем? — Она улыбнулась. — Нет, ты не предсказуем. Скорее, прост. — Что делает меня похожим на какую-то шлюху, — промурлыкал Малдер. — Ты опять смотрела мои кассеты, не так ли? — Твои кассеты? Какие кассеты? — Ее щеки вспыхнули. — У тебя же нет никаких кассет. — Нет. Конечно, нет. — Пауза. — Итак, в сторону обсуждение сексуальных предпочтений… Я знаю, что это слишком быстро, но я буду у Кейси через несколько часов. Если хочешь, можешь просмотреть отчеты, наметить план работы, всё, что пожелаешь. Сегодня Хэллоуин, и колдовской час настал, Скалли: полная луна, гоблины, зомби, психопаты. Этот день должен стать национальным праздником нашего отдела, тебе так не кажется? Малдер всегда излагал ей собственное понимание фактов-как-они-есть, в своей неповторимой манере: будто хотел раздеть ее догола. Ее грязным секретом были странные, тихие, темные фантазии. Дана представляла себе всевозможные их вариации: его губы, его глаза, его теплые руки на ее плечах - об этом думала она по ночам, прижимая пальцы к промежности. Кое о чем лучше промолчать. — Спасибо, — сказала она, — но после такого позднего обеда, пожалуй, откажусь. Я подумываю о том, чтобы провести кое-какие исследования для той лекции, которую меня пригласили прочитать в Квантико на следующей неделе. А поскольку сегодня пятница, могу заняться этим пораньше. — О, да ты бунтарка, — посмеиваясь, произнес Малдер. И Дана закрыла глаза, представляя, каково это — лежать обнаженной, не имея между собой и Малдером никаких преград, кроме отчаянной честности и теплого липкого пота. Тайны, шепот, невысказанные слова, неоконченные дела… «Может быть, в следующий раз», — подумала она. Она всегда так думала.

22:01

— Еще выпьешь, милая? Может быть, на этот раз немного воды? Дана посмотрела вверх, слегка приподняв голову от сложенных рук. Часы пробили десять вечера, и все было хорошо. Она читала эти слова в какой-то книге, но не могла вспомнить, в какой. Она отдала все свои философские книги Чарли, когда тот получил диплом инженера. «Просто сохрани их», — сказала она ему. Тогда она часто говорила эти слова. В колледже Дана была застенчивой, кокетливой, и даже - всеобщей любимицей. Она носила обтягивающие джинсы и майки, никогда-никогда не надевала лифчик, а волосы заплетала в длинную толстую косу. Бармен слегка подтолкнул ее большим пальцем, и потолок разлетелся на кусочки, словно стеклянный шар. Это было странно. — Нет, — Дана взмахнула рукой, и что-то тяжелое опрокинулось на пол. — Я в порядке, в порядке, в порядке, в порядке. А потом слова потеряли всякий смысл. ***** «Нет ничего невозможного, дорогая Скалли. Ты просила меня представить доказательства. Что ж, давай начнем. Что с моим пульсом?» «Я уверена, что у тебя по-прежнему есть пульс, Малдер. Тебе просто холодно и мокро, как и мне. Полагаю, мы побывали в воде, верно? Температура твоего тела упала в ответ на холодовое воздействие, а сердечные сокращения замедлились, что затруднило…» «Остановились». «Замедлились». «Остановились… Скалли, ты чувствуешь собственный пульс?» «Нет». «Но ведь должна, не так ли?» «Прекрати, Малдер». «Должна, но ты просто не хочешь этого признать». «Я сказала, прекрати». «Почему? Что не так? Мы все ещё здесь. Мы по-прежнему те, кто мы есть. Мы продолжаем существовать, в той или иной форме. Может быть, не так, как обычно, но, черт возьми, Тоуб Хупер (8) убил бы за такие сведения из первых рук. Чего ты боишься?» «Боюсь? Эта идея необоснованна с научной точки зрения». «Сказал один зомби другому прямо перед тем, как они отправились похищать мозги».

22:17

— Вызвать вам такси, мисс? — Это бармен с пальцами-сардельками и черными волосами, круглыми глазами навыкате и единой смоляной полосой бровей, делавшей его похожим на куклу из Маппет-шоу. Его звали Митч. Или Фрэнк. Или как-то ещё. Она забыла. — Такси? Такси? Ты знаешь кто я? — Дана расправила плечи. — Ты хоть представляешь, с кем ты отовариваешь? — Скалли прижала ладонь ко лбу и закрыла глаза. Ей показалось, что ее тело резко накренилось. Это было неправильно. — Леди-монстр? — Вздохнул бармен. — Наговариваешь… разбазариваешь… — она знала, что слово, означающее то, что она имела в виду, совершенно точно было. Дайте-ка минутку, чтобы перевести дыхание. — Замытариваешь? Перешариваешь? Нет, нет, нет. О черт, я просто потеряла это дурацкое слово. Скажи мне, если найдешь его. ***** «Скалли, как ты думаешь, на что похожа вечность? Я имею в виду, вот если бы ты уселась на этом мосту, хорошенько подумала, а затем изложила свои мысли, чтобы разобраться в этом странном дерьме?» «Малдер, это дешёвый трюк». «Я знаю». «Тогда что ты хочешь, чтобы я сказала? Чтобы я согласилась, что мертва? Хорошо. Я мертва. Тебе полегчало?» «Ты действительно так думаешь?» «Я не знаю, что я думаю». «Мне нужна правда. Хорошая или плохая, правильная или неправильная, мертвая или…» «Правда? Правда состоит в том, что здесь темно, мне холодно, и я не могу нащупать свой пульс, несмотря на то, что точно знаю, что он должен у меня быть. И вот я сижу тут с тобой на мосту, и, кажется, всегда возвращаюсь к этому моменту. Вместе с тобой. Сидя где-нибудь — если не на мосту, то в машине, в офисе, или… в коридоре. И, может быть, именно поэтому все это для меня и есть вечность… Не знаю. Ты думаешь, что это она и есть? Вечность?»

