Сопротивление

Ветер треплет алый плащ Тьелперинквара, стоящего на балконе самой высокой из башен дома Мастеров. Ост-ин-Эдиль, залитый рассветным сиянием, отсюда как на ладони. От подножия гор и до самого края реки, текущей на западе: гребни резных крыш и шпили башен, и крепкие каменные стены, готовые к любым нападениям. Звон молотов и пение струн, и шуршание листвы на ветру. Королевство неизбежно напоминает ему полузабытый Тирион, и всякий раз в глубине души рождается смутная отчаянная надежда — возродить, вернуть, починить! Увы, он знает наверняка: ничего и никогда уже не станет так, как было. Но теперь он может сохранить то, что есть. Он до сих пор не может поверить в это до конца… Какой-то детской кипящей радостью искрятся мысли о том, что у него получилось. О том, что безумные идеи их странного учителя удалось сплести с его собственными и воплотить в жизнь кольца, способные бросить вызов самой смерти. Остановить увядание, сохранить королевство нетленным и прекрасным, неподвластным времени, как на далёком Западе. Все это теперь возможно, только вот… В голове до сих пор звенят предупреждения Элронда и Гил-Галада, которыми те тщетно пытались его убедить на последнем совете.  “Ты не видишь очевидного, Келебримбор”. “Я-то вижу. Просто мне все равно”. Его собратья в ужасе от того, что придумал Аннатар. Они говорят, что это нарушает естественный порядок вещей, приводят логичные аргументы, но Тьелперинквар видит, за этим стоит страх. Сын Эльвинг, сын Финдекано — оба боятся повторения истории прошлого — что, если кто-то позарится на его высшее творение, он тут же развернёт знамена и повторит все ошибки отца и деда. Они боятся не Колец и даже не Аннатара… Они боятся его, Тьелперинквара Куруфинвиона, последнего и единственного наследника Первого Дома нолдор. Он долго говорит об этом с Аннатаром. Тот злится и иронизирует, вдохновляет и просто признает правду, как она есть: да, их обоих боятся и ненавидят. Тьелперинквар уходит от него с необычайно острым ощущением того, что Элронд и Гил-Галад правы. Аннатар приводит в пример Врага, он называет его истинным именем и это… Нехарактерно для слуги Валар. Столь же Нехарактерно, как множество иных вещей, скользящих в нем ежедневно: непочтение к своим Владыкам. Цинизм, в степени ядовитости соперничающий даже с отцом и дедом. И хуже всего — безумный жёсткий огонь, иногда вспыхивающий в серых глазах.  Тьелперинквар знает Аннатара уже четыре сотни лет, он выучил его наизусть. Слишком долгий срок, чтоб не осознать правоту Элронда. Слишком долгий срок, чтобы продолжать сопротивляться беспощадной правде. Но он пытается, потому что Аннатар стал его другом.  Как он гордился, принимая у себя посланца Валар, в надежде на возрождение собственного дома. В надежде, что на них перестанут коситься как на хищных зверей и клеймить потомками убийц. Отпускать эту надежду больно, но куда больнее — изгнать единственного, кому на это всё равно.  Гил-Галад похож на сталь и лёд. Глядя на него, Тьелперинквар всегда видит двух других эльфов. Одного — с золотыми лентами в черных волосах — того, кто в одиночку потащился в пепельные земли, не взяв с собой ничего, кроме лютни и кинжала. И другого — вызвавшего на бой самого Моринготто и нанесшего тому семь ран, прежде чем погибнуть. Элронд всегда напоминает ему о море, оно сквозит волнами в каждом его движении, всегда готовое окатить холодом неосторожного собеседника. В его лице — свет вечерней звезды, слишком яркой для смертных земель. И где-то в глубине сознания Тьелперинквара отвратительно громко и пронзительно кричат чайки. Аннатар совсем другой. Огонь, горячий и текучий, чувствуется в нём также отчетливо, как солнечные лучи на коже, но золотые искры в глубине серых глаз не обжигают. Аннатар из старшего народа, но почему-то он кажется куда ближе, чем его собратья. Ему плевать на его отца, плевать на клятву, плевать на то, что руки Тьелперинквара в крови. Аннатар принимает его таким, какой он есть.  Тьелперинквар и Аннатар похожи, словно два парных клинка: один из серебра, другой из золота; чуть разные, но оба — с одинаковым весом и балансом. Их огонь горит с одинаковой яркостью, и Аннатар понимает его с полуслова, подхватывает его мысли быстрее, чем Тьелперинквар успевает их додумать. Словно зеркало, отражающее любое движение.  Признать правду — всё равно что шагнуть в пропасть. Ведь если Галадриэль права, если тот действительно умайа, слуга Моринготто… С тем же успехом Тьелперинквар может предать суду самого себя. Он согласен со своим золотым отражением во всём. Потому что Арда должна быть исцелена. Потому что они не позволят Врагу вернуться. Потому что кто-то должен навести порядок в Средиземье, раз уж Валар нет до него дела. Потому что это его королевство и его ответственность в конце концов. Потому что каждая из идей Аннатара, приводящих Элронда в ужас, есть его собственная мысль, высказанная вслух другим.  Предать его, значит не просто уязвить собственную гордость и признать, что он ошибся не меньше, чем отец, которого столько проклинал. Он готов считаться таким же слепцом и глупцом, не внявшим голосам разума, с самого начала предостерегавшим его от беды. Но Тьелперинквар не готов снова остаться один.  Поэтому он и дальше будет делать вид, что не замечает очевидного. До тех пор, пока не станет слишком поздно.