***
Отвести её в магазин одежды — плохо продуманная идея. Саске тяжело вздыхает. На улице стоит солнечный день, но яркий свет кажется болезненным и раздражающим. Желтый оттенок заливает улицы, создавая ощущение неприветливой реальности, которая словно давит на всё вокруг. Саске и Карин идут по шумному городу, полный суеты и жизни, которая кажется чуждой им обоим. Карин молча смотрит по сторонам, её глаза широко раскрыты, словно она пытается впитать всё, что её окружает. Люди проходят мимо, не замечая их присутствия, не подозревая о том, что они среди них. Город, который для других полон жизни и активности, для Карин и Саске остаётся глухим и равнодушным. Каждый шаг по улице, кажется, приносит ей больше вопросов, чем ответов, и наконец она не выдерживает. — Почему нас никто не видит? — спрашивает она, её голос полон недоумения. Она внимательно следит за прохожими, их лицами, выражениями, и внезапно её взгляд задерживается на одном человеке, лицо которого вызывает в ней странное, глубокое чувство — но память, туманная и расплывчатая, не позволяет ей вспомнить, кто это. В её голове вспыхивает образ чего-то тревожного, но смысл ускользает, оставляя только неприятное ощущение. — Люди не видят таких, как ты. А меня редко замечают, — Саске отвечает коротко, его голос безразличен. Он даже не оборачивается, чтобы посмотреть на Карин, продолжая вести её через дорогу, где поток машин и людей создаёт ощущение хаоса, в который они не вписываются. Её любопытство остаётся неудовлетворённым, и она вынуждена следовать за ним, не задавая больше вопросов. Город вокруг них становится всё более чуждым, а солнце продолжает слепить, словно стараясь вытянуть всю жизнь из цветов, домов и людей. Карин ощущает себя ещё более потерянной и изолированной, и единственное, что остаётся ей делать, — это идти за Саске, который, похоже, совсем не торопится разъяснить ей её новую реальность. Вздохнув, Карин переводит свой интерес на другое. Она продолжает рассматривать суетливый город, не отставая от Саске. Её взгляд блуждает по лицам прохожих, пробирается вглубь витрин, ловит отголоски разговоров, доносящихся из кафе и магазинов. Мир вокруг неё движется, живёт своей жизнью, и это завораживает её, притягивает, словно что-то давно забытое, что она не может осознать, но чувствует каждой частичкой своего существа. Её глаза полны вопросов, но она не решается больше ничего говорить. Она просто наблюдает, словно пытается понять что-то важное, скрытое от неё за суетой этого мира. Её внимание привлекают люди: кто-то спешит на работу, кто-то говорит по телефону, кто-то смеётся и болтает с друзьями. Всё это кажется ей таким далёким, словно она смотрит на происходящее сквозь стекло, отделяющее её от этой реальности. Саске идет рядом, его шаги уверенные и быстрые. Он смотрит на Карин с легкой усмешкой, словно находя её любопытство одновременно забавным и наивным. Он видит, как её взгляд скачет от одного объекта к другому, как она пытается найти смысл в этом хаосе, но ничего не говорит, позволяя ей самой разбираться в этом мире. Карин чувствует его взгляд, но не обращает на него внимания. Её интерес поглощен этим странным миром, который одновременно кажется ей знакомым и чуждым. Она не понимает, почему всё это вызывает в ней такой отклик, почему сердце так сжимается при виде этих обычных людей, живущих своей жизнью. Она пытается вспомнить, но память скользит, не давая ей зацепиться ни за что конкретное. Светлый день продолжается, и люди продолжают суетиться вокруг, не замечая ни её, ни Саске. Но для Карин каждый миг — это открытие, каждый взгляд — это шаг вглубь себя, в поисках ответов, которых пока нет. Саске продолжает вести её за собой, и вот они останавливаются. Саске и Карин останавливаются возле старенького магазина одежды. Фасад здания выглядит устаревшим и неухоженным: краска облупилась, оставив голые пятна, стены покрыты сетью глубоких трещин, а