Империя Кровогорья. 4 Эра 720 год от прибытия Олрида Старого. Кинхартский дворец.
Монскар. 1 число. Месяц Освобождённого Зарева.
***
Альвева навсегда запомнила ночь, когда родился Эйдэн. В тот вечер, когда начались роды, пришла буря, какой ещё не было в Кинхарте со времён гибели Нерана Драконьей Крови. Молнии били ежеминутно. Воздух содрогался не то от воплей Альвевы, не то от молний, что сверкали над Кинхартом. Казалось, один из тринадцати Богов-драконов, Мергшоран, Отец Небес и Грома, решил оказать поддержку Альвеве, крича вместе с ней, исторгая из пасти своей молнии одну за другой. Перед грозой, как сказали тогда астрологи, ярче всего на небе, прямо над спальней, где рожала Альвева, сиял Эфес Юмкары. Ах, как была бы рада Альвева, если бы ей это сказали намного позже. Один астролог, что присутствовал на родах, посчитал своим долгом сказать, что звезда, осветившая её сына, это Эфес Юмкары. Не проклятое Остриё, не Гарда, что несёт болезни, не Край рукояти — знамение смерти. Эфес. Рубин. — Проклятье, мне сейчас не до распроклятого созвездия! Мне больно, Малкирон, больно! Растопчи вас всех табун кобыл, проклятые старики, вы будете говорить о звёздах, пока я тут в муках рожаю?! Что бы вас эллирмитры сожгли и ир-меры потроха сожрали! На какой такой ляд мне звёзды, когда я рожаю?! Альвева на всю жизнь запомнила эту боль. Она в юные годы пережила три войны, с десяток дуэлей, два побега из плена, сотню вылазок во вражеские лагеря, неисчислимые погони, что пешие, что конные, но вся пережитая боль не сравнилась с теми муками, что принесло рождение сына. Альвева могла поклясться, что в ту ночь бранилась так страшно, что бабки-повитухи и фрейлины потом гонялись за легионерами со скалками и тряпками, чтобы отучить воинов ругаться при юной императрице. Ах, её легионеры, верные солдаты, сынки. Когда Альвева услышала первый крик сына, она поспешали выйти к своим людям, наплевав на то, что бёдра её были в крови, что сама она только-только пережила самую страшную боль в жизни и неслась по коридорам дворца с ребёнком на руках, плача от радости и боли между ног. Она прижимала сына в пелене к своей груди и неслась к тронному залу. Лишь бы легион услышал её. Легионеры увидели ребёнка на руках Альвевы и вынули мечи, упав на колени. — Императрица-мать! Как нарекла ты своё дитя? — В единой просьбе зашептали легионеры. Альвева еле-еле стояла на своих ногах. Она смотрела в глаза своих верных солдат и почти плакала. Её сын, её мальчик. Он дёргал своими маленькими ручками, истошно кричал. Сын. У неё родился сын. Осознание пришло только сейчас. — Боги одарили меня сыном, легионеры! Вы мои свидетели! Я нарекаю его Эйдэном! Он станет четвёртым императором Кровогорья, что будет носить это имя! — Прокричала Альвева, падая на колени. Она прижала Эйдэна к груди, трясущейся рукой вытирая его детское личико от крови. — Эйдэн Четвёртый! Слава кронпринцу! Слава наследному сыну Альвевы Пятой! — Закричали легионеры, поднимаясь с колен, устремляя мечи свои в небо. Они скандировали имя матери и сына. Дворец дрожал от грома их голосов и грохота снаружи. Мергшоран был доволен, как и его божесвтенные браться с сёстрами. — Эйдэн. — Шептала Альвева, когда фрейлины, наконец-то, увели её в покои. Долго юные девы уговаривали императрицу отдать сына им, дабы умыть его, да и самой Альвеве не стоило напрягаться. Роды дались её тяжело, придворные маги-лекари с трудом залечили её раны. — Нет. Не прикасайтесь к нему. — Прорычала Альвева, укрывая