22:45

Воздух стал темным, холодным, мускусным. Слишком много дыма, а у Даны только две ноздри. Она закашлялась и потянула свой напиток через длинную тонкую соломинку. Женщина, облаченная в красное кожаное одеяние, танцевала на стойке бара, распинывая крендельки и орешки к пиву, наступая на круглые следы от стаканов и хлюпая в конденсате и разлитой Мидори (9). Мужчины кричали, вопили, некоторые размахивали зажатыми в руке долларовыми купюрами. Крупный темнокожий мужчина в черной футболке, читавший меню «Бар и гриль Кейси», протянул ладонь, покачал головой, помог женщине спуститься вниз и подвел ее к табурету, стоявшему у музыкального автомата. Женщина качнулась, споткнулась и попыталась вернуть себе достоинство, благовоспитанно скрестив ноги. Музыка становилась все громче, играя крещендо в попурри из «Пляски монстров» (10). Мужчины в купленных по дешевке в ближайшем магазине Волмарт костюмах вампиров, докторов, инопланетян и Суперменов, собрались вокруг женщины в красной коже, предлагая ей сигареты. — Давайте снова перенесемся во времени! — невнятно пробормотала Дана, недоумевая, какого черта она бросила курить. Бармен взмахнул рукой, и спертый воздух противно ударил ей в лицо. — Послушайте, леди, я даже готов заплатить за ваше такси… — Нет, дайте мне немного… — сказала Дана, чувствуя себя все менее раздраженной и все более сонной. — Я немного подремлю, а потом поеду. Бармен покачал головой. — Не думаю, что это хорошая мысль, — сказал он. — Просто назовите мне свое имя, и я позвоню водителю, чтобы он забрал вас. — Все в порядке, — произнес знакомый мужской голос, низкий, глубокий и хриплый. Откуда доносился этот голос? Он возник из тонкой дымки воздуха, материализовался из ниоткуда, но почему это должно ее удивлять? Голос затаился, спрятался в темноте, ушел в тень. Тело, которому он принадлежал, находилось где-то поблизости, но она не могла его разглядеть. — Я отвезу ее домой, — закончил голос. — Что? — переспросил бармен. — Я сказал, что отвезу ее домой! — крикнул голос. Намного громче, ближе, прямо позади нее. Дана чувствовала себя одурманенной, но все же способной соображать. В животе бурлило. Мозг пульсировал, давя ей на глаза с внутренней стороны черепной коробки. Слишком многое осталось недосказанным. Невысказанного было так много, что это причиняло боль. Похоже, у нее проблемы с передачей мыслей от мозга ко рту. — Вы муж леди-монстра? — спросил бармен. — Помнится, меня называли и похуже, — ответил голос, обладатель которого шагнул вперед, и его рука, словно щит, легла на ее лопатки. После паузы голос добавил:  — Друг. — О, поглядите-ка, — сказала Дана, и ее голова снова упала на руки. Она зевнула. — Мисстр брмен, познакомьтесь с моим парннером, мисстром монссром Маллером. Маллер-моннср, это мисстр брмен. Ее онемевшие губы и язык выговаривали слова настолько смешно, что она не могла не захихикать. — Я думала о нем, и у него сегодня день рождения, и ему нужно наверстать упущенное, что бы это, черт побери, ни означало. — Для этого мне потребуется вливать алкоголь напрямую в вены. — Рука по-прежнему лежала на ее спине, потирая позвоночник. Ощущать это сквозь блузку было приятно. По телу прошла дрожь. — Кроме того, мой день рождения был две недели назад, Скалли. — А? — Скалли нахмурилась, уверенная, что упустила что-то важное. — Что ты — а? Это Маллер двухнедельной выдержки… Малдер заправил прядь волос ей за ухо, его взгляд был непроницаемым, но почему-то очень выразительным. — Ну и ну, Скалли. А ты становишься ужасно глупой, когда надерешься. Комната поплыла, стены сжались. — Да-да, — она зевнула. — тело о тебе открыто, приятель. А потом ее голова ударилась о стойку, и все стало черным. ***** «Может, у нас остались незаконченные дела, Скалли?» «Незаконченные дела?» «Ну, да. Обычно, когда духи остаются привязанными к своим старым жизненным проекциям или телесным оболочкам, это указывает на то, что нечто осталось незавершенным. По крайней мере, если верить литературе, коей я прочел множество, у души есть горячее желание свести концы с концами». «Какой литературе, Малдер? Стивену Кингу?» «Мимо. Дину Кунцу». «О, господи». «Серьезно, Скалли. Посмотри на это рационально… Мертвы мы или нет, мы застряли на обочине этой дороги, и будем торчать здесь до тех пор, пока либо не закончим то, что еще не закончили, либо пока эвакуатор не приедет и не заберет нас… Хотя мы всегда можем отправиться пешком обратно в бар и надраться, но я, честно говоря, не думаю, что кто-то увидит нас или поможет нам, так что это будет…» «Крисси Рудей». «Что, прости?» «Восьмой класс, Крисси Рудей. Она была моей подругой. А ещё мне нравился один мальчик, и она знала, что он мне нравится. Она пошла и сказала ему, что он мне нравится, и поцеловала его. А затем на последнем танце года объявила всем, что у меня бактериальная инфекция. И со мной никто не захотел танцевать. Это было унизительно. Если бы я могла вернуться, я бы дала ей по морде». «У тебя все еще та бактериальная инфекция?» «Хочешь, чтобы я и тебе врезала?» «Мне нужно было трахнуть Аннет О’Лири». «И правда, Малдер, ни в чем себе не отказывай». «Фиби Грин, если ты ее помнишь — она приезжала на дело Сесила Лайвли — мы с ней в то время встречались, а Аннет была моей подругой. Однажды она пришла ко мне и… короче говоря, предложила раздеться и немного покувыркаться и покричать. Из какой-то ложной добродетели я отказал ей, сказав, что уже встречаюсь кое с кем. А через неделю узнал, что Фиби трахалась с моим другом. Мне и правда следовало переспать с Аннет. Надо было». «Потому, что ты жаждал мести?» «Нет. Потому, что она была сексуальной блондинкой и придерживалась свободных нравов». «Я бы отрастила волосы или, может, покрасила их…» «В какой цвет?» «Не знаю. Может, в черный?» «О… Черный был в моде в ​​прошлом году, Скалли». «Я бы взяла за правило откладывать дела на потом, поздно ложиться спать по субботам, есть действительно жирный сливочный сыр…» «В тебе пробуждается непослушное дитя». «Я бы больше развлекалась». «Поэтому ты и напилась? Чтобы развлечься?» «Не знаю. Может быть». «Помогло?» «Нет». «Я бы станцевал слэм (11) на хлипком маленьком столе Керша». «Я бы почаще звонила маме». «Я бы позволил Саманте смотреть «Волшебника». «Я бы оставила Квиквега в питомнике». «Я бы выбросил Квиквега в окно».

