***
То, что Олух больше не был угрюмым и наполненным предвоенным запалом, Иккинг итак мог догадаться. Пятерка молодых всадников, которых Ик наконец, с горем пополам, вспомнил, тому были доказательство. «Жуткие-жути» шипели-рычали, «Громмели» поедали камни, Змеевики прыгали по крышам. Парочка Чудовищ улетела в сторону леса, с явным намерением подраться. Викинги также не молчали, кто-то разнимал Жутей, кто-то смеялся, кто-то отчитывал «Громмеля» за лишний съеденный камень. Идиллия, что сказать. И почему когда он говорил о мире и согласии, все смотрели на него как на предателя? — Грр Иккинг злился. Он, значит, предатель, не викинг, а вы тогда кто?! Кто? Вы же теперь тоже, значит, не викинги! — Урррк Успокаивающе пророкотал Беззубик. Он очень хорошо ощущал настроение брата. — Пррости бррат — с рычанием извинился парень. Дракон только приобнял парня хвостом. Он прекрасно понимал ощущения всадника и ужасно злился на себя, что не может ничего сделать. Никто на них не нападает, а первым напасть, доставить проблем Иккингу.***
Когда небольшая процессия добралась до главного зала, Астрид распустила ребят и повела Иккинга внутрь. Как и помнил из прошлого, это место было мрачным, но теплым, благодаря постоянно горящему костру в центре. Как и деревня, зал также претерпел изменений, круглый стол, за которым восседали глава и воины, стал сегментным и каждая из частей была на разных уровнях удаления от костра. Над огнем, где висела золотая статуя дракона проткнутого мечом, теперь расправила крылья золотая Ночная Фурия. Один из элеронов которой был окрашен в кроваво-красный цвет. За спиной главного стола, за которым стоял сейчас глава деревни, висел гобелен с битвой. Иккинг сразу узнал нарисованную «Красную Смерть», Беззубика и себя которые сражались. Гобелен был чистым, явно за ним постоянно ухаживают. Кажется, будто это панно только недавно повесили. Но парня было не обмануть, он видел затертости и немного оборвавшиеся края, к которым приложили зубки Жути. — О, Астрид, вы уже вернулись? Что-то вы долго, что-то случилось? — заметив пришедших, тут же поздоровался огромный мужчина. — Вождь — выказала почтения девушка — Нет, все хорошо. Уничтожили отряд охотников, но были слишком уставшие возвращатся и остались переночевать на ближайшем острове. — Хорошо-хорошо. А это к-кто? — необычную заминку вождя блондинка не заметила, ведь у нее в голове вертелся только вопрос. «А и правда, как его зовут»? Стоик Обширный оправдывал свое имя. Но вот во взгляде его читалась такая вселенская скорбь, что было просто не передать словами. Он смотрел на «Ночную Фурию» и вспоминал сына, который отчаянно пытался докричаться до него. А он оттолкнул его, сказал что тот ему не сын. Он предал его. Он не имел права говорить тех слов, не имел права отталкивать. Но он сказал, оттолкнул. — Не имеет значения, как меня зовут. Завтра я уже улечу отсюда — нарушил тишину Икк. — Ох, уже? Может останешься? — с какой-то особой болью посмотрев на дракона, спросил вождь. Казалось, он просил именно дракона, и еще кого-то невидимого. — Завтра день скорби — с грустью добавила Астрид. — День скорби? — удивился парень. Такого дня он не помнил, пока жил здесь. — Да, если у тебя есть по кому скорбеть… — Все, о ком я скорблю, находятся в другом месте, я не буду предаваться воспоминаниям о них в чужом мне месте — перебил Стоика Икк. — Я понимаю — кивнул, не оскорбивший, вождь. Он и сам уходит на другой остров и оплакивает сына там, где тот погиб. На этом разговор как-то сошел на нет, и Икк вместе с Беззубиком вышли. Астрид догнала их чуть позже и сказала, что вечером в зале раздают похлебку и что он может присоединится к ужину. Икк кивнул, но ничего не сказал. Он хотел уйти, его раздражала каждая деталь этой лживой деревни. «Сами вы, предатели». Не выдержав, Икк убежал в лес. В знакомый овраг, в котором когда-то давно повстречал брата. Место где он был по настоящему свободен и жив. Место, где его любили таким, какой он есть.