Ночной Каир

Каир. 22:30. Наши дни.   Тёмный переулок, пропахший сыростью, вселял ужас в любого, кто мог бы пройти мимо, однако он был совершенно безлюдным. Стены заброшенных домов впитывали в себя капли тёмной соленой жидкости, она же разлилась маленьким озером по известняковому камню, которым была выстроена узкая дорожка. Дюжина мужчин с автоматами уже минут пять, как никуда не гнались, лишь стояли, гордо рассматривая молодое безжизненное тело, лежавшее у их ног. Страшные глаза глядели сверху вниз, обозначая свое превосходство, и, хотя увидеть их лица за масками было невозможно, почти наверняка понятно, что за ними скрывались зловещие улыбки. Им нравилось убивать, очень нравилось, это, может, и было их работой, однако животные инстинкты всегда брали верх. Возможно, эти люди в самом деле, уверовав в своих богов, старались выполнять, посланную им с небес, миссию, возможно, они действительно были отданы своему делу и вкладывали в свои действия благие намерения, вот только каждый раз, находя очередную жертву, пронзая ее тело винтовочными патронами, они уходили в свою нирвану, погружались в неё с головой, вдыхали запах смерти, крови и мертвой плоти, любовались бледной кожей, глазами, оставшимися открытыми в страхе, даже собственные запятнанные руки казались им чем-то божественно прекрасным. К сожалению или к счастью, эти моменты все же заканчивались, и охотникам приходилось расходиться.  — Я ранен, позаботьтесь об этой нечистой. — Прозвучал из темноты властный грубый голос.  — Будет сделано, — ответил один из подчиненных, - но что с той другой делать ? Со сбежавшей.  — Оставим на потом, ни один из них от нас не денется, не сомневайтесь, всех истребим, всех до единого чёртового черномага. — Сквозь зубы процедил главнокомандующий. В его голосе слышались как ненависть, так и азарт, словно некая радость. Это и было настоящее желание убивать.  *** Эвтида бежала со всех ног, сворачивая в темных переулках, что были известны ей как свои пять пальцев, ведь сколько времени она провела там, занимаясь своей работой и ускользая от, казалось бы неминуемой, смертной казни. Она была ловкой, хитрой и, как ни обидно, скользкой молодой женщиной с тяжёлым прошлым. По правде говоря, терять ей было почти нечего, так как ни семьи, возлюбленного, ни даже друзей у неё почти не было, наверное, оттуда и росли корни ее бесстрашия. Однако какой бы израненной ни была ее душа, как бы сильно она этого ни хотела, Эвтида так и не лишилась своих чувств, прятала их за маской уверенности и безразличия, старалась казаться надменной, но ее страдания всегда были при ней. И вот снова… Из ее жизни ушёл ещё один человек, она лишилась своей последней напарницы. Они с Дией никогда не были подругами, никогда не проводили вместе время за чаем или в любой другой приятельской обстановке помимо рабочей, но Дия все равно не была для Эвтиды пустым местом. Они выросли рядом, познавали мир магии, идя рука об руку и учились выстраивать более-менее дружеские отношения друг с другом и прочими шезму. После смерти Исмана девушки все же немного сблизились, разделяя горе от потери любимого мужчины Дии и лучшего друга Эвтиды. Они так же вместе избавились от Реммао и Рэймсса, узнав о коварных планах обоих, когда те готовы были отдать девушек на казнь, дабы спасти свои собственные шкуры. И вот теперь Дии нет. Она исчезла из жизни Эвтиды уже навсегда. Эва лишь молила богов, чтобы последний человек на всем белом свете, которым она искренне дорожила, которому могла показать свою сущность, свои раны и правду, остался в живых.  Она плелась по улочкам, где ее бы не заметили, наступала на песчаник босыми грязными ступнями, истекая кровью, давила обессиленной рукой на рану, сжимая кусочек своей мантии, как будто шелковая ткань, пропускающая сквозь себя жидкость за считанные секунды, могла остановить кровотечение. Эвтида направлялась туда, где ее бы точно встретил Ливий, к чёрному ходу городской больницы. Не говоря о травмах, она была очень истощена борьбой и побегом, и сил у нее не оставалось вовсе, но, по крайней мере, теперь она была в полной уверенности, что ни один охотник ее не тронет, ведь она наконец оторвалась и смогла уйти достаточно далеко от злосчастной улицы, скрываясь в тенях ночного Каира. Эвтида успела отправить Ливию короткое сообщение, содержащее в себе лишь одно слово: «помоги». Ливий хорошо понимал, что, если Эве понадобилась именно его помочь, значит, она уже стоит на привычном месте и ждёт, когда он ее встретит. Так и было: как только дверь распахнулась, девушка буквально упала в руки лекаря то ли от физической боли, то ли от душевной, либо же от всего разом. Ясно было одно — она чертовски устала и сил идти самой у неё более не хватало.  — Боги, Эва, что с тобой случилось ? — Спросил обеспокоенный Ливий, успев только подхватить ее, прижимающую руку к верхней части живота, на что ответ ему так и не удалось услышать. Тогда он закинул ее руку на своё плечо и довёл до первой пустой палаты, усаживая на кушетку. Она находилась в самом конце отделения скорой помощи, именно там он всегда и принимал Эвтиду с травмами. — Где ранена ? — Уже более требовательно прозвучал вопрос врача, без попыток успокоить и поддержать Эвтиду. Она не хотела двигаться или говорить и Ливий прекрасно понимал, что сейчас ее гораздо больше тревожит душевная боль, нежели физическая, но в этот момент ему требовалось только одно — спасти раненного пациента, а дружеская помощь последует позже. Он вновь попросил ее лечь, поскольку ему требовалось провести хотя бы минимальный осмотр, понять серьёзность проблемы и только после этого, Эвтида наконец-то немного вышла из транса.  — Пуля где-то около рёбер, не могу понять, — она ответила с хрипом в тихом голосе, сопровождающимся тяжёлым сдавленным покашливанием, — очень больно, — добавила она, — очень.  — Сиди здесь, если кто войдёт, говори, что пришла на осмотр к доктору Пеллийскому, главное, рану прикрой, чтобы крови не было видно. Я только схожу за инструментами и сразу вернусь. — Он собирался было уйти, но добавил. — Эва, нормальную операцию провести не получится, я могу лишь вытащить пулю, но это будет здесь и без наркоза, максимум могу вколоть анальгин, но и он подействует не сразу, а времени у нас немного. Будет больно. Вместо ответила Эвтида обратила на Ливия понимающий взгляд, безмолвно сообщая ему, что данная процедура ей уже весьма хорошо знакома. Хоть она и осознавала, какую адовую боль ей придётся испытать вновь и как опасно проводить так называемую операцию вне нормальных стерильных условий, всяко было лучше, нежели попасться и раскрыть, чем она занимается, а уж тем более, глупо умереть от потери крови. Спустя совсем недолгое время Ливий вернулся со стальным медицинским лотком среднего размера, в который он поместил только самые необходимые инструменты: скальпель, пинцет, расширитель, иглу с иглодержателем, спирт и массу марлевых бинтов. Эвтида уже опускалась на спину готовая к извлечению пули, она знала, какую дикую боль ей предстоит испытать, ибо уже лежала на этой самой кушетке, уже кричала от боли, зажимая ладонью рот, проливала литры слез, пота и крови, жаждала умереть, думала это было бы проще, лишь бы Ливий перестал разрывать ее плоть, а после обливать открытую рану спиртом, прикладывая шершавую, неприятно колющую, марлю. И вот это происходит снова: её некому держать, она не имеет права дернуться, может лишь смирно, как солдат, лежать и ждать конца, а боль пронзает её так, словно тело сгорает заживо, а ножи вонзаются в нежную кожу вновь и вновь. Эвтида сама была бы рада выпить сейчас тот спирт, который обжигал ее рану. Радовало только одно — эта девушка была совершенно удачливой и, по словам Ливия, пуля застряла прямо между четвёртым и пятым рёбрами, совсем не задев кость, что имело бы весьма плачевный исход, а кроме того, всего в паре сантиметров от сердца. Ещё чуть-чуть и смерть была бы неминуема.  К концу процедуры Эва уже не чувствовала своего тела, не брыкалась и не плакала, она лежала спокойно, желая только немного отдохнуть, но и такой возможности ей не представилось.  — Я только перебинтую рану и тебе придётся уходить, оставаться здесь нельзя, Эва. — С неким разочарованием в голосе уточнил лекарь, однако серьёзности не лишился, после чего из лежачего положения Эва вышла в сидячее и переместилась на край кушетки, но встать не встала.  — Знаю, Ливий, помню. Бесконечная тебе благодарность, я, как всегда, — твоя должница. — Да, Эвтида была благодарна в самом деле, однако ее лицо выражало совсем другие эмоции, словно ей уже было не до боли, не до Ливия и даже не до себя самой. В ее опущенных глазах и сухих поджатых губах проглядывалась несвойственная ей печаль. Казалось, слеза, собравшаяся в уголке ее глаза, готова была потечь вниз по щеке, но и этого она себе не позволила. И не стала бы этого делать, не будь с ней сейчас Ливия, присевшего рядом, задавая тот самый вопрос, в котором она очень нуждалась.  — Что на самом деле случилось, милая Эва ? — Ласково произнёс мужчина. И вновь она не ответила, только легла на, всегда подставленное ей, дружеское плечо и пробыв так пару минут, принялась плакать, так тяжело и сильно. Слёзы катились по ее лицу, не останавливаясь, к голове приливала кровь и выступали вены на лбу, а ком в горле вместе со сдавленными всхлипам заставляли ее терять воздух, который она беспрерывно пыталась зачерпнуть, делая маленькие рваные вздохи. Ливий только обнял ее, не говоря больше ни слова, очень осторожно и бережно положил руки на ее плечи, позволив Эве прислонить голову к его груди. Он очень старался не задеть свежую рану, на которую сам только что накладывал швы и бинтовал, но его объятие было настолько тёплым и искренним, что физическую силу прилагать вовсе не требовалось. Только тогда истерика Эвтиды начала нарастать, ее тихое хныканье превращалось в настоящие рыдания, в душераздирающие крики, а руки ее стали прикрывать, покрасневшее от подскочившего давления, лицо. Благо в больницах часто встречались плачущие пациенты, однако, даже если бы это было чем-то необычным, Ливий все равно не стал бы просить Эвтиду прекратить плакать. Иногда ему казалось, что Эва, ставшая ему близкой подругой, даже почти сестрой, была важнее собственной карьеры врача, важнее многих вещей в этом мире. Для Ливия Эва была лишь беззащитной молодой девочкой, потерянной и разбитой, поэтому он просто позволял ей отпускать свои эмоции, так громко и так яро как ей того требовалось, более того, он и сам старался этому способствовать, иначе с кем как не с ним она бы оставалась собой.  — Дия погибла на моих глазах. — Выдавила полушёпотом Эвтида, как только немного пришла в себя и смогла аккуратно отстраниться от объятий близкого человека.  Они долго глядели друг другу в глаза, Ливий смотрел с пониманием и сожалением, а Эва словно хотела, что-то добавить, но либо боялась, либо не знала как, потому Ливий сам сказал за неё.  — Я знаю, что она не была тебе сестрой, не была близкой подругой, но я понимаю твою печаль. Вы вместе выросли, вместе работали, а теперь ее не стало и ты думаешь, что совсем одна, но это не так. Я не из твоих, Эва, это правда, я не шезму и никогда не смогу войти в ваши круги, даже если захочу, но я все равно твой друг, я никуда не уйду, никуда от тебя не денусь и пусть я не такой, как ты, это не мешает мне любить тебя и заботиться. Ты не одна, правда. Не одна.  Ливий предполагал, что скорее Эва снова заплачет и против, кончено, не был, однако к его удивлению этого не произошло. После тёплых слов поддержки, на лице Эвтиды появилась кривая, но такая же тёплая улыбка. После ещё нескольких минут, которые понадобились девушке, чтобы расслабиться и прийти в себя, Ливий снова заговорил. — Приходи, Эва, почаще, никто в городе не знает, что ты — шезму, поэтому не бойся, а в случае чего, я прикрою. Не забывай меня навещать и если понадобиться помощь, ты помнишь, что всегда можешь позвонить или просто наведаться ко мне, но сейчас тебе, к сожалению, надо уходить, скоро начнётся обход и каждую палату обязательно проверят. Я не смогу тебя провести, так как мне нельзя просто оставить стол с инструментами, надо все убрать, поэтому идти придётся одной, выходи через главный вход, постарайся идти ровно и никто ничего не заподозрит. И вот, надень это, — Ливий, ранее забравший у Эвтиды ее окровавленный плащ шезму, теперь протянул ей простую чёрную футболку, — чтобы прикрыть бинты, так будет незаметнее, что что-то не так. — Поняла. Спасибо тебе ещё раз Ливий. Хорошей смены. — Она улыбнулась напоследок и довольно быстро направилась к выходу, пока Ливий наблюдал за ней, облокотившись о косяк около кабинета.