Сны во тьме

Кадгар выходит наружу, когда воздух в палатке уж чересчур застаивается, а в носу начинает щекотать от пыли с фолиантов. Разминая затёкшую шею, он оглядывает лагерь, прислушивается, успев немного отвыкнуть от постороннего шума за проведённые над книгами часы. Сейчас кругом тихо — большая часть защитников давно легла спать, и кажется, что в ночном воздухе можно расслышать шелест крыльев ручных нетопырей. Взгляд скользит по редким звёздам, темнеющим на фоне неба верхушкам палаток и сторожевых башен, кое-как выхватывает почти незаметные фигуры часовых и неожиданно цепляется за одинокий рослый силуэт на холме. Кадгар удивлённо поднимает бровь, подходит ближе — и ещё ближе, убедившись в своей догадке. — Привет, — дружелюбно окликает он, оказавшись рядом. Иллидан смеряет его привычным мрачным взглядом ядовито-зелёных глаз-огоньков — с ног до головы, с нечитаемым выражением на лице. — Маг, — наконец всё же произносит он, обозначив, что слышал приветствие, и отворачивается. Кадгар кивает и тут же присаживается рядом. — Что, не спится? Иллидан молчит, невидяще глядя на утонувший в ночи горизонт. Кадгар смотрит следом, приглаживает волосы, подбирая слова. — Тебе не нужно каждую ночь сторожить лагерь. Часовые- — Я знаю, — отрезает Иллидан, всё так же глядя в невидимую точку. — Нехватка сна опасна, — наставительно продолжает Кадгар, поочерёдно снимая перчатки и разминая пальцы. — Хуже сражаешься, хуже мыслишь… Ты же совсем не отдыхаешь. — Я знаю. — Принести тебе чего от бессонницы? Где-то у алхимиков было- — Я не могу там спать, — резко цедит сквозь зубы Иллидан, наконец повернувшись к нему. — Почему? Сердито качнув рогами, охотник на демонов снова отворачивается и смотрит в никуда. В ночной тишине слабо шелестит перепонка крыльев. — Слишком… темно, — наконец произносит он неохотно, всё так же не глядя на мага. — Ты боишься темноты? — Кадгар удивлённо моргает, поднимает взгляд на тёмное небо. — Я думал, ночные эльфы- — Я не боюсь темноты, — шипит Иллидан, и в обращённых к магу глазах отчётливо пылает гнев. — Я не люблю в ней быть. Кадгар успевает проглотить очередное «почему» прежде, чем оно вырывается наружу. Пока он пытается понять, как быть, Иллидан коротко выдыхает сквозь зубы и в какой-то бессильной злобе опускает крылья. — Под Хиджалом… не было света. Лишь редкие далёкие фонари. — Какое-то время он молчит, исподлобья смотрит на мага. — Десять тысяч лет кромешной тьмы. Что ты знаешь об этом? Или думаешь, что после Чёрного храма было лучше? Кадгар качает головой. Презрительно фыркнув, Иллидан отворачивается, снова смотрит куда-то вдаль. — Я редко вижу сны, — неожиданно продолжает он. — В них всюду смерть. И Скверна. А порой нет ничего. Пустота. Бесконечная чернота, где даже звук тонет. И я не знаю, что из этого хуже. — Зелёное пламя коротко мигает из-под повязки в сторону Кадгара. — А какого цвета твои сны, Верховный маг? Кадгар задумывается, хмурит брови, роясь в воспоминаниях. Похоже на вопрос, который он сам мог бы задать. Иллидан сидит, словно и не ожидая ответа, и всё так же вглядывается в горизонт. — Разного, — честно признаётся Кадгар. Острое эльфийское ухо кратко дёргается. — Красные, призрачно-серые, фиолетовые… зелёные, как у тебя. — Помолчав, он оборачивается на лагерь и, оглядевшись, тихо добавляет: — Боюсь, такие будут сниться ещё многим… очень долго. Иллидан молчит, и порой кажется, что на его месте застыла гигантская статуя. Кадгар щурится, пытаясь в темноте различить чужие черты, обеспокоенно хмурит брови. Иллидан не спит уже третьи сутки. Никто не горит желанием узнать, чем это может кончиться. — Пойдём ко мне, — подумав, предлагает Кадгар. Рогатая голова поворачивается к нему, в горящем взгляде отчётливо сквозит множество сменяющих друг друга вопросов. — Я ещё посижу час-другой, — поясняет Кадгар, стараясь не думать о том, во сколько он сам тогда ляжет. — Просто приглушу свечи. Может, при свете тебе будет лучше? Иллидан продолжает прожигать его взглядом, скребя когтями по земле. Исходящее от него недоверие так сильно, что едва ли не ощущается кожей. Кадгар неловко улыбается и начинает перебирать альтернативы, когда Иллидан глухо выдыхает сквозь ноздри и, погасив глаза, потирает переносицу. — Ладно, — неожиданно произносит он. — Пойдём. Кадгар согласно кивает, встаёт, оперевшись на посох. Рядом глыбой поднимается Иллидан, встряхивает крыльями, закрывая собой добрую треть неба. Запоздало вспоминается одна маааленькая деталь. — Только вот… — Уже у палатки Кадгар неловко откашливается, косясь на него. — Койка, наверное, слишком мала будет. И шелест книг- — Мой брат храпит, — вдруг произносит Иллидан, глядя на него со всей серьёзностью. — Громко. Кадгар моргает, осмысляя услышанное. Иллидан кивает со всё тем же серьёзным видом, подтверждая свои слова, и на его лице мелькает тень улыбки. Тихо прыснув, Кадгар понимающе кивает в ответ и, пропустив его внутрь, заходит следом. Конечно же, койка оказывается мала. Несколько минут уходит на то, чтобы собрать свободные одеяла и матрасы во что-то пригодное для спанья. Крылья и рога, как выяснилось, многое в этом усложняют. — Не слишком ярко? — переспрашивает Кадгар, наблюдая за ним со стула. Иллидан дёргает головой, кое-как взбирается на кучу матрасов. Завалившись на спину, морщится, прикладывает ладонь к груди. Кадгар невольно скашивает взгляд, и он готов поклясться, что видел, как на мгновение под пальцами проступил льдисто-голубой шрам. — Больно? — Нет. — Наполненная сомнением пауза. — Холодно. Немного. — Укройся получше. И… — Кадгар молчит, снова смотрит на Иллидана. Тот безучастно смотрит вверх, распластав крылья, и время от времени сжимает зубы. Поколебавшись, Кадгар создаёт небольшой огненный шарик и, завернув в платок, направляет к Иллидану. Тот не глядя ловит его рукой и, осмотрев, вопросительно косится на мага. — Держи рядом. Теплее будет. Он потом растворится, — добавляет Кадгар, чувствуя, что особой нужды в пояснениях не было. Иллидан задумчиво катает шарик в ладони, кивает то ли Кадгару, то ли сам себе, и, положив его на грудь, осторожно накрывает одеялом. Пряча улыбку, Кадгар поворачивается к столу, как можно тише открывает очередной гримуар. — Говори, если что-то беспокоит. — Учту, — глухо отзывается с кучи одеял и матрасов. Время от времени Кадгар оборачивается, присматриваясь к своему соседу по палатке. Тот дышит тихо и ровно, лишь иногда вздрагивая от пляски отблесков свечи. Её гасят лишь утром, когда над Расколотым берегом пробиваются редкие лучи солнца.