23:02

Ее лицо прижалось к стеклу. Может быть, это окно? Сильные руки опустили ее на пассажирское сиденье. Он пристегнул ее и сказал: «Все будет хорошо». И ей отчаянно захотелось ему поверить. Тот самый голос, который она знала, который слышала раньше. У нее болела голова, а в животе бурлило, никогда прежде она не чувствовала себя такой выжатой и несчастной. Вероятнее всего, это было неправдой, так как отравление алкоголем часто ощущается как смерть, но ей так казалось, и она не могла избавиться от этой мысли. И небо было каким-то перекошенным, пустым, неправильным. Веки подергивались из-за мелькавших розовых, голубых и желтых точек, и вспыхивающих звезд, словно она закинулась парой таблеток галлюциногена, хотя абсолютно точно помнила, что не делала ничего подобного с двадцати лет. Ей все ещё было слегка за двадцать? Она хотела, чтобы Малдер был рядом с ней, но если ей все ещё было двадцать два, то увидеть его было бы парадоксальной невозможностью. Она уже познакомилась с Малдером? Дезориентированная, с закрытыми глазами, Дана считала, что последние семь лет ее жизни были сном. Что она честно и самозабвенно занималась медициной, как хотел того ее отец. У отца были на нее грандиозные планы: он представлял статьи, напечатанные известным доктором Даной Кэтрин Скалли в «Американском медицинском журнале». Уильям Скалли похвалялся своей гениальной младшей дочерью. Тем, что она изобрела лекарство от болезни Альцгеймера или склеродермии, а потом остепенилась и нашла время для семьи. У него было бы как минимум пять внуков от четверых детей. Как мало он, ее гордый отец, знал о множественных разветвлениях на жизненном пути, полном выбоин и тупиков. Уильям Скалли умер шесть лет назад. А Дане было тридцать шесть, и она была мертвецким доктором, единственной отошедшей от семьи и бесплодной представительницей клана Скалли, лежащей где-то здесь, где бы это «где-то» ни находилось. Человек порой не способен выдержать давящей тяжести детских ожиданий. Ей нужен был Малдер. Чья-то рука накрыла и сжала ее ладони. Нечто, грохоча, вибрировало и кружилось, словно Земля вращалась вокруг нее. — Я здесь, Скалли, — сказал он. — Знаешь, если бы ты подождала часок, мы бы могли пуститься во все тяжкие вместе. Несмотря на мою мальчишескую внешность, на самом деле я уже достиг возраста, когда разрешено употребление алкоголя. — Малдер? — ее голос дрогнул, плечи сжались. — О, Малдер… Его голос был таким нежным. — Ну, что такое? Мозг затуманился, и она вся съёжилась. — Я думаю… я чувствую, что не… не очень хорошо… ***** «Малдер, если смерть… если бы это означало, что ты можешь отправиться искать людей, которых знал или хотел найти в жизни, тех, по кому ты скучал или кого обидел, ты бы сделал это? Ты бы попытался их найти?» «Не знаю. Наверное. Зависит от того, сколько денег я им должен. А что? Ты думаешь о своей семье, верно?» «Скажем так… Напарник из меня получился лучше, нежели дочь или сестра». «Ты же не считаешь так на самом деле, правда?» «Я могла бы быть менее резкой. Я могла хотя бы постараться». «Ты же не знала, Скалли. Никто не может заранее знать такое». «Наверное, нет, но было столько всего, что… например, новогодняя вечеринка у моего брата. Это было ежегодное мероприятие, но я никогда на него не ходила. Ни разу. Билл и его жена приглашали меня каждый год, и каждый год у меня были отговорки. На самом деле, он не одобрял мой образ жизни, а я не одобряла его… неодобрения. Мы с Биллом всегда ссорились, но я подумала… Может быть, если бы я могла сделать так, чтобы он взглянул на вещи с моей точки зрения… Понимаешь? Но я не разговаривала с ним. Я просто не приходила». «Но он же все равно приглашал тебя. Это уже немало». «Может быть». «Что ж… День благодарения в прошлом году… Мама позвонила мне и сказала, что купила курицу — наверное, это было эдаким приглашением с открытой датой. Но я ответил, что у меня другие планы. Хотя на самом деле никаких планов у меня не было. Я весь день играл в баскетбол и отморозил себе задницу. Я хотел позвонить ей, но был зол». «Мы все иногда сердимся, Малдер». «Я был эгоистом». «Мы все бываем эгоистами. Как ты и сказал: ты же не знал». «Это жалкое оправдание». «Знаешь, я видела тогда, как ты кидаешь штрафные под снегом». «Я думал, ты пошла на свой феерический семейный праздник, Скалли». «Нет. Не в том году. Мне это казалось неправильным. Я хотела быть в другом месте». «Где?» «Я ещё не знаю». «Мы могли бы встретиться тогда, Скалли. Это стало бы знаком судьбы. Мы оба были недовольны, упивались собственными эгоистичными наклонностями. Возможно, в какой-нибудь другой вселенной мы в тот день действительно столкнулись друг с другом. Я затащил тебя к Денни — это мой способ празднования Дня благодарения для неудачников. Блины, оладьи, омлеты в форме обезглавленных пилигримов…» «Я бы поцеловала тебя». «Приходи снова!» «Раз уж мы заговорили об этом, я не хочу, чтобы ты умирал, думая, что я какая-то ипокритка (12)». «Мы не говорили об этом». «Я знаю». «Ипокритка, Скалли? Неужели остались люди, которые до сих пор употребляют это слово?» «Стань посерьезнее хотя бы на секунду, и дай мне… просто дай мне…» «Дать тебе что?» «В твоем коридоре, когда ты пытался… когда мы… Иногда я думаю о том, что ты сказал, о том, что могло бы произойти. Если бы все было иначе, если бы я не упала, я бы поцеловала тебя. Я бы осталась. И мне бы это понравилось».

