ЭПИЛОГ
23 августа 2024 г. в 21:37
1. ФЕДЮНЬКА
Затонск, 1889
25 сентября
Федюнька, придя домой, получил нагоняй от матери за испачканную одёжу. – На тебя не напасёшься, горе ты моё луковое. Где так изгваздался? Небось, на пожар бегал смотреть? Я тебе сколько раз говорила: не лезь, куда не надо. Теперь пока постираю, пока просохнет, из дома – ни ногой. Не в чем тебе теперь гулять. Всё, сиди дома, смотри в окно... Федюнька кивал головой, со всем соглашаясь, смотрел на мать, но видел перед собой дядьСаню, его лицо улыбающееся, слышал его голос: «Я следом за тобой» – и думал, что вот маленький он, Федюнька. А был бы большой, уж всяко не дал бы дядьСане сгореть в том проклятом подвале. Будь большой он и сильный, уж они как-нибудь вместе с дядьСаней выбрались наверх. А добежать до ворот – раз плюнуть. ДядьСаня вон как быстро бегает... бегал... Он словно въяве увидал, как дядьСаня подтянулся на руках и вылез из того клятого подпола, а потом сверху затрещало всё, и балка вниз полетела, прямо на дядьСаню. «Беги!!!» – страшным голосом крикнул дядьСаня, и Федюнька побежал... не оглянулся даже. И только грохот за собой услышал, да в спину горячий воздух толкнул... Федюнька опустил голову и вытер мокрые щёки. ДядьСаня говорил, что мужчины не плачут. А Федюнька ведь ещё не взрослый, не мужчина, ему и поплакать можно. И слёзы сами текут из глаз. Федюнька, может, и не хочет плакать, а они льются и льются. Даже Витёк плакал. А он уже большой – ему уже девять лет будет в октябре. А Федюньке исполнится всего семь, весной, в марте. У Витькà ножик есть, он его лихо кидает и не режется. Почти. Последний раз не считается: Ивашка тогда под руку толкнул. У всех мальчишек их ватаги ножики есть. Они сами себе придумали такое название – ватага. Это, как сказал дядьСаня, артель такая для общего дела. Он обещал придумать, какого. Да вот не успел... А у Федюньки ножика нет. ДядьСаня обещал сделать и научить Федюньку не резаться... А теперь его нет, и уже никогда не будет... Слёзы капали с подбородка прямо на живот. Федюнька их стёр ладошкой, и мать заметила. – Да ты никак плачешь! Что случилось? Отчего слёзы льёшь, как красна девица? Не стыдно? Такой большой уже мальчик, а... – Мать приподняла голову Федюньки за подбородок и увидела в его глазах настоящее горе. – Что, сынок? Что случилось? – ДядьСаня... – проговорил мальчик. – Это который с вами, мальцами, играет? – Да... Он... сгорел на пожаре... – Ой, горе-то! – Женщина прижала голову ребёнка к груди и погладила по голове. И Федюнька расплакался. Он плакал, прижимаясь к матери, плакал, как маленький, и не стеснялся своих слёз. А мать, тихонько покачиваясь, гладила его по волосам, по спине и утешала: – Чш-ш-ш, мой мальчик. Поплачь – легче станет. Всё пройдёт. Всё будет хорошо... И сынок, и вправду, успокоился, и спать лёг, и заснул крепко. А ночью у него поднялся жар, он метался по подушке, плакал и звал дядьСаню, просил прощенья, что бросил и не помог... – Это я... – запёкшимися от жара губами твердил мальчик, – дядьСаня... я убежал... не помог... тебе... Мать, услышав, испугалась, что у сына что-то с головой, и, схватив его в охапку, бросилась в больницу. Там дежурил доктор Милц, что помог в своё время появиться Федюньке на свет. Александр Францевич дал мальчику выпить какой-то микстурки, и тот затих. Доктор велел матери обтирать сына, чтобы жар снять, на голову мокрую тряпицу класть и поить его водой почаще. Две недели Федюнька болел, и доктор Милц каждый день навещал больного, прописывал микстуры и настои разные, а потом мальчик пошёл на поправку. Начал есть, вставать, ходить потихоньку сначала по дому, а потом и во двор выходить9 октября, 1889
