И я, конечно, скажу тебе «привет» Как будто всё хорошо, собравшись с силами В случайных хитросплетениях примет Мои сигналы слабеющие лови
Аффинаж — Ни за что не скажу тебе прощай
Лале всегда думала, что смерть — это стремительно разящая врага сабля, мимолётная вспышка в старческом сердце, краткий последний выдох мамы на пропитанных кровью простынях. Но бледное, выцветшее лицо Аслана перед ней доказывает обратное. Она сбилась со счёта, когда закончились пальцы на руках, голова постоянно болела и свинцовой тяжестью тянула к земле, поэтому забыла, не смогла в памяти удержать сколько. Сколько уже дней смерть отрывает от мира живых пленного сына царя? Лале тонкими холодными пальцами держит большую мощную руку воина — она тоже уже не тёплая, не проходится ладонью по рыжим волнам волос, не подхватывает её за локоть, уберегая от неосторожного шага. Нельзя отпускать, нельзя, она это знает сердцем, кто бы что ни твердил — её никому не удаётся оторвать от пропахшего травами и железом ложа. Сколько дней? Огненные локоны в полумраке кажутся бурыми, они чистые и лежат аккуратно, только вот завитки у лба вечно мокрые от пота. Лале сама целый день (какой из них?) вымывала из этих рыжих волос комья грязи, засохшую кровь, осторожно расцепляла слипшиеся пряди и распутывала узелки — под ногтями потом остался красный песок. Сколько? Она зажмуривает глаза и силится посчитать — точно больше десяти, а прошло ли уже две недели? Лале хочется себя ударить за то, что забыла, это ведь так важно, невыразимо важно — как ты могла? Не отпускай, не отпускай. Она дёргается и вздрагивает всем телом, когда её пальцы слабо обхватывают чужие — они холоднее. Не чужое пепельное лицо едва улыбается ей уголками синих губ, а потом говорит очень тихо и мягко: — Не прощайся. Конец отсчёта.