Город разбитых мечтаний и новых надежд

      Я выглянул в окно, за которым уже было довольно-таки темно, и из-за света лампочки в комнате я смог увидеть свое отражение в стекле, но даже не смотря на это я смог увидеть кое-что из окна. Вдалеке светил одинокий фонарь, единственный фонарь на всю улицу, он светил теплым, успокаивающим тусклым жёлтым цветом, который дарил мне гармонию и удовлетворение каждый вечер, когда я ложился спать, и свет фонаря ласково гладил меня по моим темным волосам… Из-за тусклого света я смог увидеть летающую под фонарем бабочку, она забавно трепыхала своими красивыми крылышками и как будто металась из стороны в сторону.       Я отвернулся от окна и посмотрел на свою комнату, точнее на нашу общую с сестрой комнату. Две кровати по бокам, один большой шкаф для одежды, письменный стол, за который мы с сестрой кучу раз дрались. На потолке висела лампочка, которая освещала нашу небольшую, но довольно уютную комнатку. На деревянном и скрипучем полу стояли две средние и одна большая коробка. Они были уже заклеены скотчем, и были готовы к завтрашнему дню, который кардинально изменит мою жизнь.       Забыл представиться, меня зовут Бернд Вайдунг. Удивительно, но я не люблю своё имя, оно мне кажется каким-то дурацким. Да, моё имя красиво звучало, когда мне было три года, когда я был улыбчивым мальчиком с пухлыми щёчками и смешным взглядом, но сейчас, когда мне четырнадцать и я кардинально изменился внешне, мне перестало нравиться моё имя. К примеру, моего старшего брата зовут Ахим. Мне нравиться его имя, в детстве мне Ахим казался храбрым рыцарем, который защитит меня ото всех. Но прошло время, сейчас мой брат вырос и учиться в другом городе, а я остался в Кобленце один со своей сестрой, ну и с родителями. Моей сестре всего семь, и у нас с ней довольно мало чего общего, только небольшая комнатка, которую мы постоянно делим и из-за этого часто ссоримся иногда даже дерёмся. Сейчас Таня, именно так зовут мою младшую сестру, ушла в гости к подружке, так как сегодня наш последний день в Кобленце, и она захотели проститься с подругой. Родители купили квартиру в Гамбурге, и если Таня была рада, что она пойдет в школу не в Кобленце, что она будет жить в большом городе Гамбурге, где много магазинов, то я был не сильно рад таким кардинальным изменениям, а точнее совсем не рад. Я привык к мирной жизни на окраине Кобленца, ходить в единственную школу в нашей деревне, и мне не хотелось ехать в другой город, где будет много машин, людей, домов, все будет для меня незнакомым. Но что поделать, раз уже все решено, моё мнение ничего не поменяет.       Неожиданно я тоже захотел выйти на улицу прогуляться. На стуле возле кровати лежала моя одежда, в которой я завтра должен буду ехать в Гамбург. Это были старые спортивные штаны темно-синего цвета, зелёная спортивная кофта на молнии, и серая футболка. В принципе, если я это одену и пойду гулять, я не должен замёрзнуть. Я вышел из комнаты и направился в кухню, где уставшая мама сидела за столом, а отец читал газету.       — Мам, я пойду погулять? — спросил я с порога кухни, и мама подняла на меня серые глаза.       — Ну хорошо, можешь идти, только не замёрзни, уже вечер! Не запачкай одежду! И ещё, вернись не позже половины десятого! — немного сторого произнесла мама, и я пошел одеваться. Быстро одевшись в лежащую на стуле одежду, я вышел во двор и вдохнул приятный холодный воздух, который своим холодом показывал мой нос внутри. На пару секунд мне стало хорошо, и я улыбнулся закрыв глаза. Спустившись с крыльца по деревянным ступенькам, я подошёл к металлическим воротам, ращвкрнулся и посмотрел на дом. Красивые белые стены, зелёная крыша, и много окон, из которых светились только окна в кухне. Так странно осознавать, что уже завтра в этом доме будет жить другие, незнакомые мне люди… Чтобы снять с себя грусть, я взял довольный старый велосипед, на который я ловко сел и поехал вдоль почти одинаковых домов. Я не