И вот как-то почти поправившийся Федюнька сидел на завалинке и грелся на неярком солнце – мать разрешила. Сама она побежала с соседкой смотреть на «беглого каторжника», что «по душу прокурора Персианова» (1) явился, как сказала тётка Таисия, позвавшая мамку с собой. Мамка строго-настрого велела никуда со двора не ходить и ушла. А Федюнька остался один. Дело шло к зиме, солнце грело всё слабее. Но сегодня хотя бы было тихо и ясно. К калитке с улицы подошёл Егор Фомин (2). Он был уже взрослый, по Федюнькиным меркам, ему было уже целых 15 лет! Егор огляделся: на улице было пусто, во дворе у Федюньки тоже никого – и вошёл. – Не бойся, Федя, я тебя не обижу. Я по делу пришёл, – сказал он, не отходя от калитки. – А я и не боюсь, – ответил мальчик и, вспомнив, как учила мать, добавил степенно, как взрослый: – Проходи... те, Егор. Милости просим. Егор усмехнулся и, подойдя, присел на завалинку рядом с Федюнькой. Помолчал, собираясь то ли с силами, то ли с мыслями. – Я по делу к тебе, Фёдор. Федюньке понравилось, что к нему обращаются как ко взрослому. И он решил тоже не ударить в грязь лицом. – Слушаю вас, Егор... – и вопросительно взглянул на собеседника. – Просто Егор, если не возражаешь. – Не возражаю, – продолжал разыгрывать взрослого мальчик. А сам с любопытством разглядывал гостя. Федюнька слышал кое-что о Егоре Фомине. Только слишком уж сказочными были эти слухи. И страшными. Поговаривали, что в него сам дьявол вселяется, и Фомин тогда сам не свой становится... Но, може, и врут люди. Егор, уловив любопытство в глазах мальчика, снова усмехнулся и тут же посерьёзнел. – Ты, может, слышал обо мне... – Федюнька, мелко закивал, во все глаза глядя на гостя. – Я... могу с мёртвыми разговаривать. – Как ведьмак? – Нет... Они ко мне приходят, если что сказать кому хотят. – И что? – Федюнька даже дыхание затаил. А вдруг мертвяк сейчас прямо придёт! – Да вот, видишь, какое дело. Последнюю неделю ко мне приходит один человек и просит тебе передать кое-что. – Мне?! – потрясённо произнёс мальчик. – Кто? Что? – Сказал, что зовут его дядя Саня, и он обещал тебе ножик. Федюнька онемел даже. Дядя Саня? Ножик? Не может быть! Он уже примирился со смертью своего старшего друга. Он уже не мечтает о ножике. И вдруг... – А ты... вы... не брешешь? – Собака брешет, а я правду говорю. Но если ты не веришь мне... можешь сам с ним поговорить... через меня. – Могу?! Поговорить?! – Федюнька чуть не задохнулся. – Давай. Прямо сейчас? – Можно и прямо сейчас. А ты не испугаешься? – Я не боюсь мертвяков, – храбро произнёс Федюнька, хотя сам он их не видел, и мёртвого отца в гробу не помнил, но всё равно, надеялся он не испугается. Наверно. – Мертвяка ты не увидишь, – успокоил Фомин. – Он в меня войдёт и с тобой поговорит. Ты готов его выслушать? Мальчик кивнул. Егор наклонил голову, вздохнул глубоко и с силой выпустил воздух. Когда он посмотрел на Федюньку... Мальчик готов был поклясться, что видит перед собой дядьСаню: и глаза, и улыбка. А когда Фомин заговорил... голос был дядьСанин! У Федюнька аж мороз по коже пошёл, и руки гусиной кожей покрылись. Этого не могло, но это БЫЛО! – Ну вот, Федюнька, мы и свиделись. А ты молодец, не испугался. Ты не думай, что из-за тебя я... умер. Всё не так, ты же знаешь. Я, когда к вам прыгал, уже