вывеска над входом выцвела до неузнаваемости. Всё здесь кажется выжженным временем, будто сам магазин давно потерял всякую надежду на новое начало, превратившись в нечто, существующее лишь по инерции. Окна магазина затянуты грязью, сквозь которую едва можно разглядеть внутренность. За мутными стеклами виднеются ряды тускло освещённых манекенов, на которых висят вещи, утратившие свою привлекательность и блеск. Внутри всё будто застыло в ожидании, пока что-то наконец нарушит этот покой. Карин молча смотрит на магазин, её взгляд кричит больше, чем могли бы слова. Губы кривятся, а одна её бровь слегка приподнимается в немом удивлении. Он серьёзно притащил её сюда? Легкое раздражение мелькает в её взгляде, смешанное с разочарованием и непониманием. Карин не ожидала увидеть перед собой едва держущее место, и она, похоже, недоумевает, почему Саске решил остановиться именно здесь. Саске, казалось бы, не замечает этого молчаливого протеста. Он спокойно стоит рядом, его внимание полностью сосредоточено на магазине, как будто он видит в этом месте что-то, чего не видит она. Карин же остаётся стоять неподвижно, её мысли мечутся между желанием спросить, зачем он привел её сюда, и внутренней борьбой с необходимостью принять это как ещё один странный шаг в непонятной ей реальности. Внутри всё кажется таким же устаревшим и забытым, как и сам фасад. Магазин выглядит как место, где время остановилось. Карин переводит взгляд с дверного проёма на Саске, и недовольно закатывает глаза. От него вряд ли получится добиться ответов, потому этот день точно обещает быть опасным для неё. Тем временем Саске уже успевает пройти внутрь магазина, не обратив внимания на явное недовольство Карин. Её протесты остаются без ответа, когда он уверенно шагает к полкам с одеждой, заставляя Карин следовать за ним. Магазин внутри кажется ещё более мрачным, чем снаружи: тусклый свет едва пробивается сквозь пыльные окна, создавая тени, которые прячутся в углах и между рядами одежды. Саске быстро находит то, что искал. Его взгляд останавливается на простом коричневом кимоно, висящем на одной из вешалок. Оно выглядит старомодно, но всё же крепко сшито и способно обеспечить тепло в холодные дни. Он снимает его с вешалки и поворачивается к Карин, протягивая ей. Карин смотрит на кимоно с явным скепсисом, её глаза становятся узкими от недовольства. Она приподнимает одну бровь, молча спрашивая его, действительно ли он серьёзно предлагает ей надеть это. Несколько секунд она смотрит на Саске, затем, тяжело вздохнув, бросает короткое ворчливое замечание: — Сам надевай. Её голос полон раздражения, но Саске, казалось бы, и на это не обращает внимания. Его лицо остаётся спокойным, словно её слова не трогают его, и он просто держит кимоно, ожидая, что она всё же возьмёт его. Карин, чувствуя, что спорить с ним бесполезно, скрещивает руки на груди, но остаётся на месте, её взгляд всё ещё выражает недовольство ситуацией. Молчание между ними становится почти ощутимым, но Саске не торопится его нарушить. Он знает, что в итоге она примет его предложение, и просто ждёт, когда она уступит, хотя бы отчасти, своей судьбе, которая теперь связана с ним. Карин же всё ещё стоит с угрюмым видом, не решаясь сделать первый шаг. — Нет, — чётко отвечает Карин, отводя взгляд от коричневого кимоно. В её голосе звучит непоколебимость, и Саске понимает, что на этот раз уговоры не сработают. Она смотрит на него с вызовом, её глаза сверкают, а выражение лица явно говорит, что спорить с ней бесполезно. Саске хмурится, недовольно бурча себе под нос. Он вспоминает, как раньше другие души безоговорочно принимали его предложения, никогда не спорили и не ставили под сомнение его решения. Это было так просто и понятно. Но эта девушка... Она другая. Она упорна, и, похоже, её упрямство будет доставлять ему немало хлопот. — Шинки никогда не возражали мне, — бормочет он себе под нос, глядя на Карин