23:13

Смерть — это не одно быстрое безболезненное мгновение. Смерть растянулась на несколько бесконечных минут. Дана схватилась за голову обеими руками и попыталась втолкнуть мозг обратно в череп. Ее желудок был готов вот-вот взорваться. Если бы у нее хватило решимости открыть глаза и пошевелиться, она бы просто распахнула дверь и вывалилась на дорогу, где смогла бы спокойно умереть на асфальте. Но любое движение наверняка приведет к кровавой бойне в ее голове и животе, а если она задумается о том, что произошло с ее двигательными рефлексами, то мозг просто аннигилирует. — Сиди спокойно, Скалли. Я еду так быстро, как могу, — пробормотал Малдер, — Еще несколько минут, и ты сможешь блевать, сколько душе угодно. Его голос, казалось, плыл в облаке пустоты. Но если он был там, значит, она не могла его видеть, но она не могла вспомнить, почему не могла. Легкие вспышки сознания напомнили ей, что он забрал ее из бара, где она напилась до чертиков и выкрикивала тосты, а причина, по которой она ничего не видела, заключалась в том, что ее глаза были закрыты. Она понимала, что не может открыть глаза, потому что в противном случае разразилась бы катастрофа. — Дорога слишком узкая, — продолжал Малдер, — иначе я бы остановился… Ты ведь знаешь, что я остановился бы здесь, если бы только мог? Скалли? Скалли, ты ещё в сознании? Не засыпай тут, ладно? У тебя все будет отлично. Пол раскачивался. Или это был не пол? Это подушка пассажирского кресла! На минуту Дана представила себе, что у сиденья появляются деревянные колеса, прямо как в конструкторе Тинкертой (13), и боковые поручни, чтобы не дать ей вывалиться. Когда ей было семь, у нее была такая машинка, сделанная из мыльницы. Чарли покрасил переднюю часть в зеленый цвет, а Биллу доверили покрасить заднюю. Он залил ее синей краской и написал черным маркером: «Билл — главный!» За эту мальчишескую выходку Дана повалила его на землю и как следует врезала. Левый глаз Билла мгновенно заплыл и посинел, а нос оказался расквашен. Чарли в ужасе смотрел на своего любимого старшего брата, побитого девчонкой. Девчонка, что за глупость! Их мать, тут же разнявшая драку, отправила Дану в подвал, который отец называл гауптвахтой. Воздух там был холодным, мускусным и пах рыбой. Дана расплакалась. Десять лет спустя, когда Билл приехал домой на своей первой машине, Дана нанесла крем для обуви на заднее стекло и нацарапала «Билл — дебил!» жирными белыми буквами… — Скалли! Господи! Мир резко качнулся вправо, и рука Малдера схватила ее за плечо. А затем снова влево, и тогда она поняла, что ее пищевод сжался, а живот скрутился в узел. К горлу подступил съеденный обед. Все вокруг побелело, затем потемнело. Одной рукой она ухватилась за приборную панель, а другой зажала рот. — Черт… Скалли, ты можешь… Ты можешь открыть окно?  — О, — пробормотала она, зажмурив глаза. — О нет. О нет, нет, нет, нет… — Постой, я поверну ручку… — выдохнул Малдер. — Что, черт возьми, делает этот парень? — Раздался визг шин, резкий и безжалостный. — Это был знак остановки, придур… ***** «Скалли, ты когда-нибудь была под кайфом?» «Что, прости?» «Под реальным кайфом. Умопомрачительным кайфом. Как будто ты плывешь, буквально скользишь, и тебе кажется, что все, чего ты когда-либо хотела, падает к твоим ногам, а трава, деревья, пол, потолок — все это вдруг стало… все изменилось. Жизнь окрасилась в совершенно другие цвета, и когда ты открыла глаза, то поняла, почему?» «Ты был поклонником Моррисона?» «Не смейся над классикой, Скалли! Я нашел остров в твоих руках, Страну в твоих глазах. Мы скованы одной цепью, а глаза лгут. Прорвись на другую сторону. Прорвись на другую сторону» (14). «О, скажи мне, где твоя свобода? Улицы — это поля, которые никогда не погибнут. Избавь меня от объяснений. Ты предпочитаешь заплакать. Я предпочитаю улететь». (15) «Хрустальный Корабль? Очень круто, Скалли! Ты, должно быть, была реальным укурком». «Признаться честно?» «Обязательно!» «У меня никогда не было психотропного опыта». «Жалкая лгунья». «Кто, я?» «Тебе понравилось?» «Я ничего не помню». «Хочешь, я тебе спою?» «Ты не посмеешь!» «Греби, греби, греби на своей машинке, тихонько под водой» (16). «Это был… опыт. Это было… Это не было похоже ни на что другое, что я когда-либо делала раньше, и это было крайне волнующе, особенно в первый раз. Я была настолько потрясена… я была потрясена до глубины души. Мне не хотелось возвращаться». «Тогда ты знаешь. Понимаешь». «Ты потерял меня, Малдер». «Именно так я себе это и представлял». «Что? Посиделки в грязи?» «Нет. Каково это - быть мертвым вместе с тобой». «Боже, это самое странное похмелье в истории человечества». «Серьезно. Ни с кем, кроме тебя, не хотел бы я разложиться». «О, пощади, мое бедное сердце этого не выдержит!» «Заткнись, Скалли».