знал, что оттуда не выберусь. Мне главное было – вас спасти... А ты ни в чём не виноват. Да, наверно, и никто не виноват. Хотя... если бы сарай не загорелся, вы бы сами из подпола выбрались. – Егор-Саня помолчал. – А в подпол-то вы зачем полезли? – Ивашка... говорил... там черти водятся... показать позвал... – с трудом выговорил Федюнька. – А-а, – усмехнулся совсем, как дядьСаня, Егор. – Я же вам говорил, чтоб в подпол не лезли. Лестница там ненадёжная была... Так ты не думай больше о своей вине. Нет её – и всё. А ножик я тебе, как обещал, сделал. Он у хозяйки моей – Авдотье-травнице. Она обещалась тебе его отдать, как придёшь. Придёшь? – Приду, – кивнул Федюнька. – ДядьСань... а кто меня учить будет? – В каретной мастерской у купца Крымова есть Иван Прокушин. Я его первого обучал с ножом обращаться. Попросишь его – он тебя научит. Ну, Фёдор, прощай, – и Егор-Саня протянул руку. У дядьСани ладонь была большая, Федюнькина ладошка в ней почти тонула. У Егора ладонь была меньше, и Федюньке удалось её почти обхватить и пожать. Фомин вдруг уронил голову на грудь, а когда поднял её, это уже не был дядьСаня. Егор с удивлением посмотрел на рукопожатие и перевёл глаза на мальчика. – Попрощались? – догадался он. – Ага, – вздохнул Федюнька и убрал свою руку. В голове был сумбур, но мальчик не старался его разобрать. Главное, дядьСаня не виноватит его. Всё получилось... как получилось. Егор ещё посидел немного и поднялся с завалинки. – Ну, я пойду, Фёдор. Прощай. – Прощайте. Фомин ушёл, а Федюнька продолжал сидеть, закрыв глаза и подставив лицо осеннему солнцу...2. ВСЁ-ТАКИ... ЕСТЬ!
Затонск, 1890
25 сентября
Сёмушкин появился часа в два какой-то словно не в себе. Архипов и Кузнецов, прибывшие вместе с ним из сыскарской школы и ставшие всего лишь обычными полицейскими, немного завидовали Федоту, но не злились, потому что Сёмушкин действительно был лучше их и для должности помощника следователя подходил больше других. – Что-то ты как мешком из-а угла пристукнутый, – остановил Федота Кузнецов. – Случилось что? Федот перевёл на него взгляд, но видно было, что думает он о своём. – Честно? Не ожидал, – произнёс он. – Одно дело – читать, а другое – видеть собственными глазами... – Это да, – согласился Архипов, подмигивая Кузнецову, – это ты точно подметил. Книги – они такие! В них не всё, как в жизни. – В жизни всё иначе, хотя кажется, что так же, как написано, ан нет, не так... сильнее, что ли... – непонятно ответил Сёмушкин и дальше пошёл, к кабинету начальника сыскного. – Вот так, запросто, к самому начальнику! – произнёс Кузнецов и вздохнул. – Он даже может к тому по имени-отчеству обращаться, – добавил Архипов и отвернулся: повезло же человеку! Штольман сидел за столом и занимался бумажной работой. За своим столом корпел Коробейников. Радости на их лицах не было, потому оба с надеждой посмотрели на вошедшего. – Видел, – выдохнул Сёмушкин, – своими глазами... – Кого? Где? – Одновременно спросили Коробейников и Штольман. – Храброва, на кладбище, – произнёс Федот и рухнул на стул у стола Антона Андреича. Тот уронил каплю чернил с ручки прямо на бумаги по делу, но не заметил этого. Штольман поспешил положить ручку на чернильный прибор на столе. – Рассказывайте, – потребовал он. За дни, прошедшие с момента разговора и поручения, чего только Федот ни передумал. Он даже уверился вполне, что никто не придёт, он ничего не увидит и зря только потратит своё время, появившись на кладбище. Он несколько раз