ПАЛОМА
Москва, 2019
Октябрь
"Ну что ж, - думал Биндюжниклв, - с Саней Еремеевым всё ясно. С Кириллом тоже разобрались. Теперь можно заняться и главным, ради чего и была создана «машина времени»... Перед «переходом» Михал Михалыч ещё раз повторил, что ему известно о матери. Её звали Палома Сильва, 1945 года рождения. Чилийка. Училась на факультете искусств чилийского университета, но не окончила, потому что уехала в Аргентину на практику, где и познакомилась с Константином Биндюжниковым, вышла за него замуж, через полтора года родила сына и исчезла через год после его рождения... Безутешный муж привёз своего маленького сына своей матери в Монтевидео (1). По письмам, найденным Михал Михалычем после смерти бабки, он узнал, что Палома ушла в парикмахерскую на пару часов и не вернулась. Прислала письмо, где сообщила, что встретила свою первую страстную любовь и уезжает вместе с возлюбленным (которого считала погибшим, но он оказался жив и долго искал её, найдя же здесь, не хочет больше расставаться с ней никогда), просит прощения за непредвиденный обман, жалеет, что так получилось, желает «всего хорошего и здорового» мужу и ребёнку... Эта фраза особенно поразила её мужа: никогда, даже по-русски, так не говорили. Почему у него и возникли подозрения, что письмо написано либо не самой Паломой, либо под чью-то диктовку. Он нанял частного детектива, и тот выяснил, что последний раз Палому видели в кафе недалеко от парикмахерской, которую она посетила в тот день. Она сидела за столиком вместе с мужчиной, ничем внешне не примечательным, обычный латинос, как и все вокруг, потом ушла по улице, ведущей к морю, и больше её никто не видел. Именно на это место и отправился Михаил, разыскав в интернете фото площади с кафе того времени.Буэнос-Айрес (1), 1968
Август
Фото было сделано рано утром, когда никого вокруг не было, и Михаил, появившись ниоткуда, не привлёк ничьего внимания. Он не спеша обошёл площадь, рассматривая витрины открывавшихся магазинчиков и лавок, прошёлся вниз по пустынной улочке, ведущей к морю, спустился на берег. Среди писем обнаружилась фотография, всего одна: его отец и Палома (ещё беременная) на берегу моря, оба счастливые и радостные. Муж смотрит на юную жену влюблёнными глазами, а она смеётся, глядя прямо в объектив. Михал Михалыч без труда нашёл это место... Вернувшись к кафе, он сел за столик, откуда хорошо была видна вся площадь, и особенно – вход а парикмахерскую, заказал себе кофе и стал ждать. Он не просидел и получаса, как увидел Палому. По его прикидкам, ей было сейчас года 22-23. Но выглядела она гораздо моложе – лет на 16-17. Такая юная прекрасная девочка, спешащая на первую в своей жизни «взрослую» причёску. Одновременно с ней к кафе подъехала машина, из которой вышел мужчина с папкой в руках, он проводил глазами стройную, несмотря на роды, девичью фигурку, скрывшуюся в парикмахерской, и сел за стол недалеко от Михаила, небрежно кинув папку на свободный стул возле себя. Ждали они не слишком долго: Михаил успел неспешно выпить чашечку кофе. Палома вышла на площадь, тряхнула коротко, по-летнему, остриженными волосами, улыбнулась и осмотрелась вокруг. Встретившись глазами с мужчиной за соседним столиком, она как-то сразу «померкла»: с лица пропала улыбка, живость движений сменилась скованностью... Мужчина кивнул и махнул рукой, предлагая присоединиться к нему. Палома, как неживая, приблизилась к его столику и замерла, словно кролик перед удавом. Говорили они по-испански, негромко, но ветерок был от их столика на Михаила, и он всё хорошо слышал. Первая фраза – «Пора отдавать долги»– заставила Палому побелеть и буквально рухнуть на стул за столик лицом к Михаилу. – Я вижу, вы меня узнали, – начал разговор мужчина. Палома слабо кивнула: – Вы бывали у нас дома, когда я... тоже там была... – Хорошо, что вы это помните. А как меня зовут? – Сеньор Гонсалес, кажется... – Правильно, тогда я был Гонсалесом. Сейчас можете меня