┐(´ー`)┌
31 августа 2024 г. в 00:05
— Знала, что ты придешь.
Буэр сидит у корней дерева, перебирая в руках опавшие листья. Солнце, запутываясь лучами в белокурых волосах, будто бы подсвечивает их. Делает итак небольшое тело Нахиды визуально меньше, белее, сильнее скругляет итак плавные черты лица, оглаживает их светом.
Скарамучча невольно отступает на пару шагов и поправляет шляпу — не хочет, чтобы сумерское солнце касалось и его лица. Все равно не дано ему светиться, как Нахида.
— Чем я снова провинился, раз ты здесь? — Выходит беззлобно, больше колко. Нахида в ответ легко улыбается.
— Ничем. Мне не обязательно нужна такая причина, чтобы тебя увидеть.
— Может и не такая, но причина сейчас есть.
Буэр легко кивает и опирается на дерево спиной, будто ожидая вопроса. Вопроса не следует. В воздухе виснет молчание.
— Не стой там, подражая грибу. — Скарамучча уж было открывает рот, чтобы ответить, но не успевает. — Садись сюда.
— Я тебе не гриб.
— Ты тоже стоишь в тени, спрятавшись от солнца и молчишь.
— Я не хочу сидеть на грязной земле, пока солнце слепит мне глаза. Могу и постоять. Мне напомнить, что я от этого не устану, или архонт мудрости догадается раньше?
— Как скажешь, — Нахида сама поднимается на ноги, — если ты не хочешь сидеть со мной — мне не сложно постоять с тобой. К тому же, мне сейчас нужна твоя помощь.
Скарамучча хмыкает равнодушно, но всё-таки к ней поворачивается, ни слова больше не говоря. Не отходит, не отталкивает. Но и ближе не подходит. Лишь смотрит на неё снизу вверх и жмурится — даже без солнца Нахида продолжает светиться. Или ему уже кажется?
— Я, вроде бы, уже покинул должность мальчика на побегушках.
— Но не покинул должность моего друга. А друзья должны помогать друг другу в беде.
— И что же это за беда такая, что даже архонту не под силу, а я вдруг справлюсь?
Нахида улыбается.
— Ты знаешь. Из-за моего заточения мне иногда сложно даются некоторые вещи. А ты неплохо разбираешься в людях. По крайней мере, ты умеешь правильно объяснять.
— Как-нибудь попробуй обращаться с вопросами о людях к человеку, — Куникудзуши оглядывает ее с ног до головы, но в итоге всё-таки кивает. — Ладно. Что там такое у тебя?
— Что значит «любовь» у людей?
— Ты идиотка? — Скарамучча закатывает глаза.
— Нет! В плане, ты неправильно понимаешь. Я знаю, что такое любовь. Но просто у людей она какая-то другая. Даже если взять нас с тобой, ты ведь считаешь меня другом?
— Нашла, что сравнивать, — выходит недовольно, — но, допустим, считаю.
— И я считаю. Но почему, когда так считают люди, их тянет, например, на объятия?
— Ответ на этот вопрос ты найдешь в любой бесполезной макулатуре из списка тех, что ты читаешь в обед. Прикасаясь и принимая прикосновения, они проявляют свою любовь. Им приятны такие глупости. Не думаю, что я вообще могу это объяснить. Я не человек и мне в полной мере их чувств не испытать, тебе ли не знать? Они ещё и придают этому всякие идиотские значения. В плане, сердцем к сердцу, одно тепло на двоих и все тому подобное. Этого мне тоже не испытать, так что объяснить снова не выйдет. Уж прости, я тут бессилен.
Нахида выжидает пару секунд, раздумывая, а потом вдруг резко и громко выдаёт собственную мысль:
— А что будет, если я тебя обниму?
— Ничего? — Скарамучча слегка морщится. — Сердце от этого не появится и человеком я не стану. Мир тоже вмиг не схлопнется. Или тебе так интересно, как это ощущается? В таком случае я — совершенно идиотский вариант. Думаю, по такому же принципу ты можешь обнять манекен на базаре. Для ощущений тебе нужен человек.
— Но тогда это не будет мой друг и это будет лишено смысла.
— Это в любом случае лишено смысла, и ты в любом случае разочаруешься. Спорим?
— Спорим.
Нахида уверенно подходит ближе, становится почти вплотную, складывает руки кольцом вокруг талии Скарамуччи, да так и замирает, его кольцом из рук не касаясь.
Куникудзуши смотрит на неё с немым вопросом, она — с непониманием. И даже переглянувшись так несколько раз с места никто не сдвигается.
— Я что-то делаю не так? — Буэр говорит тихо, но вполне различимо.
— Ты всё-таки идиотка. — Поясняет Скарамучча будто бы и без того очевидную всему миру вещь. — Пошли.
Он ведёт её к тому самому дереву, под которым изначально она и сидела, садится к корням первым и снимает шляпу, приглаживая руками волосы.
Нахида наблюдает с интересом, да таким живым и неподдельным, что внутри начинает приятно греть чувство собственной важности. За кем ещё вот так смотрел бы сам дендро архонт?
Ответ долго ждать себя не заставляет.
— Ни за кем. — Слышится совсем рядом.
И Скарамучча обнимает. Утыкается носом куда-то над ухом, прижимает к себе и, к собственному удивлению, ловит у себя лёгкую улыбку, стоит только Нахиде сделать также.
— Вот, это — настоящие объятия. А тебе стоит прекратить лезть в мои мысли без стука.
— Я подумаю, — хихикает Буэр. Но рук не расцепляет.
Скарамучча не знает, сколько прошло времени. Не считает. А когда Нахида всё-таки его отпускает, Скарамучча уже с уверенностью может заявить, что в самом начале ему не показалось. Нахида на самом деле светится.
— Ты тоже, — она берет его за руку и поднимает, — светишься.
Скарамучча верит.