23:35

Она оцепенела и замерзла, быстро-быстро двигаясь по спирали, кубарем катясь вниз по длинной лестнице, но каждый раз, когда земля, казалось, была совсем близко, Скалли почему-то промахивалась и падала снова: без цели, без пункта назначения, просто падала, и падала, и падала. Голоса окутывали ее, пронзали головокружительную, тошнотворную темноту тонкими иглами звуков: «Кто-нибудь, поверните ее, она дышит!» «Кто-нибудь, проверьте второго пассажира». «Он без сознания». «Он то приходит в себя, то впадает в беспамятство. Скорее в бреду, чем в сознании. Он не позволил нам прикасаться к ней, кричал, что мы забираем ее у него. Нам нужен…» «Приведите ее в чувство». «Она дышит?» «Нужно измерить ей давление». Сначала исчезло жжение в животе: пуф-ф-ф, как по волшебству. Затем туннель из темного превратился в светлый, после — в темно-фиолетовый, синий, стал однообразным, влажным, холодным и крайне пугающим. К ней вернулись ее руки, а затем ноги, которые, как она с облегчением осознала, никуда не делись. Похоже, что она ныряла и играла на дне океана: насквозь промокший костюм прилип к телу, под переднюю часть блузки забился песок, а застрявшие между грудей кусочки ракушек немилосердно царапались. Было очень, очень холодно. Подернутая дымкой, но ясная и полная луна освещала ее бледные, дрожащие пальцы с коротко остриженными ногтями. Похоже, она сошла с ума, если торчит на улице в такую ​​погоду. Что на нее нашло? Что, ради всего святого… Она ударилась обо что-то твердое и металлическое и повернулась, глядя на черную воду Потомака. Как она сюда попала? Чья-то рука схватила ее за плечо, и крик, скомканный и жесткий, застрял в основании горла. ***** «Скалли…» «Мм? «Когда ты спросила меня… Когда ты попросила меня оказать тебе эту услугу… Я хотел тебе сказать, что много думал об этом. Очень много. Честно говоря, я просто не мог перестать об этом думать. Я даже купил… купил тебе плюшевого кролика с дурацким бантом». «О, нет…» «О, да». «Но ты ведь не подарил мне его. Что с ним случилось?» «Ну, я… эээ… я вернул его. Я просто нервничал из-за всего этого. Но потом мне приснился… этот странный сон… фантазия… назови как угодно, о том, как ты возвращаешься от доктора после того, как мы… после того, как мы ходили туда вместе… и говоришь, что все получилось. Что ты беременна. А потом мои фантазии перенеслись вперед, и вот уже мы обедаем в кафе у здания Гувера, а официантка смотрит на тебя и замечает твое положение, и спрашивает, какой срок. Я улыбаюсь, и говорю: «Почти пять месяцев». Боже, Скалли, извини, это звучит… так по-идиотски… Забудь об этом». «Это не звучит по-идиотски, Малдер». «Ты так говоришь только потому, что находишься под воздействием моего дерзкого обаяния». «Мне казалось, что я давлю на тебя. Иначе я сказала бы раньше». «О чем? О детях?» «О них, да. Но также и о тебе. О нас». «Тогда я бы заставил тебя уйти… чтобы ты могла их иметь. Я имею в виду, детей». «Я бы не согласилась уйти». «Ничего страшного. Я бы отрекся от тебя». «Ты бы не выбросил Квиквега в окно?» «Я отказываюсь отвечать на этот вопрос без моего адвоката… Ты действительно поцеловала бы меня в ответ?» «Хуже. Я сорвала бы с тебя одежду». «О… Тогда мне нужно удержать тебя». «Удержать меня? От чего?» «Просто удержать тебя».