знаю, сколько лет этому велосипеду, но это был ещё велосипед моего брата. Ветер дул мне в лицо, из-за чего я прикрыл глаза, а мои непослушные волосы растрепались и болтались сзади. Я проезжал мимо почти одинаковых домов, зеленых деревьев, закрытых киосков, мимо своей старой школы, возле которой на лавочке спал охранник. Я остановился возле высокой и ветвистой яблони, где я сорвал себе три спелых яблока, они были красными и с маленькими крапинками жёлтого цвета. Я быстро съел одно большое яблоко, наслаждаясь вкусным приторно-сладким вкусом, а два других яблока, которые были не ного поменьше, я положил в приделанную к велосипеду корзинку. Я хотел съесть одно яблоко дома, а второе отдать сестре, потому что хоть мы и не очень с ней ладим, она все равно моя младшая сестра, с которой я должен делиться. Я с грустью посмотрел на яблоню, листья которой ветер ласково шевелили, и из-за этого появился красивый шелест, напоминающий мне мущыку… Я коснулся своей рукой грубой и нём ого грязной коры дерева, тем самым прощаясь с моей яблоней. Сколько раз я с неё срывал и ел яблоки, сколько раз я пытался на неё залезть, но падал и царапал коленки, за что мне дома знатно попадало. Но даже несмотря на это, с этой яблоней у меня только светлые, хорошие воспоминания, которые навсегда останутся в моей памяти. Постояв так немного, я обратно залез на велосипед и поехал домой. Было уже очень темно, на небе светила яркая луна, а вокруг неё было очень много разбросанных по темному небу звёзд. Интересно, почему все считают, что звезда такой сложной формы, кто это придумал? Наверное человек, который это придумал, не знает, что звезда, это не такая сложная геометрическая фигура, которую мы учим в школе, а просто космическое тело из газа и плазмы, с виду похожая на горящий камень, а люди на планете видят звезду как маленькую точку, которая светит то ярче, то бледнее. Тогда причем тут эта фигура с кучей углов? Такой сложный вопрос, на который я наверное никогда не узнаю ответ.       Спустя пару минут я начал набирать скорость, так как по моим соображениям уже пол десятого, и моя сестра уже дома, и если я появлюсь дома позже сестры, мне влетит. Я быстро крутил потёртые временем педали, вцепившись крепкой хваткой в немного ржавый руль велосипеда. Неожиданно я увидел перед собой на дороге камень, торчащий из земли острым концом, я начал пытаться затормозить, но не успел, и колеса велосипеда проехались по камню. Я почувствовал болючий для своей спины кувырок, а потом странную жгучую боль. Я аккуратно приподнял свою голову и понял, что угодил в заросли крапивы, поэтому я чувствовал неприятное жжение по всему своему телу. Я встал и хотел отряхнутся, но тут я увидел на штанах в зоне колена большую дырку, скорее всего я проехался по земле и разодрал ткань штанов. Убрав оторванный лоскуток штанов с ноги, я увидел две ссадины, которые немного кровоточили, поэтому спрятав лоскуток в карман штанов, я сел обратно на велосипед и поехал домой.       Приехав во двор, я сначала решил посмотреть в окна дома. Окна светились в кухне и в нашей с сестрой комнате, а значит, она вернулась раньше меня, и теперь меня будут ругать и за опоздание, и за порваные штаны. Я тихо поставил велосипед возле ворот и вошёл в дом, где на меня сразу набросилась мама. Она вышла ко мне с небольшим мокрым полотенцем в руках.       — Ты видел время, беспризорник? Уже пошел одиннадцатый час, а он ходит непонятно где, а мать должна переживать! Бери пример со своей сестры, она вернулась ровно в девять тридцать, как и обещала! А это ещё что такое?! — тут мама увидела мое разобранное колено, и я пристыженно опустил голову, понимая, что ужаса мне не избежать.       — Я упал… — максимально тихо произнес я, и мама тяжело вздохнула.       — Ты опять на своем велосипеде катался? Бернд, он уже старый! Его только на металлолом сдать, пусть отдохнёт от своей тяжкой жизни — мама наконец-то дала мне войти в дом, где она посмотрела на масштабы дырки шатнов — я боюсь, я уже не успею тебе зашить дырку, поедешь завтра так. Ну в кого ты у нас такой?! Все дети как дети, чистые, аккуратные, опрятные, а ты со своим велосипедом всегда приключений и грязь найдешь… — причитала мама, обработав мокрой тряпкой мою рану — так, иди мыться и спать!       — Хорошо — я встал со стула и пошел мыться.       После того, как я помылся и в чистой футболке и трусах лежал в постели, пришла мама, она посмотрела на нас с сестрой и легонько улыбнулась.       — Спокойной ночи, Таня, спокойной ночи, Бернд — произнесла она, и мы с сестрой хором пожелали ей тоже спокойной ночи. Но для меня эта ночь не будет спокойной. Мне тяжело осознавать, что это моя последняя ночь в моем доме, в моей комнате, в моей постели. Странно, я ещё не уехал из дому, а уже чувствую странную тоску по дому, в котором я прожил четырнадцать лет. Несмотря на то, что в комнате был выключен свет, свет фонаря и полной луны освещали комнату красивым светом.       — Так здорово, что завтра мы уедем отсюда и все теперь будет по-другому, да, Берни? — услышал я голос сестры.       — Ага, очень здорово — немного грубо произнес я и отвернулся к стенке, на что сестра недовольно фыркнула и тоже отвернулась к стенке, и мы замолчали, даже не пожелав друг другу спокойной ночи. Я не понимал рвение сестры уехать в другой город и начать новую жизнь. Ведь в Гамбурге все по-другому, это почти как Берлин, только поменьше. А может это я такой человек, который не хочет менять обстановку, мне хорошо дома, в деревне, где я прожил всю свою жизнь. Но мне нечего терять здесь, у меня практически нету друзей, одноклассники первого сентября даже не вспомнят о мальчике со смешной причёской, невысоким ростом и добрыми глазами, но если и вспомнят, то в негативном смысле. Но я и не думаю, что в Гамбурге что-то измениться, что у меня там будет куча друзей. Нет, я не такой, я не люблю шумные компании, я люблю тишину и умиротворение. Поэтому мне не хочется уезжать из моей родной деревни, где я знаю каждую берёзку, каждый дубочек, в неизвестный мне город, где я останусь таким же одиноким… Хотя, может быть все не так плохо, как я думаю? Вдруг мне понравиться большой и довольно шумный город, о котором я читал только в учебнике географии? Я понимаю, что это только мои мечтания, но мне бы очень хотелось, чтобы город мне понравился даже сильнее, чем моя родная деревня. Всё-таки, мне там предстоит жить как минимум до совершеннолетия, и тогда я смогу вдруг что вернуться сюда и стать, к примеру, фермером, как хотела моя мама. Моя мама всегда видела во мне фермера или ветеринара, в то время как мой отец хотел, чтобы я стал бизнесменом и прославил его скромную компанию на весь мир. А сам я хотел стать музыкантом, я хотел дарить людям прекрасную музыку. Здесь я ходил после школы в музыкальную школу, где я учился играть на фортепиано. Меня это расслабляло, я до бесконечности мог быстро перебирать своими тонкими, но длинными и загорелыми пальцами по белым и черным клавишам, звуки которых сливались в единое целое, и получалась музыка. Моя учительница музыки всегда говорила моим родителям, что я будущий талант, что я непременно стану музыкантом или певцом, но мои родители и слышать ничего не хотели.       — Берни, музыка — это не профессия, это пустая трата времени — говорила мне каждый вечер мама.       — Вот вырастешь, будешь на улице играть на пианино, и таким образом деньги попрошайничать. Так ты хочешь прожить свою жизнь, Бернд? Бросай эту чепуху, и лучше займись математикой — приговаривал отец. В какой-то момент мои родители хотели забрать меня из музыкальной школы навсегда, но я сумел их убедить, что музыка — это только моё хобби, а так я выучусь на какого-то экономиста. Я даже не знаю, кто такой экономист, но мои родители мне поверили, и поэтому три раза в неделю после школы я шел в музыкальную школу, где был единственный человек, который видел во мне какой-то талант.       — Берни, ты очень талантлив, правда. Из тебя мог бы получиться хороший музыкант — говорила учительница музыки, и я очень хотел верить, что она говорит правду. Но увы, мама забрала документы из музыкальной школы, но она мне пообещала, что в Гамбурге я тоже пойду в музыкальную школу. Во так думая о музыке и своем таланте, я не заметил, как мои уставшие за день глаза медленно закрылись, и я провалился в сон…       ***       Я проснулся не от звука своего будильника на прикроватной тумбочке, а от того, что мама меня тормошила, и я с ужасом открыл глаза.       — До тебя не добудиться! Вставай, новые жильцы уже приехали, нужно освобождать дом — сказала мама, и я вскочил с постели, как ошпаренный. Я быстро схватил со стула одежду и побежал в маленькую ванну переодеться. Быстро одевшись, я вышел во двор, где мама, отец и сестра стояли возле машины, а во дворе стояла женщина с рыжим мальчуганом, которому на вид было лет десять. Я подошёл к довольно старой машине синего цвета, в которую родители грузили коробки разных размеров. В одних коробках была посуда, в других книги, в третьи ещё что-то. Помимо коробок в моих руках был портфель, с которым я ходил в школу, и там лежала моя расческа, зубная щётка, полотенце и прочая ерунда. Неожиданно ко мне подошла мама рыжего мальчика, который будет жить в моем доме, и улыбнулась.       — Какой прелестный ребёнок! Как же тебя зовут? — спросила меня женщина, и я немного обиделся: какой же я ребёнок?! У ребёнка должна быть пустышка, погремушки, а ещё ребёнок постоянно плачет. А если мне не нужна пустышка и погремушки, значит, я уже не ребёнок. Мне очень хотелось сказать это женщине, но я был воспитанным, поэтому Я промолчал насчёт этого.       — Меня зовут Бернд — вежливо ответил я, и женщина снова улыбнулась.       — Какой же ты милый, послушный… — она неожиданно взяла меня за щеку и начала её дергать. Мне это окончательно не понравилось, в конце концов это моя щека, и мне не нравиться, когда её так хватают и начинают дергать. Но я мужественно терпел это, пока мама не увидела это и не начала спрашивать о чём-то женщину. Она меня сразу же отпустила, и я смог отойти от неё подальше.       Спустя какое-то время мы смогли погрузить все вещи в багажник, и мы поехали. Я с грустью посмотрел на табличку, где было перечеркнуто слово «Мюнстермайфельд», а это значит, что мы выехали из деревни. Я смотрел в окно на леса, луга, поля, все быстро мелькало перед окнами. В машине играло радио, из которого я понял, что сейчас только семь утра. Вот почему мне так хочется спать… Но ничего, до Гамбурга нужно ехать четыре часа, а значит в одиннадцать утра мы будем уже там, и я смогу лечь поспать после дороги. Интересно, кто же этот мальчик, который будет жить в моём доме, в моей комнате? Будет ли он бережно относиться к моей комнате? Я надеюсь, что да, я бы не хотел, чтобы незнакомый человек ломал мою тумбочку, в которой я хранил все самое ценное, или разбил окно в моей комнате, на которое я каждый год перед новым годом вешал гирлянды из цветной бумаги. А как он будет относиться к фортепиано, которое осталось там? Я надеюсь, он будет бережно относиться к инструменту, не будет есть над ним бутерброд, не будет трогать его грязными руками, а так же не будет бить по клавишам изо всей силы. Наверное, за фортепиано я переживал больше всего, ведь оно мне стало как родное, и я не хотел, чтобы какой-то мальчишка обижал его, Интересно, а в нашей новой квартире будет фортепиано? И сколько будет комнат? Может, у меня наконец-то появиться своя отдельная от сестры комната, и я смогу делать в комнате все, что захочу? Если у меня будет своя комната, я бы повесил в ней плакаты любимых групп, так как моей сестре не нравились мои плакаты, поэтому приходилось хранить их в тумбочке. А ещё я бы хотел фортепиано именно в своей комнате, а не в комнате родителей. Рисуя в своих мечтаниях свою будущую квартиру и жизнь, я не заметил, как уснул в машине, положив голову набок и прикрыв глаза…