посетил могилу первого Путешественника (именно так, с большой буквы), однажды даже застал на могиле четырёх мальчишек, которых спас погибший. Заочно познакомился с Авдотьей и её дочерьми, узнал их привычки и распорядок дня. Почему-то он был уверен, что женщины обязательно появятся на могиле Еремеева. А самый день, то есть 25-го, идя по Главной улице, вдруг увидел Храброва. Тот вошёл в ателье Темненко. Федот поначалу растерялся: заходить следом не стал, чтобы не привлекать к себе внимания, и потерять того на улицах Затонска не хотелось. Он покрутился по улице, но вокруг были магазины и лавки для женщин. Тогда он отошёл чуть далее, нашёл лоточника, купил у него булку и вернулся к ателье фотографа и стал, жуя, разглядывать щит с фотографиями. Он всё съел и уже намозолил глаза своим стоянием у щита, когда Путешественник наконец-то вышел и не спеша отправился... к Затони. Федот опередил его и был на месте раньше, успел спрятаться подальше в кустах и видел, как Храбров осматривал битое молнией дерево. А потом Сёмушкин допустил ошибку: он думал, что Путешественник пойдёт к Авдотье и припустил к дому травницы. Но дом оказался заперт, и Путешественник не появился. Федот кинулся на кладбище. Как назло ни одной пролётки свободной ему не попалось. Он примчался, запыхавшись, на кладбище, когда Храбров уже стоял возле могилы. Судя по его лицу, новость о смерти Еремеева ему была как гром среди ясного неба. А потом он собственными глазами видел, как Путешественник «перешёл» из нашего времени в будущее и... не поверил себе. Федот специально подошёл к ограде, потрогал рукой камень столба – ничего! Вот только что стоял человек, перед ним дрожало... нечто, он вошёл в это нечто и – пропал! И всё. «Переход» свершился. 21-й век – это... двухтысячные годы! Что-то запредельное! И вот так, просто: шаг – и ты уже там! Он вернулся на кладбище, спросил у женщин о Храброве. Ему сказали, что тот знал Саню: они были «соседями». Сёмушкин не помнил, как добрался до управления. Кажется, на пролётке, что поймал у церкви... – Я думаю... нет, я уверен, что больше Храбров у нас не появится, – печально закончил свой рассказ Сёмушкин. – Почему? – спросил Коробейников. – А зачем? – пожал плечами Федот. – Он всё увидел сам, всё понял, узнал, когда это произошло. И теперь ему надо в то время попасть, год назад. И там уже... – Год назад, – повторил Коробейников. – Сентябрь, 16-е... После дела Сушкова (3), но ещё до беглого каторжника Кулагина. Значит, тайна раскрыта. Можно жить дальше. Спасибо, Федот Авдеич, за службу. А теперь за работу: берите дела вот из этой стопки, оформляйте их и кладите вот в эту стопку. Штольман выслушал Федота молча, кивнул на слова Коробейникова и взял бумагу из лежащего перед ним дела. Но скоро понял, что смотрит и не видит ни букв, ни строчек. «Значит, путешествия во времени всё-таки существуют? И как с этим жить?.. Как? Как Анна Викторовна живёт с дýхами. Я уже привык к ним, привыкну и к этому. Шекспир говаривал: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» (4). Не снилось, а есть. Так и запишем: верить или не верить – личное дело каждого. Я не верю в путешествия, а словам Сёмушкина верю. Доктору Милцу верю, Анне верю. Но опыт полезный. Прав Пушкин, говоря «О, сколько нам открытий чудных готовит просвещения дух!» (5) Готовит, ещё как готовит. Вспомнить хотя бы Брауна с его папкой! (6) Закроем эту страницу и согласимся с тем, что Александр Еремеев – гость из будущего».3. ПУСТЬ БУДЕТ...