Сейчас

Когда она пришла в себя, у нее болела голова. Малдер сидел рядом с ней, ел эскимо, а его длинные ноги упирались в ограждения кровати. — Ну? — это было первым, что она произнесла, за неимением более умных мыслей. Ей не удавалось припомнить никаких подробностей, мозг был тускл и затуманен. Она ушла с работы и остановилась на поздний латте — позволительная пятничная слабость — а теперь лежала на жесткой, грубой кровати в синем больничном халате, и на лбу красовалась толстая повязка. За свою карьеру в Бюро Скалли много раз попадала и выписывалась из больниц, но когда она начала отмечать национальные праздники, причиняя себе вред и проверяя собственный организм на прочность, а затем завершать веселье столь впечатляющей амнезией? — Проснулась? — произнес Малдер, поворачиваясь к ней. Его губы были измазаны шоколадом, и он слизнул его, высунув язык. Если это был сон, то очень странный сон. — Я уж было подумал, что у тебя развилось какое-то нарколептическое состояние, и мне придется волочь тебя отсюда на себе. Кровать была короткой, жесткой, обтянутой резиной, двойной, и Малдер плюхнулся рядом, переключая каналы на настенном телевизоре, заграбастав одеяла, посасывая эскимо, свесив длинные ноги через перила. Кровать накренилась под его весом, и Дана покатилась, как шар для боулинга. Она упёрлась локтем в матрас прежде, чем успела врезаться в задницу Малдера. — Что случилось? — спросила она, прижимая палец ко лбу. — Мороженку? — предложил Малдер, протягивая эскимо. — Малдер, что произошло? Малдер выключил телевизор, доел остатки мороженого, облизал и даже пожевал палочку — кусочек дерева заплясал в уголке его рта. Он улыбнулся ей. Улыбнулся очень странно, полностью сосредоточившись на ее глазах, а затем на губах, и что-то тихо произнес. По всей видимости, рассказывая о том, что она пропустила. У него тоже была повязка на лбу: больше, чем у нее, и настолько широкая, что почти закрывала глаз, словно тонкая белая пиратская перевязь. Он провел по ее щеке тыльной стороной ладони. — Ты устроила вечеринку на Хэллоуин для одного, — сказал он. — И к тому времени, как я приехал, праздник был в разгаре. Дана прищурилась, припоминая: образы трепетали, дразнили, распадались. Паззл, одни кусочки которого пытались вдавить в неправильные места, а другие и вовсе отсутствовали. Бармен с густыми темными бровями спрашивает ее, не хочет ли она еще выпить, маленькие свитера, украшающие безголовые манекены, горький вкус алкоголя, посиделки на мосту, танцы на стойке — она действительно танцевала на барной стойке? Видел ли это Малдер? — Я была пьяна, — сказала она, краснея, и глядя мимо Малдера. Ее пальцы проследили контур повязки. Она что, свалилась со стойки? — Ага, — кивнул Малдер. — Слегка перебрала. И когда я подъехал, чтобы присоединиться, то увидел это. Скажем так, тебе было достаточно. Ты была полностью повержена. Не отражала действительность. Я отвел тебя к машине… Дана схватила Малдера за руку. Визг шин, крики, ее скручивающийся в спазме живот, небо, падающее набок, красная вспышка — что это было? Знак остановки? Скрежет металла, покосившаяся подушка сиденья, разбитое стекло, холод, вода, куда пропал ее пульс? — Автомобиль врезался в ограждение моста, — сказала она. — Ага, — кивнул Малдер. — Какой-то пьяный придурок проехал мимо знака «Стоп», и мне пришлось свернуть. Должен сказать, вышло крайне некрасиво. Мы чуть не отдали богу душу. У тебя были сильные повреждения, а я ударился головой, когда пытался добраться до тебя. Думаю, я потерял сознание… Был дождь, кровь и… Хорошая новость: мы не стали кормом для рыб. Плохая новость: если мы продолжим проскальзывать через такие узкие щели, то однажды нас кто-нибудь просто пришлепнет тапком. — Пришлепнет тапком? — Тротуарный юмор. Малдер пожал плечами. Дана вложила свою руку в его и почувствовала, какой он теплый и мягкий. Она наклонилась ближе и поцеловала ладонь Малдера, с удивлением наблюдая, как его глаза закрылись, а губы тронула блаженная улыбка. Палочка для мороженого выпала из его рта на кровать. Сердце бешено колотилось, и она чувствовала это сильное, равномерное давление циркулирующей по телу крови, согревающей ее, поддерживающей каждый орган, даже самый хрупкий. Она жива, и Малдер жив, и это чудесно. Для нее этого достаточно. Она ощущала близость, захватывающую дух, страстную близость, какой она никогда прежде не знала. Между ними было что-то большое, что-то необыкновенное, что-то, поделенное на двоих. Возможно, они