Надежда

— Есения, блять! — входная дверь квартиры Меглина громко захлопнулась. Есения, едва оторвав голову от подушки, поняла, что она так и не закрыла дверь, вернувшись после похорон. — Стеклова, блять, если ты сейчас не встанешь, я вылью на тебя воду. — Мы не в иронии судьбы, — пробормотала Есеня и перевернулась на другой бок, тон был похож на тон Родиона, но это был голос женский. — Нализалась, блять... — пробормотала блондинка и перевернула на девушку на кровати графин воды, который неизвестно откуда оказался рядом. Есения резко подскочила, чувствуя, как раскалывается голова и вода струйками стекает по ее длинным волосам. Ее неосознанный взгляд остановился на коротких волосах блондинки. Так знакомо, кажется, Есеня ее уже видела. Когда? Она пыталась сообразить своим воспалившимся мозгом, когда видела и кто это, но так и не могла понять. «Сейчас бы выпить» — билось одной тревожной мыслью в ее мозгу. Есения потянулась к железной фляге Меглина, но блондинка оказалась ловчее и выхватила флягу прямо с ее руки. — Вот уж пить я тебе точно не дам, Стеклова. — блондинка подтащила стул к кровати и обернув его спинкой к кровати, села, внимательно смотря на девушку. — Дай бутылку. — Есения поднялась на локтях, пытаясь дотянуться, — Алекс? — Вспомнила наконец-то, несчастная, — хмыкнула блондинка, — Настолько плохо было? — Дай бутылку. — Есения встала, отводя пальцами мокрые волосы от лица. — Будь человеком. — Нельзя тебе пить. — Алексия сама хлебнула из фляги, словно бы издеваясь. — Родик помер, так и ты себя в могилу свести хочешь? — А зачем мне жить без него? — Есения начала рыдать, давясь всхлипами. Алекс схватила Есению за шкирку, резко наклонившись над кроватью, и встряхнула. Залепила сильную пощечину, словно бы надеясь, что так она придет в себя. — Собирайся. — так и не увидев осмысленного взгляда, она поднялась, — Две минуты на сборы. Есеня вздрогнула, от слишком знакомой фразы, так, кажется, Меглин когда-то говорил. Но Алексия была похожа на него, она тоже была из «наших» и тоже работала в полиции, как и Меглин. Разве что чердак у нее не так сильно, как у Меглина протекал, но раз на месяцок к Бергичу она ложилась. Там ее Меглин и познакомил с ней. Алексия Березовская, из бывшей секты, которую уже давно не называют вслух, убегая, отравила половину ее членов. Меглин как-то шепнул, что это случилось после группового изнасилования-посвящения Алекс в члены секты. Есении было искренне жаль эту молодую женщину, но расспрашивать больше постеснялась. — Шустро, Стеклова, время не ждет, — Березовская снова хлебнула с фляги, прикрывая голубые глаза и наблюдая за тем, как Есения собирается, — А Бергич тем более не ждет. — Ты собираешься меня ему отдать? — Алекс чиркнула спичкой, зажигая сигарету и втягивая дым. — Ты верила Меглину без оглядки, поверь теперь мне, — Алекс грохнула дверью, зная, что Есеня ее догонит. Хотелось выть, без Меглина было тоскливо, и она даже представить не могла, насколько же плохо было самой Стекловой. Но кто-то должен держаться, если и Алекс впадет в депрессию, то они обе будут валяться и заливать все алкоголем. Но Меглин бы этого не хотел, значит, она будет держаться, за то, что он ее вытащил когда-то, за «наших» да и в конце концов в честь его памяти. В черной машине было накурено и стоял легкий запах ментола; Алекс курила с ментолом, другие вызывали тошноту. Есеня громко стукнула дверью, зазвенела ключами, и тут же села в машину, нахохлившись, как воробушек. — К Бергичу? — только спросила, и взглянула на Алекс, словно бы ожидая, что та все сейчас объяснит, что все станет легко и просто. — Жвачку возьми, перегаром разит за километр, — мотнула головой блондинка, заводя машину, — В бардачке. Дорога двигалась вперед, а в машине стояла тишина. Есеня полностью погрузилась в свои мысли, ей не хотелось даже дышать, но почему-то их путь очень скоро закончился, и именно у дома учительницы. — Софья Зиновьевна, — кивнула Алекс, — Здравствуйте. — Алексия, — учительница добро улыбнулась, — Есения. Какими судьбами? — Меглин сдох. — емко бросила блондинка, вталкивая Есеню в квартиру. — Есене – чаю, нам я вина принесла. Ни слова, Есень, выпьешь позже. Стеклова кивнула, даже не пытаясь возражать. Что-то перемкнуло в ее сознании, а, может, она