Москва, 2019
Декабрь
Кирилл сидел за компом и пересматривал материалы по Затонску. У него были цифровые копии единственной газеты, издававшейся тогда в городе – «Затонский Телеграфъ», сделанные в Ленинке по заявке Кирилла. Он страшно удивился, что подшивки провинциальной газетки есть в главной библиотеке страны. Посмотрел материалы за 1889-й год и... нашёл статьи АЕ Ребушинского о Затонском оборотне, и о найденном в овраге теле купца Епифанова, и об убийстве на празднике купца Караваева, и об обескровленном теле девушки в сарае Молостовых – о делах, упомянутых Иваном Петровичем в разговоре с Кириллом. И ещё несколько дел, расследованных Штольманом: о девочках-гимназистках, вызывавших дьявола в доме повесившегося купца (7), о странной смерти кулачного бойца (8), о кладе Кудеяра-атамана (9) (в статье сообщалось, что деньги, найденные Мироновой АВ, были отданы церкви, что, как показалось Кириллу по тону статьи, не... порадовало издателя), об адептах Люцифера (10)... В общем, Штольман и в самом деле был очень известным человеком в Затонске. А Анна Викторовна раньше, до замужества, была Мироновой, дочкой известного в городе адвоката. Библиотекарша, что помогала Кириллу разыскивать материалы на интересующую его тему, даже нашла небольшую книжечку некоего Семёна Васильева, малоизвестного или даже неизвестного писателя 20-х годов ХХ-го века, под названием «Затонские истории деда Василия» (11), где Кирилл прочёл рассказы о Штольмане и Анне Викторовне. Старик-рассказчик был очень наблюдательным человеком и многое поведал и о героях, и об их отношениях, и об отношении к ним. Кирилл даже пожалел, что так и не познакомился с ними поближе. Он попросил сделать ему ксерокопию книжечки. А потом через Марусечку, всю жизнь проработавшую в типографии, сделал для себя реплику книжечки. И во теперь «Затонские истории деда Василия» стоят у него на полке. Тётушка постаралась для любимого племянника, напечатала на мелованной бумаге, в твёрдом переплёте, с картинками – фото видов Затонска, знакомых Кириллу по его «путешествиям» в прошлое. А узнавать про судьбу людей он не стал. Чтобы не расстраиваться. Ведь дальше в истории России – революции, войны, репрессии... Пусть Анна Викторовна и её Штольман остаются такими, какими он их увидел. Один экземпляр книжечки Семёна Васильева он подарил Михал Михалычу. Тот был тронут. Он всё-таки уехал к своему знакомому, что занимался землетрясениями. Куда-то на Камчатку. Ближний свет! Прислал оттуда письмо, что нашёл дело по душе, не уточняя, какое именно, и не жалеет, что оставил Москву. Биндюжников сдержал своё слово – разобрал машину времени на мелкие части. Вот он – пульт, без начинки, лежит на столе Кирилла. Он его иногда берёт в руки, гладит и нажимает кнопки. Но ничего не происходит. И хорошо! Нет соблазна... И плохо, что нет. А ещё Михал Михалыч оставил Кириллу часы. Те самые. На серебряной цепочке. Можно дёрнуть за колечко, повернуть и... Но Кирилл этого не делает. И никогда не будет делать... Пусть часы остаются часами. ____________________________________________ 1 См. «Каторжник и прокурор». 2 См. «Реинкарнация». 3 См. «Шальная пуля». 4 Цитата из трагедии Шекспира «Гамлет», д. 1, сц. 5, слова Гамлета. В переводе М. Вронченко (1828) 5 АС Пушкин (1829) 6 См. «Князь». 7 См. «Князь тьмы». 8 См. «Сметень». 9 См. «Благородный разбойник». 10 См. «Адепты» 11 См. Elpis_N «Рассказки деда Василия»