сына руками. Она была подобна грифону, что учуяла чужаков у гнезда, где только-только вылупился её птенец. Альвева была сильной женщиной. Раны затягивалась на ней быстро. Уже через пару дней она выбралась в сады, чтобы помолиться Алкиру — Богу-дракону Ветров и Свободы. На её руках мирно посапывал Эйдэн. Её дорогой сын. Её наследие. «Неран, а что чувствовал ты, когда Юмкарана родила для тебя детей? Ты тоже не знал, что делать? Или же ты нашёл в себе ещё больше сил, чтобы жить и сражаться? Ты не ответишь, распроклятый безумец. Ты никогда не отвечал» — думала Альвева, сидя под молитвенным деревом. — Алкир, Отец Ветров. Что видишь ты? Направь потоки ветра, укажи мне путь. Моё милое дитя, мой дорогой Эйдэн. Кем станет мой сын? — Алкир не ответил. Тёплый ветер лишь трепал каштановые волосы Альвевы, а сама императрица, прислонилась затылком к стволу дерева. Её дышалось легко и свободно. Младенец на её руках принялся ворочаться в пелёнке. В миг Альвева услышала плач и принялась расстёгивать своё платье. Эйдэн хотел кушать. Невообразимое до этого тепло наполнило сердце Альвевы. Она кормила сына грудью. Её дитя, её наследие, сейчас набиралось сил. Мальчик вырастет великим человеком, это Альвева знала и без помощи богов-драконов. Но ей было интересно. Боги даровали ей возможность видеть грядущее. Она чётко знала, что будет делать, потому что за месяц до родов видела во снах, как выбегает к своим людям и как дарует имя своему сыну. «Мама. Я иду к Кардинийскому Ущелью». Альвева на секунду закрыла глаза. Она вновь была в своих покоях. Однако руки, что она протянула к юноше, были старыми, сморщенными. Она понимала, что уже не может дышать. Что ослепнет к этому моменту и не увидит лица сына. Боги милостивые! Этот юноша, на лице которого столько шрамов. Эйдэн? Её милый, родной Эйдэн?«Мама. Я идут к Кардинийскому Ущелью. Прости меня». Она знала этого юношу. Его глаза, цвета изумрудов, как и у неё, сияли золотым огнём. Нет. Нет! Не могло быть так, что сын её станет таким же как Неран. В них лишь капля от крови драконов Рок’Яндара! Альвева тряслась, не то от жары, не от холода, но она видела, как крылья из огня и света вырастают из спины юнца. Её сына.
«Мама. И иду к ней. Я не могу остановить их, если останусь за спинами своих легионеров». Эйдэн. Её милый, дорогой Эйдэн. Он облачён в доспехи с восьмиглавым драконом, на пояс его клинок, эфес которого выполнен в стиле грифоньей морды. Глаза его полны печали. К кому он может идти? К кому он так спешит?«Мама. Кем был мой отец?» Вопрошает юноша, требовательным взглядом терзая сердце Альвевы. Сейчас он похож на отца. Слишком дерзкий, слишком бойкий.
«Мама, я не умру там». Он заверяет её, стоя на коленях перед её постелью. Но Альвева знает, что он врёт. Он не собирается возвращаться.«Мама…» шепчет принц, истекая кровью на полях близ Карден-Холла.
Альвева открывает глаза несколько секунд спустя. Для всего мира она просто моргнула, но сама будто пережила с десяток жизней. Слёзы на её щёках солёные, как воды Штормового Океана. Сын всё так же прилип к её груди. Альвева еле слышно всхлипнула, глядя младенца. — Алкир. Неужели он умрёт таким молодым? — Шепчет Альвева, утирая рукавом платья слёзы. Альвева прикасается своими алыми губами ко лбу сына и ещё долго сидит у дерева, пока стражники не начинают умолять её отдыхать в покоях, а не в саду, на вершине холма, ведь ветер начинает бушевать, стоит юному принцу начать плакать.***
Кавутен. 25 число. Месяц Ярчайших Звёзд.
