спокойствие

Шигараки Томура просыпается и понимает, что он счастлив. С первого этажа доносятся веселые голоса и запах кофе; они смешиваются с запахом и шумом моря за окнами. Тепло. Шигараки неподвижно лежит в кровати несколько минут, просто вслушиваясь, наслаждаясь ощущением спокойствия и звучанием смеха Тоги. Сердце бьется спокойно, глаза не хочется открывать, чтобы не дать воцарившемуся вакууму лопнуть, как жвачный пузырь. Ведь после этого точно придется встать, возможно, умыться и спуститься к завтраку, который снова будет полностью состоять из сладкого. Если, конечно, Курогири и Ацухиро не настоят, чтобы они начали уже питаться нормально. Зануды. Компресс в этом плане удивляет, кстати, потому что все, что касается еды, он предпочитает контролировать и никогда не ест одно и то же блюдо дважды. Тот еще гурман. Тонкие шторки колышутся от теплого ветерка, и Томура сосредотачивается на движении нежно-голубой ткани. Чувствует себя хорошо. Спокойно. Умиротворенно. Пока внизу что-то с грохотом не разбивается. Звук бьющегося стекла и продолжительные маты после рвут хрупкую тишину, как Тогины ножи — тонкий тюль в ее комнате. Розовый, с цветочками, но драный в некоторых местах, так как это ее «дизайнерское решение». Да и кто ж с ней поспорит. Вздохнув, Шигараки медленно садится на кровати. Зевает. Тянется. Хрустит позвонками и пальцами. Его комната — неожиданно светлое помещение, потому что коже нужен свет, Томура, не спорь. Опять же, с Тогой никто не спорит. Шигараки смиренно соглашается, иначе от него не отстанут, а потом в его отсутствие все равно сделают по-своему. Сунув ноги в тапочки с белыми пушками, Шигараки спускается на первый этаж их просторного дома; лестница расходится в обе стороны, ведет к их комнатам и чердаку, где Спиннер устроил целый астрономический центр. Первый этаж занимает большая кухня-гостиная и ванная, за большими стеклянными дверями благоухает цветочными ароматами шикарный сад. Место выбирал Курогири, поэтому все такое — утонченное, красивое, живое. Вообще, кажется, что здесь только сам Шигараки ничего не выбирал и был согласен на любой угол. Остальные выдвигали кучу требований, спорили, выступали с предложениями и хотели, чтобы их новый дом просто был самым лучшим. Спиннер хотел огромный чердак. Тога много света и места. Твайс мечтал о бассейне на заднем дворе. Даби о просторной комнате с видом на море. Компресс о кухне с хорошей плитой и возможности готовить, когда и что ему вздумается. Все разом обернулись на Шигараки, когда он промолчал. Несколько пар разных глаз уставились на него с немым вопросом в глазах, который в итоге все-таки озвучил Твайс. А чего ты хочешь, босс? Чтобы ты меня больше так не называл. Твайс посмеялся и согласился, вопрос как-то замялся, но спустя какое-то время его снова задала Тога. Пристала, как банный лист. О, баня! В натуре, нам нужна баня! Нет, не нужна! Что скажешь, Даби? Если тебе хочется, Твайс, то ради Бога. А шутки про Бога принимаются? Так что и баня у них теперь тоже есть. Большая, с парилкой, светлая и миленькая, как говорит Тога. Шигараки бы сказал, что она практичная, но пиздецки душная и он туда ни ногой. Пар, духота, влажность — смесь адская, даже хуже тех коктейлей, что готовит Джин на их посиделки. — Томура, ну наконец-то! Почти час дня. Вот это ты спать! — кричит с кухни Тога, которая увидела его первой. Шигараки широко зевает и тянется; странности, ему казалось время самое большое часов одиннадцать. Оказывается, так спокойно спится, когда тебе не грозит опасность каждые пять минут. Когда не рвется от боли на части тело. Когда голова не набита битым стеклом. — Кушать будешь? — захлопнув дверцу холодильника ногой, спрашивает Тога; в ее руках банка сгущенки. На сковородке шкворчат пышные сырники. От их вида и запаха желудок тут же оживляется и издает весьма красноречивые звуки, с которых Тога хихикает, пока пытается открыть банку. — Противная, — в итоге шипит она себе под нос. Мучается еще несколько секунд, а потом со стуком бросает открывашку на стол и достает из подставки нож, вооружаясь им с лицом истинного маньяка. — Дай-ка я, — спокойно говорит подошедший Даби, забирая у Тоги и нож, и банку. Шигараки наблюдает за тем, как в его руках дело делается быстро и ловко, и снова зевает — сколько бы не спал, а так и не высыпается. — Спаси-и-и-бо, — с улыбкой тянет Тога и даже привстает на носочках, чтобы быстро чмокнуть Даби в щеку. Тот улыбается. Нежности он любит, хоть