с недовольством. Он пытается понять, как обойти её упрямство, но её стойкость только больше раздражает его. — Ну и что ты будешь носить тогда? — с лёгким сарказмом бросает Саске, надеясь, что таким образом заставит её сдаться. Карин скрещивает руки на груди и, приподняв одну бровь, отвечает: — Что угодно, но не это. Между ними завязывается небольшой спор. Саске, не привыкший к таким вызовам, начинает приводить аргументы в пользу кимоно, но Карин лишь отвечает ему короткими и колкими фразами, которые только больше злят его. Спор становится всё более ожесточённым, хотя в глубине души они оба понимают, что это своего рода игра — первый настоящий обмен мнениями между ними. Но неожиданно их перебивает тихий, но внушительный голос: — Разве это не увлекательное зрелище? Оба замолкают и одновременно оборачиваются на источник звука. В дверях магазина стоит высокий мужчина в чёрном кимоно, его длинные чёрные волосы каскадом спадают по плечам, а глаза блестят хищным интересом. На его лице играет загадочная улыбка, будто он наслаждается их спором, словно наблюдает за представлением. — Орочимару, — Саске хмурится, признавая присутствие старого знакомого. Этот мужчина был для него чем-то вроде наставника, но всегда оставался загадкой. Карин отступает на шаг, ощущая неладное. Орочимару смотрит на неё с пристальным вниманием, изучая её с головы до ног. Её инстинкты подсказывают, что этот человек опасен, и она невольно жмётся ближе к Саске, несмотря на их недавний спор. — Давно не виделись, Саске-кун, — говорит Орочимару, его голос сладко-скользкий, как яд, что пробирается в самое сердце. — Интересный выбор... в спутники. Саске молчит, но его взгляд остаётся сосредоточенным на Орочимару, готовым к любым неожиданностям, что тот может принести с собой.I. Магазин
1 сентября 2024 г. в 00:11
Саске находится в своем небольшом поместье, расположенном в отдалении от людских глаз. Дом, напоминающий скорее традиционный японский дом, окружен густыми деревьями, чьи кроны преграждают свет. Стены из рисовой бумаги, раздвижные двери и тихий шелест ветра за пределами — всё это создает атмосферу покоя и уединения. Но внутри этого места есть нечто большее, чем простое убежище. Здесь царит энергия, насыщенная таинственностью и силой, здесь можно чувствовать жизнь и смерть в одном пространстве.
Саске стоит в центре просторной комнаты, на полу расстелен татами. Его взгляд устремлен на черную сферу, покоящуюся в его руках, ту самую, что он спас в лесу. Душа, которую он решил назвать Карин, по-прежнему светится слабым светом, однако внутри неё чувствуется напряжение, словно она находится на пороге перемен.
— Твой сосуд — сетцу, отныне ты обязана мне служить верой и правдой. Приди ко мне, — как только эти слова срываются с его губ, комната наполняется волной энергии. Черная сфера начинает меняться, её форма и свет искажаются, словно под воздействием невидимой силы. Саске смотрит на происходящее с невозмутимым выражением лица, но в его глазах блестит скрытая решимость. Он понимает, что в этот момент он не просто вызывает её к жизни, а придает ей новую форму, новый смысл.
Сфера начинает раскалываться, её оболочка трескается, и изнутри появляется фигура, окутанная дымкой. Постепенно, словно зарождающаяся из тумана, она начинает принимать человеческие очертания. Легкие всполохи света играют на её поверхности, переходя от темного к яркому, как огонь, сжигающий прошлое.
Перед Саске встает девушка. Её тело окутано белым, традиционным халатом, который подчеркивает её худощавую фигуру. Длинные, огненно-красные волосы спадают на плечи, образуя контраст с её светлой кожей. Но больше всего его взгляд приковывают её глаза — такие же огненно-красные, наполненные неистовым пламенем, которое горит в глубине её души. Этот взгляд напоминает ему о тех воспоминаниях, которые он видел: о боли, страхе, отчаянии и безысходности, которые определили её существование.