Альвева полностью оправилось от ран спустя пару месяцев. Она погрузилась в материнство, будто окунулась в тёплую воду горячих джейстенских и источников. Почти половина года прошла с рождения Эйдэна. Всё Кровогорье радовалось и ликовало. Их кронпринц был наречён славным именем! Его нарекли так же, как и его прадеда, а Эйдэн III, прозванный Белым Грифоном, был любимцем народа. Тем более, он прожил до глубокой старости и даже в свои девяносто лет летал на грифоне! Прекрасное имя! В Кинхарте объявили о турнире. Люди ждали, пока легионеры начнут дуэли в честь рождения кронпринца. Вино вот-вот разольётся по улицам рекой. Вся столица будет тратить деньги на этот праздник! А как ещё? У императрицы родился сын! Здоровый сын! Через двадцать лет Эйдэн Четвёртый станет новым императором Кровогорья и тогда знатные семьи выстроят из невест. Династия Стонн’Касселов вновь расцветёт, чего не было со времён Нерана и Юмкараны! В тот день, когда нужно было принять организаторов турнира, Альвева сослалась на усталость. Юному принцу требовалось всё её внимание. Верные министры были рады взвалить обязанности императрицы на свои плечи. Нужно было сделать всё, чтобы Альвева была подле сына. Ночью она читала отчёты о подготовке. Почти три миллиона золотых яширов на турнир. Такие деньги когда-то давно требовала империя Даргона. Альвева тогда три месяца как родилась. Амункеры пришли и забрали себе восточное Кровогорье. От Мовриталя до Ваетира. Через год пришли южане из Ли’Кар-Карана. Они забрали западные города и провинции. Всё детство Альвева прожила подле легионеров. А когда она выросла, то повела их в бой. Устроила партизанскую войну захватчикам. Отбросила ящеров Даргона обратно в их святые оазисы. А потом пришлось сражаться с Кар-Караном. Но всё пошло иначе. Она встретила человека, что подарил ей возможность стать матерью. Сейчас в кроватке лежал Эйдэн. Полгода прошло, а Альвева заметила, что волосы Эйдэна куда темнее, чем у неё. Кожа бледная и глаза зелёные — это Эйдэна как у матери. Но волосы. Они намного темнее, особенно для младенца. Альвева на цыпочках подкралась к колыбели. Сын спал, подняв ручки вверх. Такой милый, такой крохотный. Однако кричал он как разъярённый дракон и ел так же много, как и крылатый ящер. Альвева улыбнулась. Она вспоминала, как встретилась с его отцом. Рэймас Тират. Вождь Ли’Кар-Каранских пустынных кланов. Ох, он был воином. Родись он в Кровогорье, все четыре легиона с руками и ногами забрали бы его. Но Рэймас родился в клане Алых копий. Его отец был Мар’Данером — самым старым и уважаемым жрецом, как выразились бы на родине Альвевы. Тэйграт Тират рассказал всем кланам Кар-Карана о том, что родилась пятая дева, которую нарекли Альвевой. Их давно умершие вожди и шаманы предрекали, что боги, Старые и Новые, Предки и Драконы, дарует Альвеве Пятой дар видеть грядущее. Потому и Тэйграт, а после и Рэймас, повели кланы Кар-Карана войной на Кровогорье. Пустынникам нужна была пророчица. Им нужна была Альвева. Но Альвеву Пятую спрятали. Отдали верным солдатам её отца, и девочке пришлось жить среди легионеров. Пока она не стала взрослой, пока она не убила падишаха Даргона в дуэли и не принесла голову вождям Ли’Кар-Карана. Альвева свергла одно иго и предрекла пустынникам, что свергнет и их. И тогда Рэймас, сын Тэйграта, что повёл свои кланы, дабы отыскать пророчицу Альвеву, преклонил перед ней колени. Однако до этого момента Альвеве пришлось убить ещё трёх вождей и побороть в поединке самого Рэймаса. Сама Альвева не помнила, что такого с ней случилось. Что заставило её сражаться бок о бок с Рэймасом. Они вместе бились против демонов Мовриталя, уничтожали ир-меров, вылезших из Утробы. В какой момент страсть боя превратилась в страсть иную, жаркую, как и сам бой, но совсем другую. Такую, что сводила с ума, заставляя жаждать, вожделеть? Рэймас умер от рук предателей. Братьев-вождей, что усомнились в даре Альвевы. И тогда Альвева отомстила за мужчину, который так и не стал её мужем. Она изгнала каранцев из Кровогорья, уничтожив десять из пятнадцати кланов. Альвева наблюдала за сыном, склонив голову на бок. Он станет таким же, как его отец? Будет верен своему слову до последнего вздоха? Упрямым, как таркенский баран? Или же больше пойдёт в мать? Альвева надеялась, что Эйдэн возьмёт самое лучшее. Что кровь сыграет и Эйдэн не будет вечно хмурым и нелюдимым, каким был Рэймас в последние годы жизни. И уж точно она надеялась, что Эйдэн не будет таким как Альвева в молодости: неудержимым, неуправляемым разгильдяем, которому не страшна война. Альвева провела пальцем по щеке сына. Его кожа была нежной, бледной, с еле различимым румянцем. Ей почудилось, что Эйдэн улыбается во сне. Снится ли что-нибудь полугодовалому младенцу? Понимает ли, что говорит ему мать? Альвева надеялась, что голос её успокаивает Эйдэна. Что он чувствует тепло, когда Альвева говорит с ним. — Я никому тебя не отдам, мой мальчик. Даже Смерти. И пусть мне придётся пройти Врата Харды, знай, я ни за что тебя не отпущу. Обещаю. — Прошептала Альвева, поцеловав сына.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.