знали друг друга раньше, в какой-то другой жизни или в промежутке между этой и следующей жизнью. Его монотонное бормотание звучало в ее ушах: «Мне нужно удержать тебя». — Малдер? — спросила она. Его глаза все ещё были закрыты. — Хм? Она озвучила внезапно пришедшую в голову мысль прежде, чем успела остановиться. — Ты уверен, что мы не… ты не помнишь… мы не были мертвы… прошлой ночью, около часа? Его глаза распахнулись. — Мертвы? — Удивленно переспросил он. — Думаю, я запомнил бы такое. А что? Ты думаешь, мы погибли? Или ты просто решила нарядиться мной на этот Хэллоуин? Дана нахмурилась. — Я точно не знаю, что это было. Но помню кое-что странное… Ты говорил, что мы умерли, и мне было так холодно и мокро, и я сказала… Я сказала, что верю тебе… Она замолчала, покачав головой. — Нет, постой... Я вряд ли сказала бы такое. — Это точно, — согласился Малдер. — Ты должна была произнести это с большим чувством, сделать голос глубже, и не забыть поднять бровь. — Приму к сведению, — сухо кивнула Дана. — Договорились, — сказал Малдер. — Ладно, — вздохнула она. — Так что же вы думаете, агент Скалли? Это был сон, галлюцинация или предсмертный опыт? Малдер ухмыльнулся, ненадолго задумавшись. — Что ж, агент Малдер… — произнес он, — Я полагаю… что… несмотря на периодические приступы безумия и бреда, одержимость международными правительственными заговорами и штопаную рану на голове, ты, без сомнения, самый красивый парень из всех, кого я когда-либо встречала, и сейчас я настолько возбуждена, что готова взобраться на тебя, как на дерево. Дана невыразительно моргнула. — Да-да. Теперь ты смотришь на меня именно так, — улыбнулся Малдер. — Но я, пожалуй, сохраню эту Скалли у себя до следующего Хэллоуина. — Конечно, — иронично кивнула Дана, — не оставляй попыток, и, быть может, чего-нибудь добьешься. И в следующее мгновение не осталось ничего, кроме них двоих, улыбающихся, касающихся друг друга, смотрящих друг другу в глаза. — Итак, — Дана прочистила горло. — Думаешь, я могла бы съесть одно из этих эскимо? — Ее рука опустилась на матрас. Пальцы Малдера скользнули по ней и обхватили запястье, мягко и нежно пробежались по плоскости суставов. — Сладость или гадость, — тихо сказал он, глядя на нее. А потом потянулся к прикроватной тумбочке. Когда он вернулся в прежнее положение, в его руках оказалась плюшевая игрушка - толстый пушистый синий кролик с ярко-красным бантом на шее. Глаза зверька были черными и блестящими. — Я… кхм… увидел это в магазине подарков, и вспомнил кое о чем, что вернул на прошлой неделе. И решил, что могу преподнести тебе запоздалый подарок на день рождения. У Даны перехватило дыхание на середине вдоха, она выхватила кролика из пальцев Малдера и прижала ладонь к его лицу. Теплота узнавания пронзила ее тело: странное впечатление, похожее на дежа-вю, словно она уже видела этого кролика или откуда-то знала о нем. — Мой день рождения только через четыре месяца, Малдер. Ее глаза изучали его лицо, хотя она и не знала, что искала. — И кроме того, ты уже подарил мне тот потрясающий урок бейсбола. Ты испортишь меня своей щедростью. — Семантика, — слегка улыбнулся Малдер. Он пожал плечами, покраснел и внезапно стал таким красивым, что Скалли больше не могла думать ни о чем другом, кроме его глаз, так пристально глядящих на нее. — Ну, я бы точно не хотел, чтобы ты ошибочно посчитала, будто станешь получать от меня подарки каждый год. Это разрушит все волшебство. Так, значит, с Рождеством! Покачав головой и отбросив все сомнения, Скалли поддалась импульсу, зазвеневшей внутри нее струне, которая толкала ее вперед, вперед, не давая оглядываться, думать, анализировать, а лишь заставляя действовать, потому что кто знает, сколько времени им отмеряно? Она обхватила ладонями лицо Малдера, наклонилась и прижалась своими губами к его. И почувствовала прошедший через них разряд электрического тока. Когда она отстранилась, Малдер выглядел до смешного озадаченным. — Счастливого Хэллоуина! — сказала она, тихонько вздохнув. — Вообще-то, на дворе уже ноябрь, — пробормотал Малдер, заливаясь краской, и убрал с ее глаз густую прядь рыжих волос. — Знаешь, я мог бы… все было бы ещё лучше, если бы ты сначала предупредила меня. Дана обняла кролика, ощущая на губах вкус шоколада от эскимо. — Выбери любой другой праздник, и, возможно, получишь предупреждение заранее. Малдер приподнял подбородок. — Угу, леди, сейчас ты выглядишь самодовольной, но подожди-ка до Нового года! КОНЕЦ