никогда и не признает этого. — Томура, тебе со сгущенкой, сметаной или вареньем? — Мне со всем, — плюхаясь на барный стул, говорит Твайс. — Или без всего. — Без всего, — зевает Шигараки; сырники он любит, но никогда ни во что их не макает. Это Тога, Даби и Твайс три извращенца, которые могут есть сразу со всем перечисленным. — Сок апельсиновый есть? — Я о тебе позаботился, так что есть. — Даби наливает в черную кружку черный кофе из гейзерной кофеварки и сразу же делает крупный глоток; щурится, как довольный кот. Любитель кофе. Пьет его литрами, упаковками, банками, закупается как в последний раз, но исключительно молотым, не принимая растворимый. Теперь не принимая. Хватит уже давиться этим дерьмопойлом. Могу себе позволить и получше. Они все теперь могут позволить себе что-то получше. Спокойную жизнь, например. Сырники по утрам на завтрак и купание в бассейне. Глазеть на звезды всю ночь. Валяться перед телевизором. Ходить на пляж. Устраивать зрелищные рукопашные бои в грязи. Объедаться конфетами, спать на полу, танцевать под тупые песни, спорить какой сорт риса лучше, ворчать, что лампочка перегорела или что молоко закончилось. Любую ерунду. Шрамы больше не болят, кровь не течет, кожа не чешется. И тем не менее Шигараки по привычке скребет пальцами шею или запястья, но почти сразу же себя одергивает — незачем. — У-у-у, какой жирненький, — появившись на кухне в одних трусах, Спиннер хватает с тарелки самый большой сырник и целиком запихивает его в рот. Шигараки смотрит на сырниковую стопочку и хмыкает; сырники Курогири и Ацухиро аккуратней, красивей, они словно с картинки, со слегка позолоченными бочками и белой сердцевинкой. Тогины разной хаотичной формы, слишком большие и слишком маленькие, овальные, круглые, даже парочка квадратных, которые ест Даби, смеясь над их формой и спрашивая, как такое могло получиться. — Подлей сгущенки, — просит Даби. Густая капля сметаны капает с сырника прямо на его черную футболку, и Даби матерится, пока пытается оттереть пятно. Тога с небрежным пучком на голове и в сарафанчке. Твайс в шортах и алкоголичке. Даби в футболке и трикушках. Спиннер в трусах. Компресс… Шигараки закатывает глаза, когда в кухню вплывает Ацухиро, одетый в элегантный шелковый черный халат. Даже с утра он умудряется выглядеть не заспанным чмом и единственный из них спускается к завтраку приличным человеком. Глядя, как все остальные жрут и ржут, заляпывают все сгущенкой и сметаной, Ацухиро всплескивает руками. — Свиноты. Даби, ну даже на стуле, — вздыхает Компресс, успевая удержать себя от падения на соседний стул. Даби не-виновато разводит руками. — Курогири где? Ему так ничего не останется, — беспокоится Тога; с ее лопаточки на пол шлепается жирное тесто. — Он в саду. Сейчас придет. — Ацу, включи телик, — просит Спиннер. — Снова будем смотреть тот слащавый сериал? — В этой серии должен случиться переломный момент. Включай давай. Даби трясет пакетом апельсинового сока и одними глазами спрашивает налить? Шигараки кивает и пододвигает свой опустевший стакан, стучит босой ногой по ножке стула Твайса. Сброшенные белые тапки — больничные, как любит шутить Даби — валяются рядом. Шумно. Но так спокойно и тепло. За окном заканчивается жаркий август. Ужасно хочется дождя. Шигараки не любит жару. Спит летом под тонким одеялом, но кутается сразу в два толстых зимой, потому что холод его тоже бесит. Кожа на руках трескается, постоянно трясет, скользко, темно и мерзко. Осень — лучшее время года. Когда оно наступит, Ацухиро с Тогой снова будут устраивать дурацкие фотосессии в листве и эстетичные пикники в их саду. Компресс переоденется в длинное кремовое пальто, Даби в кожанку, а сам Шигараки будет гонять широченные черные свитера. Вернутся вкусный тыквенный пирог Курогири и лекции о звездах от Спиннера. Сериал и правда тупой, но Шигараки и сам не замечает, как засматривается. Даже следит за судьбами персонажей и запоминает имена. Делает ставки с кем останется главная героиня, хотя ответ кажется очевидным с самой первой серии. Даби ржет над тупыми шутками, Твайс накидывает своих, раздувая ситуации с экрана до абсурдных, они откровенно издеваются, и получают по лбу от Тоги, которая внимательно смотрит, но половину не слышит. Курогири неслышно появляется в кухне через широкие стеклянные двери, ведущие в сад, наблюдает за ними, переливаясь синими искрами тумана. Шигараки ест шестой по счету сырник, улыбается и понимает, что он счастлив.