лети на все стороны

Снаружи начинается дождь. Это долгий день — долгий и понурый. Все они не из легких, но Капелла запрещает себе уставать: на потухший маяк никто не поплывет, а затонувших и без того слишком много. Ласка залезает на кровать в отсыревшем платье с грязными ногами (изрезанными не травой — как у невест — а острыми плитками мостовых). Стеклянным взглядом скользит по одеялу из цветных заплаток, большой подушке, оставшейся еще от матушки. Возможно, даже сорванца Спичку смутило бы залезать в грязном на чистое постельное — тем более постельное Хозяйки — но у Ласки на этот счет в голове давно нет границ. Капелла предлагает набрать бочку, но Ласка отказывается. Она и оставаться-то не хотела — что ей дождь, ее хранит холод могильных плит, въевшийся в самые кости. Одна ночь, заверяла Капелла. Всего до рассвета. Мертвецы твои тоже спят, сама рассказывала. Ласке нечем крыть — она и не пытается, похожая на выцветшего мотылька. Только взгляд все еще растерянно перетекает со стенки на стенку — словно она никак не может вспомнить, что здесь делает. — Ласка, — мягко тянет Капелла, перехватывая и ее руку, и взгляд, и даже мысли — за последнее особенно радостно, ведь иногда в голове у Ласки вместо мыслей — зияющая пустота, открывающая гнилую пасть, и из такой ее не вытянуть даже самому ловкому кукловоду. За окном раздается отсверк. Голова Капеллы — на коленях Ласки. Огрубевшие пальцы — в ее волосах. Вплетают сны и туман в рыжие косы, едва ли ярче полумрака одинокой свечи.Ласка сама белая как воск, прозрачная как стрекоза. Проткни ее — польется стуженая вода. Вскрой — обнаружишь не органы, но тину и речной песок. Даже имя ее — и то плавится на языке. — Спой мне, — просит Ласка треском витражей и степным ветром. И Капелла поет — о забытых чудесах, обломками впивающихся в небо, о расфальцованных надеждах, об исчезающий в молоке Степи дорогах, по которым могут ходить только Невесты. Капелла поет — о том, что еще только предстоит, и том, чьи видения давно похоронила под слоем золы, воспоминаний и вороха пустых обещаний, не приведших ни к чему, кроме новому горю. Капелла поет, ощущая, как медленно пропускает ее волосы сквозь пальцы Ласка, становясь чуть более живой — чуть более реальной в эти секунды. Капелла поет. И Ласка слушает.