Мистер Лейн

Лоис взлетает по карьерной лестнице как ракета — быстро, стремительно, невероятно скоро. Будто боится опоздать, будто торопится куда-то, бежит вверх, теряя туфли, ломая каблуки и рассыпая содержимое сумочки на ступенях. Не оборачиваясь, не сожалея. Кларк же... остается в тени. Наверное, в их случае верна старая английская пословица: «за каждым великим мужчиной стоит великая женщина». Вот только великая женщина здесь — она, а он стоит за ней, за ее спиной, прячется, теряется в ее тени. Наверное, он сам выбрал эту роль, ведь есть Супермен и общественного внимания к этому альтер-эго вполне достаточно, даже чересчур много, на вкус Кларка. Сложно объяснить, но когда ты — величайший из супергероев, почти божественный спаситель, на которого постоянно надеются, кто-то даже молится по ночам, порой хочется уйти в тень. Дать кому-то еще место под светом софитов, отвести взгляды толпы, сделать так, чтобы вспышки фотоаппаратов и глаза камер были направлены поверх тебя, сквозь тебя, будто ты — стеклянная стена, незаметная и вполне себе обычная.  Именно поэтому Кларк не противится, когда Лоис просит его взять на себя чуть больше работы по дому, не возмущается, когда она пропадает допоздна на работе, буквально приползая в их дорогую съемную квартиру в одной из высоток Новой Трои далеко за полночь. Спустя пять лет Перри уходит с поста главного редактора и передает это место Лейн. Многие шокированы, ведь Уайт, как и любой белый американец средних лет, старый шовинист, воротящий нос от женщин в «мужских профессиях», клялся, что никогда не отдаст свое место бабе, и вообще кричал, что им, этим «вихляющимся журналисточкам», место у плиты, а не в горячих точках или на репортажах с мест аварий и ЧП.  Но когда он уходит, отдавая свой кабинет Лейн, на его губах играет одобрительная улыбка, Кларк даже назвал бы ее улыбкой хорошего, но строгого отца дочки, с которой он никогда не нежничал, но вот теперь с гордостью смотрит на то, как она получает диплом. И вот Лоис уже главный редактор, а он ее вечный и незаменимый заместитель-секретарь-помощник, правая и левая, глаза, уши и голос. Он — ее надежный тыл, оборона и опора. Все то, чего не должно быть заметно, но то, что очень важно для поддержания ее идеального имиджа, абсолютного стиля и безоговорочного авторитета в медиа-пространстве. Нет, у них есть еще двое младших помощников и целый секретарь по имени Трент Освен с невероятным обаятельным выговором северных широт Канады и абсолютным чувством стиля. Многие шутят, что когда-нибудь этой «блестящей Лейн надоест ее жених-замухрышка и она сбежит со своим красавчиком-секретарем на Гавайи». Кларк не отчаивается, Клар благодарен. Он делает Лоис предложение спустя год после этого назначения, ведь они уже почти одиннадцать лет вместе, а он все еще хочет, чтобы ма успела побывать на их свадьбе и увидеть внуков, ведь отец к тому времени уже три года как мертв. На вторую часть его планов Лоис морщится, недовольно заламывает брови, но ничего не говорит. Предложение она принимает, и через еще три года, сопровождаемые подколками Джимми Олсена, первого фотографа редакции, и Кэт, самой осведомленной репотреши светской хроники, про «вечно помолвленных», они играют свадьбу. Громко, ярко, дорого. Так, как позволяют их в разы выросшие зарплаты, так, как велят возросшие аппетиты Лоис. Они снимают огромный банкетный зал в ресторане «Чаща», что высится над Метрополисом причудливым остекленным кубком в пятидесяти этажах над землей, и приглашают туда всех, кто может быть полезен, как выражается Лоис. Она не меняет фамилию, но они оба берут двойную: Миссис Лоис Лейн-Кент и Мистер Кларк Кент-Лейн. Это странно, это дико, это слишком прогрессивно для важной, значительной элиты одряхлевшего и поблекшего цвета метрополисской журналистки. Даже для его матери такое решение — слишком, но она принимает его с легкой понимающей улыбкой, как принимала все его самостоятельные решения и поступки прежде. Как принимала его и все его странности — по-доброму и с пониманием, несмотря на свое воспитание и ожидания. После свадьбы все должно было стать лучше, но внутри их отношений, внутри самого Кларка что-то надламывается. Происходит ли это в тот момент, когда она — с высокой прической, в модном, облегающем фигуру белом платье и с дорогим кольцом из белого золота, усыпанном мелкими бриллиантами, на безымянном пальчике — кокетливо болтает с Лексом Лютером, а после переключается на еще одного богатея или известного публициста. Или в момент, когда она в разгар рабочего дня, вися на проводе с очередным важным «партнером по бизнесу», впервые использует по отношению к нему пренебрежительно-приказной тон, каким обращается к остальным помощникам? Все там же, на свадьбе, к нему подходит Лекс. Он ничего не помнит из их общего прошлого и, к счастью, не знает об их странных отношениях, но его слова как тогда, так и сейчас оказываются невероятно точными, если не сказать, пророческими. А взор пронзительный, серый, вонзается  в самую душу клином острого металла.  — Мистер Лейн?  — Кент-Лейн, — парирует Кларк.  — Хах, мы же знакомы с вами, Кларк. Не первый год, я еще помню то разгромное расследование, едва не стоившее мне половины активов в сельском хозяйстве региона. А ваше интервью, точные вопросы, незаметные, но четкие формулировки, которые даже я оказался не в силах распознать, — все это время Лекс не смотрит на Кларка, только крутит в руке шампанское, будто любуясь закручивающимся в брюшке бокала золотистым пузырящимся напитком.  — Вы правы, так к чему же все эти расшаркивания?  — Хотел лишь оказать вам почтение, вам и вашей жене. И предостеречь, — он становится удивительно серьезным, будто вспоминает, будто, как всегда, знает и видит больше остальных, — не позволяйте ей затмить себя, не дайте ее имени закрыть ваше собственное.  После этих слов Лекс будто теряет к нему интерес и покидает своего собеседника, направляясь к одному из наследников корпораций, выпускнику элитной академии, обнимающему за талию молодую и кричаще красивую девицу.  После торжества они с Лексом продолжают пересекаться — не часто и не редко, с некой определенной периодичностью, с которой могут пересекаться люди, крутящиеся в одних кругах. Но его слова никак не оставляют Кларка. День за днем они всплывают в мозгу, заставляя его нервно и разочарованно отмечать маленькие, незначительные признаки правоты Лексе.Лоис все чаще задвигает его, предпочитая семейному ужину срочную поездку или встречу с кем-то важным, более важным и значимым, чем ее собственный муж. Она начинает посещать деловые встречи без него, чаще выбирается в одиночные командировки и иногда не ночует дома. Кларк знает, что она не изменяет, ей бы просто не хватило сил, Лоис — чертов трудоголик до мозга костей, да и он сразу бы догадался, как-никак он все еще Супермен. Она игнорирует его, забывает о нем до тех пор, пока он не становится ей нужен, напрочь забивает на его желания, стремления и чувства. Он почти перестает слышать от нее слова нежности, любви или хотя бы участия — о заботе не идет и речи.  Она забывает о важных датах: смерти его отца, дне рождения его матери и даже о дне их знакомства. Для нее вся эта «романтическая сентиментальная чепуха» перестает иметь значение. И каждый раз, когда она уходит из здания «Дейли Плэнет», чтобы пообедать не с ним, не приходит домой, оставляя свою порцию томиться в холодильнике, и не целует его при выходе из дома, внутри Кларка что-то трескается. Каждой недовольной миной на его радостный окрик, каждым закатыванием глаз на милый жест, осторожный комплимент на ухо или принесенный ей не по расписанию кофе, каждой вспышкой раздражения на милую записку на папке или стикер на экране лэптопа она будто кидает в него дротик, попадая в самое яблочко, в самое сердце. Лоис заметает его под коврик, как пыль, и старается лишний раз не вспоминать, не смотреть в его сторону. Брак не просто тяготит — он становится ярмом на ее шее, как и сам Кларк. Последней каплей, крайней точкой, оказывается момент, когда он понимает, что их общие статьи теперь подписываются не как раньше — мисс Л. Лейн и мистер К. Кент, а миссис Л. Лейн-К. и мистер К. К.-Лейн. Он видит эту подпись на первой полосе печатной газеты и несколько минут не может двинуться, только смотрит и смотрит на эту подпись. Не позволяйте ей себя затмить. Уже дал, уже позволил, уже провалился в ее тень, уже затерялся в ее огромном необъятном авторитете, уже уступил ее необъятному эго. Он уже раздавлен ей, подчинен ее воле и всеми силами предан ее амбициям, оставив собственные где-то позади. Разбил их, как старую вазу, растоптал, как окурок. Он не знает, что делать. Снимает с носа очки, сбрасывает вещи посреди гостиной и вылетает в открытое панорамное окно, устремляясь прямо к спасительному свету гигантской неоновой «L» на башне ЛексКорп. Ему нужна помощь и совет. Ему нужно поговорить с Лексом, ведь Лютор, чертов Лютор — единственный человек на всей планете, кто заранее предвидел, к чему все идет, и кто может придать Кларку решимости так нужным сейчас пинком под зад.

(июль '24.)