звать Пересом. – Зачем? – вздохнула девушка. – Что «зачем»? – Зачем... я вам? – На это есть несколько причин. Во-первых, вы близко знакомы с семьёй Альенде (3). Он собирается выставить свою кандидатуру на выборах президента страны. И вообще, там назревают события, которые желательно предотвратить, а если не получится (что весьма нежелательно, но что поделать, если события пойдут своим чередом), то помешать всеми силами их осуществлению. – Я мало и редко его видела, – перебила Переса Памела, – можно сказать, мы практически незнакомы. Я больше знаю его жену... – И Исабель, младшую дочь, не так ли? Вы же с ней учились вместе? Вас даже считали подругами? Не так ли? Памела поморщилась, но кивнула. – Но возобновление знакомства с семьёй Альенде будет неглавным вашим... заданием. Хотя информация о настроениях, событиях, фактах всех членов семьи, будет только приветствоваться. Кстати, соответствующая... биография и документы за три года, что вас не было в Чили, уже готовы, а выучить для вас не составит труда. Основное задание: Вам надлежит поближе сойтись с некоторыми из членов Коммунистической партии Чили, Виктором Хара (4), например. Вы же учились на факультете искусств в университете? Можете возобновить обучение и войти в круг его почитателей. Но вашей главной целью будет Луис Корвалан (5)... – А во-вторых? – снова перебила Памела. Перес поперхнулся словом. – Вы сказали: во-первых, Альенде. А что – во-вторых? – Значит, вы согласны? – помолчав, вкрадчиво произнёс собеседник. – Я этого не говорила. Просто спрашиваю, что – во-вторых? У неё было такое выражение лица, словно от его ответа зависела её судьба. У Михаила всё похолодело внутри от дурного предчувствия. – Во-вторых, мне ваше согласие в принципе не нужно, – усмехнулся Перес. – Вы уже – наш агент, поскольку давним и, кстати сказать, крайне полезным агентом был ваш отец. Вы к нам перешли, если можно так сказать, по наследству. И вот тут-то Михаил увидел, какой жёсткой и принципиальной может быть юная девушка. Для его сегодняшнего, пятидесятилетнего, она была как дочь, с которой случилось... нечто такое, что потребовало от неё всех душевных сил, смелости, решительности, воли, и она их проявила. – Я оставила семью, когда узнала, чем занимался мой отец, и никогда больше не поддерживала с ней отношения. Это вам лучше меня известно. Даже болезнь и смерть матери... – Голос её сорвался, но она справилась: – Это во-первых, коль вы так любите считать. Во-вторых, я не хочу возвращаться в Чили или куда-нибудь ещё и тем более не хочу работать на вас, сеньор Перес, или как вас там на самом деле. И в последних, никогда я не была и не буду агентом ФБР. Ясно вам? Прощайте. Она повернулась, чтобы уйти, но, услышав голос Переса, остановилась. – Тогда, – спокойно заявил мужчина, – придётся использовать план «Б» – забрать вашего ребёнка. – Мой сын на территории русского посольства, куда вам доступа нет, – резко сказала Палома и вышла из-под навеса кафе на площадь. По-видимому, ей надо было успокоиться, и она пошла по улочке, ведущей к морю. Мужчина некоторое время смотрел ей вслед, потом взял папку, вынул из неё конверт и подозвал официанта... Что было дальше, Михаил уже не видел. Он, оставив на столе деньги за кофе, поспешил следом за Памелой, старясь не привлекать к себе внимания. Потому ему пришлось идти не спеша, изображая праздно гуляющего. Когда он оказался на улочке, по которой он спускался к морю девушка шла далеко впереди. Бежать за ней он не рискнул: увидит его – испугается ещё больше, и разговора не получится. Зачем ему нужно было её нагнать и о чём поговорить, он и сам не понимал, но чувствовал, что надо поторопиться. Машина обогнала его почти бесшумно. Во всяком случае, он звука мотора не услышал. Автомобиль ускорился и наехал на девушку неожиданно, сбил её капотом и проехал по распластанному телу. Михаил замер прямо под раскидистым деревом, прижавшись к стволу. Потому, наверно, вышедший из