Ужасные истории

      На протяжении всего девятнадцатого века поляки воевали с Российской Империей за свою независимость, и всякий раз неудачно. Неудачи, а точнее трагедии (все восстания были очень жёстко и жестоко подавлены) порождали, кроме горечи, ненависти и разочарований от разбитой мечты и погубленных надежд, великое множество психзащит.  Как вам, например, идея, что Польша — это Христос народов, страдающий за грехи мира?       Или, скажем, польский позитивизм, возникший на фоне поражения восстания 1863-1864 годов?       Вы спросите, что такое польский позитивизм? А это целое течение в польской литературе и философии.       «Хватит, — говорили образованные поляки, после того, как пережили поход Муравьёва-Вешателя и отправку своих родных по этапу в Сибирь, — хватит этой экзальтированности и побега от жизни в великое прошлое! Вся эта рыцарственность, весь этот культ прекрасной дамы Польши — полная дребедень! Нашу страну спасёт не высокомерное панство, которое относится к своему народу, к крестьянству, как к быдлу, не замшелые традиции и закостенение, а рациональные начала новой жизни, забота об экономике, хозяйстве и просвещении! Стыдно быть европейской страной в просвещенном девятнадцатом веке и исповедовать самые пещерные предрассудки о женщинах и евреях! Всё, больше никакого романтического помешательства и охов-вздохов о славе пращуров! Что вы там пишите, пан Сенкевич?!»       К слову, о женщинах и евреях.       Очень легко сказать «с понедельника начинаю новую жизнь», но ты попробуй начни. Любой, кто хоть раз пытался бросить курить и начать бегать по утрам, понимает, о чём речь, остальным придется выслушать рассказ о прекрасных дамах, сказочной упёртости и инерционной силе.       Никогда, вот просто никогда Романовы не делали выводов и не учились на своих ошибках. Эти замечательные люди отлично умели играть в игру «горе побежденным», и, как правило, начинали притеснять людей за каждый чих.       После поражения Январского восстания многие молодые польки, как и другие женщины в Западном крае, в знак скорби по убитым и казнённым повстанцам, по своей родине надели траур.       Царская власть, умная где не надо, живо это просекла, и, естественно, естественно, повела себя как полный держиморда: то есть принялась запрещать носить траур. Романовы отлично умели доебываться до мышей и позориться до конца.       Они недооценили полек.       И предприимчивости евреев.       Ведь если полька хочет высказать презрение тем, кого она ненавидит, а еврей хочет заработать денег и показать фигу в кармане, то здесь не то что царские чиновники, а чёрт в ступе, небо и Аллах бессильны и подвинутся.       Воображаю, как это было. Предположим, в мастерскую еврея средних лет влетела изящная барышня в огромном, по моде тех лет, черном платье с кринолином. Еврей заинтересованно поднял голову и начал считать в уме возможные потери и прибыли, барышня сорвала вуаль с пылающего лица и яростно выпалила:       — Я хочу дать пощечину этих негодяям, но не хочу ехать в Сибирь к старшей сестре, которая вышла за моего больного чахоткой жениха!       — А я хочу отправить сына учиться и готов помочь панне за небольшое вознаграждение. Одна маленькая справка — и вы уже не экзальтированная молодая особа, которая пишет плохие стихи, грустит и травит себя мышьяком, а добрая католичка, которая носит траур по любимому троюродному дяде!       — Сколько?       — Ну, положим триста злотых.       — Матка Боска, да вы ростовщик! Это грабёж! Есть же такие бессовестные люди, пся крев! Жидовская ты душа, на всё, кроме денег и Торы тебе плевать! Честь страны? Какая честь страны?! Свобода?! Какая свобода?! Да будь ваша воля, вы бы, жиды, и гвозди, которыми нашего Спасителя распяли, продавали вы по тройной наценке! Гореть тебе в Аду, гнусный ты скряга! Святой Казимир, это не жизнь, а сплошное куревство!       — Панна, панна, да разве же это много? По всей империи кризис, за злотый и за рубль уже дают в морду и лишают последних штанов! Да и должен же я как-то буду отбить затраты на такое опасное предприятие!       — Да полно вам врать, чем вы рискуете?       — Всем! Подделка документов — это как подделка денег, только в сто раз хуже, за это и выпороть, и в Сибирь сослать могут. Вот, посудите, панна: оборудование купи, наборщика найми, художника, так, чтобы подделка была неотличима от настоящей справки — найди, денег, чтобы он лишнего не болтал, дай. А помещение? Вы хоть печатный пресс в жизни своей видели, вы представляете, какая это махина? Много во всей Варшаве таких помещений?       — Это двести злотых.       — Ах, чума! А взятку полицмейстеру, чтобы он не разнюхивал, что да как, и глаза вовремя закрывал, а вы думали, люди бесплатно работать будут? Вдобавок, мы все так рискуем и для чего? Для того, чтобы слышать обвинения в бессердечии и неблагодарности?! Да я продешевил и цену себе в убыток назвал. Шестьсот злотых! А будете возмущаться — поставлю цену в тысячу.       — Я пойду к вашему соседу!       — И он скажет то же самое. Ну, панна, не упрямьтесь, что вам дороже: деньги — или возможность сказать делом то, что вы думаете, всего за тысячу двести злотых? Что вы торгуетесь, как немка?       — Восемьсот, и ни монеты больше.       — Идёт! Так бы и сразу.       Ударили по рукам, и вскоре молодые польки надели и траурные платья, и густые креповые вуали, и камеи из оникса. Ну а что поделаешь — все эти троюродные дядюшки, тётушки и кузены Вацлавы каждый год исправно мёрли, как мухи.       Царские чиновники в досаде жевали усы, ибо дураками они не были и всё прекрасно понимали, но, во-первых, не могли ничего доказать, а во-вторых, всё ещё любили и уважали и псовую охоту, и взятку борзыми щенками. На подпольные фабрики и типографии периодически устраивались облавы, и кого-то даже отправили в страшный город Забайкальск, или, хуже того, Томск…       А фабрики и типографии всё равно вылезали, как грибы, после дождя, и прекрасные польки носили траур по очередному сожранному царской властью Тадеушу или Константину. Поговаривали, что одного товарища губернатора этот вечный траур разозлил так, что он потребовал у польской панны показать, где похоронен очередной её родич. Прекрасная полька не подвела и через полгода, когда осела земля, привела этого господина на могилу со скорбящим ангелом, где впоследствии на памятнике появлялись новые имена то ли одиннадцать, то ли двенадцать раз. Что вы хотите, это Польша: здесь дорогая земля и большие семьи, каждое место на кладбище передается в наследство.       Самое смешное, что даме верили. До самого объявления независимости, когда она, уже дряхлая старуха, собралась, да и плюнула и на могилу великого князя Константина Павловича, и того самого товарища губернатора. Панна, может, и сделала бы что похуже, за полвека с лишним у нее накопилось порядочно яду и желчи, только она достала из изящного ридикюля все эти липовые справки, сожгла их, развеяла пепел по ветру и…. В тот же день умерла свободная и счастливая.       Какая же мораль из этого следует?       Да, в общем, простая: если человек хочет выразить свою позицию и плюнуть в лицо тем, кого люто ненавидит, он найдёт способ получить желаемое.       Да, даже если ему придется сотрудничать с теми, кого он терпеть не может.       Да, даже если за свое право красиво показать фак в рамках закона ему придется отвалить бешеные деньги, он всё равно это сделает.       Не бесите кротких и не пляшите на достоинстве бесправных, потому что сначала вас будут умолять, до вашей совести попытаются дозваться, а потом вам громко и показательно дадут по морде за всё плохое и хорошее разом.       И уж точно не запрещайте людям скорбеть по их мёртвым и проживать их горе. Побеждённый не обязан делать хорошо, красиво и удобненько победителю. Особенно за счёт целого и живого себя.       Но чтобы понимать это, надо уметь думать и не иметь любой вид опухоли «империя головного мозга», в просторечии «нарциссизм».       Ладно, для этого достаточно иметь минимальную эмпатию и хоть какие-то задатки стратегического мышления.       Романовы в массе своей этого не умели: оттого и полетели в восемнадцатом году царские головы с плеч весело, прямо как капуста, оттого в их пышных дворцах, когда пришло время, и стоял плач и скрежет зубов.       Увы, история никогда ничему никого не учит. Особенно тех, кто вместо учёбы умиляется на хруст французской булки, в голову ест и тихо рукоблудит под партой под просмотр очередного «Сибирского цирюльника».       Ну и самый главный вывод: если человек ненавидит вас достаточно сильно, он всё равно плюнет или нассыт на вашу могилу, чего бы ему это не стоило. Ни возраст, ни болезни, ни дышащая в затылок смерть с косой настоящей, поколениями взлелеянной ненависти не помеха.