просто ухватилась за единственную нитку, связь с Меглиным, человека, который все контролирует. Ей хотелось спрятаться, как маленькой девочке, чтобы кто-то защитил. Меглина рядом не было, отец защитить не мог. Может, если бы не Алекс, Есения искала бы защиту у кого-то другого, может, у Жени или еще у кого-то, кто бы оказался рядом. — За «наших»! – тем временем, они уже выпили. — И за Меглина. — И она – из «наших», — кивнула головой Алекс, — Только не понимает пока. — Моя мать была из «наших», — отозвалась Есеня, непривычно тихо. Слишком много она переосмыслила за последние дни. — Значит, к Бергичу, — кивнула Алекс, и снова чокнувшись с Софьей Зиновьевной, допила вино с чашки. — Поехали. Алекс быстро встала и, попрощавшись с Софьей Зиновьевной, утащила Есению за собой, к двери. К больнице надо было ехать через полгорода, будет время поговорить. — Ты с ним спала? — Есения сама начала разговор, заставив Алекс громко рассмеяться. — Ты за рулем. — Алексия прикурила, выдыхая дым в окно. — Дорогу к Бергичу знаешь? Есения кивнула и завела машину, все еще ожидая ответа от Алексии. — Я с ним не спала, — выдохнула вместе с дымом, блондинка, тряхнув волосами. — А ты? — Я… — Есения замолчала, и машину чуть повело влево. — За дорогой следи! — прикрикнула Алекс, схватив руль. — Поняла я о высоких чувствах, поняла. Есения молчала, не желая даже слово сказать. Она словно бы знала, что Алекс не осуждает, что она понимает, хоть у нее к Меглину были совсем другие чувства. — Пила я с ним, — вдруг начала блондинка, подняв свои большие глаза на Есеню, — Пила по-черному, лет семь назад. Он чуть помладше был, я так совсем дурой пустоголовой. Только-только из этой секты вырвалась, весь мир такой хуйней казался, ни жить не хотелось, ни умереть. Вот и пила тогда не просыхая. Веришь, желания убивать совсем не было. Хотелось лишь забыться, скатиться в забытье, не думать и не вспоминать. Он сначала со мной пил, рассказывал, говорил, что я теперь с «нашими», что больше не нужно бояться. Я слушала. Мать не слушала, а его слушала, представляешь? Есения молчала, слушая и улавливая историю, которую могла бы никогда не узнать, если бы не смерть Меглина. — Я это к тому, Есень, что, — Алекс хлебнула из фляги, — Он не мертв, пока живы все «наши», которых он из того света вытащил. И таких много, поверь мне. На городок наберется. Приехали. Алекс вышла из машины, громко захлопнув дверь машины. Есеня быстро направилась за ней. Вокруг были больные, и Алекс знала, что придет время и она будет среди них. Они вошли в больницу и Алексия сразу утащила Есению куда-то в сторону, где была одна приоткрытая дверь. — Мы пришли. — все было окровавлено, а на столе лежали окровавленные инструменты. — Что видишь, Есения? Смотри внимательно. Есения чувствует привычный запах крови, чувствует, что он такой знакомый. Почти родной. Ванная рядом. С кровью. Думай, Есения, думай. — Меглин… - она ничего не понимает, — Тут его резали?... — Да. — кивает Алекс, проводя пальцами по хирургическому столу, — Кровь свежая. — Его же вчера похоронили. — Есения сползает по стене от рыданий. — Живой? Она кидается на Алексию, дергается, пытаясь вырваться, пытается стукнуть ее. Тяжело, Алексия держит крепко, не позволят навредить. — Ты знала, что у Меглина сердце справа было? — шепотом спрашивает она, — Врожденное было. Операция длилась больше 14 часов, сердце то запускалось, то снова умирало. Словно бы его кто-то держал тут. — Живживживживживжив, — бесконечной скороговоркой говорит Есения, выдыхая наконец-то, впервые за многие дни. Алексия ее ведет в другую комнату, где есть лишь одна кровать и он. Бледный, еле дышащий, но живой. Живойживойживой. Есене самой кажется, что она с ума сходит, но ведь не сходит. Реальный, потрогать можно. И рана, повязка возле груди. — Алексия! — где-то в другой вселенной кричит Бергич, но Есеня его не слышит, стоя на коленях перед кроватью, держа за руку Меглина. Он всего-то просил держать его за руку. — Зачем ты ее привела? — Чтобы не спилась, и ребенка не потеряла, — не оглядываясь, бросила она, — Проверьте, ребенок его. Есеня не слышит никого, она не знает, что будет дальше, но сейчас у нее есть надежда на жизнь. Жизнь с человеком, которого она любила настолько сильно, чтобы убить.