автомобиля мужчина его и не заметил. Он подобрал тело, кинул его, как тряпку, в машину и поехал вниз, к морю. Михаил очнулся и побежал. Он почти вылетел на берег, но... тот был пуст. Ни гуляющих, ни купающихся... Насколько хватало взгляда, нигде никого не было. И машины тоже... А что он ожидал увидеть? Как мужчина бросает в море безжизненное тело? Или закапывает его в песок, засыпая камнями? Михаил подошёл к морю, набежавшая волна лизнула его сандалии, но даже не обратил внимания на мокрые ноги. Значит, так вот всё и произошло. Памела просто пропала. Ушла и не вернулась. Только письмо, написанное её почерком и переданное якобы от её имени, осталось... До времени возвращения назад – в будущее было ещё далеко (он запрограммировал переход через 12 часов). Михал Михалыч бесцельно бродил по городу, не глядя на достопримечательности. Хотя у Palacio Barolo6 он простоял около часа, глядя на него и не видя. В голове крутилась одна мысль: может он что-нибудь сделать или нет. И понял, что не может. Вернее, не должен. Памела погибла, а муж, и особенно бабка, считают её «не достойной» даже носить фамилию Биндюжниковых. Что ж, так тому и быть. Не Михал Михалычу осуждать своих родственников. Ничего другого они не могли тогда решить. Время такое было. А что Памела не писала того письма, им и знать было не дано. Да и что бы это изменило? Для Константина Биндюжникова известие, что его сват – агент ФБР, означало конец карьеры, для его сына – бесконечные разборки с КГБ, да и самому Михаилу не поздоровилось бы... Так что всё так, как дóлжно быть... Вечером на площади было множество народу – жара спàла. Люди ходили по площади туда-сюда, торговцы продавали воду и мороженое, все столики в кафе были заняты. На том месте, где вот-вот должно было появиться марево перехода, тоже толпился народ. Михал Михалыч затесался в толпу, занял удобную позицию: чтобы шаг назад и спиной – в марево... Ему повезло: как раз, когда марево сзади появилось, на площади начался фейерверк громкий, шумный, – народ качнулся к центру зрелища, И Михал Михалыч незаметно и беспрепятственно шагнул...Москва, 2019
6 октября, воскресенье
В Москве выпал первый в этом голу снег. Температура была около 0, и, если бы не приготовленная заранее тёплая одежда и обувь в рюкзаке под деревом, то идти бы Биндюжникову домой в шортах, яркой рубашке с коротким рукавом и сандалиях на босу ногу. Тот ещё видок! Михал Михалыч оделся-переобулся и не спеша отправился к дому. В квартире хозяйничал Кирилл: чайник кипел, заварка грелась под «матрёшкой» на столе, на стуле у батареи стояла картошечка, завёрнутая в тёплое, колбасная и сырная нарезки лежали на тарелке, прикрытые салфеткой, даже селёдочка была, с зелёным лучком и «вонючим», нерафинированным маслом. Водки только не хватало для полного счастья, хотя Михал Михалыч не пил. – Ну как, – спросил Кирилл, – удачно? Увидели? Узнали? Михал Михалыч кивнул: – И увидел, и узнал... Кирилл шумно с облегчением выдохнул: – Как хорошо! И засуетился у стола, расставляя тарелки, раскладывая вилки и ножи, доставая из холодильника хлеб на тарелке. Вопросительно взглянул на Биндюжникова: – Водочки?.. Тот кивнул. Не то чтобы хотелось выпить, хотелось... расслабиться. А что, как не алкоголь, снимает стресс? Кирилл поставил на стол рюмочки, налил хозяину квартиры полную, себе плеснул на глоток (он тоже не пил и не любил, но компанию мог разделить). Сели, подняли рюмки, не чокаясь, выпили, закусили: Кирилл – селёдкой, Михал Михалыч – колбасой и сыром на куске хлеба с зелёным лучком с селёдочки сверху. Прожевав, принялись за картошечку. Кирилл спохватился, вынул из духового шкафа – печки по-русски – котлеты. – Марусечкины, – пояснил он. – Она, как узнала, что я к вам собираюсь и надолго, тут же в контейнер уложила. Сказала, что съедим. Котлеты на вкус оказались верхом кулинарного искусства – ушли влёт. Оказалось, что оба голодны, оба в ожидании результатов перехода не ели-не пили, потому