Однако, несмотря на её новую форму, на её теле остаются шрамы, такие нехарактерные для душ. В новой жизни души всегда чисты, свободны от физического ущерба, но её шрамы — уродливые, глубокие — свидетельствуют о тех страданиях, через которые она прошла. На шее виднеются следы, напоминающие о жутких моментах из её прошлого, когда жизнь казалась невыносимой. Ладони изрезаны, изувечены, как если бы она пыталась защитить себя, обороняться, но лишь добавляла новых ран. На ногах видны рубцы, глубокие и неровные, оставшиеся как память о бесчисленных попытках убежать, которые заканчивались падениями и новыми мучениями.
Саске изучает её облик, и его взгляд останавливается на шрамах. Они придают её образу трагическую красоту, словно напоминая, что даже в смерти нельзя полностью избавиться от следов боли. Шрамы не исчезли, несмотря на её переход в новый облик, что свидетельствует о глубине тех ран, которые были нанесены не только телу, но и душе.
Карин же дрожит, её тело едва скрыто белым халатом, который больше подчеркивает, чем скрывает её хрупкость. Её руки снова прижаты к себе, словно она пытается согреться, найти тепло там, где его нет. Тихий, почти невидимый вздох вырывается из её груди, прежде чем она решается заговорить снова. Голос её слабый, но пронзительный в своей уязвимости:
— Здесь... очень холодно.
Саске слышит её слова, но молчит. Он словно застрял в собственных мыслях, не в силах выбраться из плена внутреннего смятения. Его взгляд неотрывно скользит по шрамам на её теле. Шрамы, которые не должны были сохраниться, не должны были остаться с ней в этой новой жизни. Но они здесь, глубокие, болезненные, как напоминание о том, что она пережила. Они разрезают её бледную кожу, словно клеймо, отмечающее её прошлое.
Шрамы на шее, которые выглядят как следы от верёвки, так явно, будто её душа ещё не отпустила воспоминание о той боли. Ладони, на которых глубокие рубцы — свидетельство постоянной борьбы, каждое движение которой оставляло отпечаток. И ноги, изуродованные столь же жестокими отметинами, что лишь подчеркивают её уязвимость.
Саске испытывает странную смесь чувств — отвращение, жалость, гнев, но больше всего — бессилие. Он, шинигами, который должен быть выше этих эмоций, не может освободиться от их тяжести. Ему кажется, что он погружается в эти шрамы, видя в них историю её страданий, и не может найти способа их исцелить.
Карин по-прежнему дрожит от холода, её глаза полны мольбы, но Саске, застывший на месте, не может отвести взгляд от этих ужасных следов. Её холод — это не просто физическое ощущение, он проникает глубже, в её душу, оставляя её замёрзшей и одинокой. И он, Саске, понимает это, но остаётся неподвижным, поглощённым размышлениями о том, как несправедлив мир, который оставил такую тяжёлую ношу на её плечах.
Он молчит, не в силах произнести ни слова, чувствуя, как неловкость и собственное бессилие превращают его в зрителя её страданий, неспособного предложить утешение, которого она так отчаянно нуждается. Карин продолжает стоять перед ним, её взгляд постепенно переполняется чем-то похожим на раздражение. Но не суть.
Она только что родилась заново, и её новая жизнь начинается здесь, в этом доме, рядом с ним. Она теперь обязана служить ему, но Саске чувствует, что между ними установится особая связь, которая выходит за рамки обычной привязанности богов к своим шинки.
Он не придает значения аромату хиганбан, который едва уловимо витает в воздухе. Этот запах больше не кажется таким важным, когда перед ним стоит девушка, чья душа была спасена им от вечного забвения. Саске знает, что их путь только начинается, и он готов идти по нему вместе с ней, несмотря на все преграды, которые могут встретиться на их пути.