Люди верят в то, во что хотят. Но есть ещё кое-что: люди хотят верить. И где-то посередине между желанием верить и верой в желания, находится то, что мы называем истиной. А. Манетт Ансей

Тексты песен: Малдер цитирует «Break on Through to the Other Side», Скалли цитирует «Crystal Ship», а в самом начале — цитата из «Light My Fire»: классические песни The Doors. (1) Отрывок из песни The Doors «Light My Fire»: Try to set the night on fire The time to hesitate is through No time to wallow in the mire Try now we can only lose And our love become a funeral pyre. (2) Сэ́мюэл Бáркли Бе́ккет (англ. Samuel Barclay Beckett) — французский и ирландский писатель, поэт и драматург. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1969 года. Малдер, видимо, имеет в виду пьесу Беккета «В ожидании Годо». (3) Мишель Филлипс (Michelle Phillips) — американская певица и актриса. (4) Ти́моти Джеймс Ка́рри — английский актёр и певец. Обладатель премии «Эмми» и трёхкратный номинант на премию «Тони». (5) ПСБ — принеси свою бутылку. По аналогии с английским B.Y.O.B., bring your own bottle. (6) Бишон — мелкая порода собак из группы болонок. (7) Особняк Грейси — официальная резиденция мэра Нью-Йорка. Джулиани, Рудольф — мэр Нью-Йорка с 1994 по 2001 гг. (8) Тоуб Хупер — американский кинорежиссёр, сценарист и продюсер, специализировавшийся в жанре фильмов ужасов. Наиболее известен по фильмам «Полтергейст» и «Техасская резня бензопилой». (9) Мидори — сладкий дынный японский ликер. (10) Пляска монстров, Monster Mash — песня Bobby «Boris» Pickett. (11) Слэм — движения публики на музыкальных концертах (обычно рок и панк-групп), когда люди целенаправленно и осознанно толкаются и врезаются друг в друга. (12) Ипокритка (устар.) — ханжа, лицемерка (13) Тинкертой, Tinkertoy — детский конструктор, состоящий, в основном, из палочек и колёсиков разного размера. (14) Отрывок из песни The Doors «Break on Through to the Other Side»: I found an island in your arms, a country in your eyes, arms that chain us, eyes that lied. Break on through to the other side. Break on through to the other side. (15) Отрывок из песни The Doors «Crystal Ship»: Oh tell me where your freedom lies, The streets are fields that never die, Deliver me from reasons why. You'd rather cry. I'd rather fly. (16) Малдер переделал на свой лад известную в англоязычных странах детскую песенку. В оригинале слова следующие: Греби, греби, греби на своей лодке, Спокойно вниз по течению. Row, row, row your boat, Gently down the stream.