порадовались марусечкиной догадливости. Заморив голодного червячка до отвала, приступили к чаю, а с ним – и к разговорам. – Рассказывайте, – произнёс Кирилл, поудобнее откидываясь на спинку стула, – со всеми подробностями и словесными изысками, как-то: описаниями природы, переживаний и чувств, портретов героев, лирическими отступлениями и авторскими пояснениями... Михал Михалыч хмыкнул и начал... В горле пересыхало, и во время рассказа Биндюжников постоянно прикладывался к стакану с чаем и вазочке с печеньем. В результате к концу рассказа чайник опустел, как и вазочка. Кирилл не поленился, заново вскипятил чайник, заварил новую заварку, достал нераспечатанную пачку печения и высыпал его в опустевшую вазочку. И всё это молча. Михал Михалыч тоже молчал. Закончив приготовления, Кирилл проговорил задумчиво: – Значит, умерла... И правильно, что вы ничего там менять не стали: кто его знает, во что эта бабочка Бредбэри превратится сейчас. – Я тоже как-то так же подумал... Но... как сказал Твардовский? М-м-м... Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…(5) – Да, – кивнул Кирилл, – понимаю... Всё равно ведь хочется... помочь, уберечь, спасти... Но... нельзя. «Неможно», как говорила моя бабушка. – Именно, – согласился Биндюжников. Помолчали снова. Потом Кирилл набрался храбрости и спросил: – И что теперь... с машиной времени?.. Михал Михалыч пожал плечами: – А ничего. Что хотели – узнали, что смогли – сделали. Теперь... разве что как игрушку оставить... или совсем уничтожить, чтобы и соблазна не возникло... Кирилл кивнул согласно: – Я так и подумал. Даже попрощался... пересмотрев то, нашла тётя Люся, что мы с вами накопали, что я сам... узнал-увидел. Помолчали. – Значит, ты тоже думаешь, что лучше машину уничтожить? – спросил Биндюжников, и Храброву показалось, что голос его дрогнул. Кирилл кивнул: – Я понимаю, что жалко: столько сил и времени потратили, чтобы создать – и вдруг, в одночасье... – В одночасье не получится, – улыбнулся Михал Михалыч, – деталей много мелких. Я думаю, не меньше недели уйдёт на разборку. А потом соберу всё и более-менее пригодное радиолюбителям отдам. У меня есть на примете пара знакомых. Вот они обрадуются! – Это хорошо! – горячо поддержал Кирилл. – Пусть в дело пустят, что-нибудь полезное создадут или откроют. – Да, так и сделаю, – тряхнул головой Биндюжников. – Один мой знакомый НЛО интересуется, ему прибор нужен, который бы регистрировал... А другой землетрясениями занимается, тоже хочет придумать... чтобы угадывать точно, где, когда и с какой силой тряхнёт. Оба зовут к себе... Подумаю, может, и я на что сгожусь... – Обязательно сгодитесь, Михал Михалыч. По-другому и быть не может... _______________________________________ 1 Монтевидео – столица Уругвая. 2 Буэнос-Айрес – столица Аргентины. 3 Сальвадо́р Алье́нде (1908-1973) – чилийский государственный и политический деятель социалистических взглядов, президент Чили с 3 ноября 1970 г. до своей гибели в результате самоубийства во время военного переворота. 4 Ви́ктор Ха́ра (1932-1973) – чилийский поэт, театральный режиссёр, певец, танцор, политический активист и член Компартии Чили, убитый путчистами во время военного переворота 1973 г, организованного генералом Аугусто Пиночетом. Жестокое убийство на стадионе «Чили», превращённом в концлагерь, через несколько дней после переворота сделало Виктора Хару символом борьбы против режима Пиночета. 5 Луи́с Корвала́н (1910-2010) – чилийский политик, генеральный секретарь Коммунистической партии Чили (1958-1989). 6 Palacio Barolo – первый небоскрёб в Аргентине и всей Латинской Америке (1923). Его высота 100 метров. Брат-близнец этой достопримечательности – Palacio Salvo украшает главную площадь столицы Уругвая, Монтевидео. Когда на крыше Паласио Бароло включали установленный там маяк, его свет видно из ближайшего уругвайского города Колония дель Сакраменто. 7 Цитата – АТ Твардовский «Я знаю, никакой моей вины...»