***

Кадгар понимает страх Иллидана, когда заглядывает в поглощающую его Бездну и осознаёт, что пути назад нет. Призванная Предвестницей Тьма расползается по Даларану, берёт их в кольцо, словно зверей, и выпивает без остатка. Его рука растворяется первой, затем обрываются крики боли, резко утопая в нигде, и глаза, — уже несуществующие глаза, — обтекает иссиня-чёрная пустота, вечно голодная, вечно пульсирующая, дышащая глубинным холодом. Остатки сознания мечутся в поисках выхода, ориентира, хоть чего-нибудь, но лишь раз за разом тонут в бездонной темноте, задыхаясь, крича, рассыпаясь… Кадгар просыпается в холодном поту, судорожно хватая воздух и чувствуя, как пробегает мороз по коже. Широко раскрытые глаза всматриваются в полумрак, постепенно различают очертания каменного потолка и сложенные у стен мешки с припасами. Под боком неудобно смята простыня. Кадгар расправляет её, глубоко вдыхает и выдыхает, пытаясь успокоить колотящееся сердце, прикрыв глаза, прикладывает ладонь к груди. Та отзывается глухой болью, и под пальцами словно чувствуются удары тёмной магии. Жив. Он жив. Чудом, но жив. Приоткрыв глаза, Кадгар снова смотрит на потолок, поворачивает голову, пытаясь осмотреть комнату. Предметы вокруг утопают в ночном мраке, и пальцы вновь ощущают холодные удары в грудь. Разумеется, он всегда знал, что темнота может быть смертельно опасной. Сейчас она давит особенно враждебно, а в самых дальних углах будто сгущаются иссиня-чёрные тени. Ещё какое-то время Кадгар лежит, всматриваясь в черноту, тихо вздыхает и, кое-как встав с постели, подходит к лежащей рядом сумке. Запустив внутрь руку, морщится от нарушившего тишину шуршания, наконец выуживает надколотый кристалл и, покрутив его в пальцах, печально хмыкает. Иллидан притащил ему светильник незадолго до завершения Аргусской кампании и всунул в руки без каких-либо объяснений, лишь буркнув что-то про память. Светильник был древней эльфийской работы — изящным, серебристо-белым и совершенно не похожим на Иллидана, и даже кристалл в его середине мерцал нежно-голубым светом, а не чем-то хоть отдалённо напоминающем зелёный. Кадгар хранил его, как хранил все подарки и памятные вещи, но зажигать его по ночам ему ещё не приходилось. Иллидана больше здесь не было. Может, и не только здесь. Светильника тоже — его размололо вместе с Далараном. Оставшийся осколок кристалла подобрали выжившие, как подбирали всё, что только можно было найти среди обломков. На память. Кадгар неловко сооружает подобие подставки и, поместив кристалл, коротко, почти несмело постукивает по нему пальцем. Тот слабо вспыхивает, озаряя комнату бледным голубым светом. Чернота за его пределами становится гуще, но уже не кажется такой безнадёжной. Какое-то время Кадгар сидит, наблюдая за искоркой в сердцевине кристалла, подрагивающей подобно пламени свечи. Затем укладывается обратно на койку, ворочается, устраиваясь поудобнее, и, в последний раз взглянув на голубой отблеск, закрывает глаза. Непроглядная пустота иссиня-чёрных снов в ту ночь отступает, окончательно догорая под новым рассветом.