Лучше умереть

«Посмотри на эту одинокую печальную горлицу,

Она порхает от сосны к сосне,

Она скорбит о своей настоящей любви,

Как я скорблю о своей.»

      — Сакура-чан… — сонно бормочет Наруто, чуть ли не пуская слюни на бумаги, разбросанные по кухонному столу. Уже почти два часа ночи, но стопка взятой на дом работы будто не уменьшилась ни на йоту. Руки его испачканы чернилами, въевшимися в сухие линии и трещинки на подушечках пальцев. Кухонный стол покрыт множеством тёмных пятен там, где пальцы, запястья, локти случайно соскальзывали со страниц на полированное дерево. — Хм-м-м, — отзывается Сакура. Нахмурив тонкие брови, она яростно строчит что-то на листе, не поднимая на мужа глаз. — Хината вернулась в деревню, — наконец вздыхает он. — О. — Ручка замирает, и Сакура смотрит на Наруто. Наруто же смотрит в окно; его лицо заливает желтоватый лунный свет, отчего оно кажется смертельно бледным. Встряхнув головой, Сакура прогоняет жуткие образы и моргает. — Недолго музыка играла, — наконец говорит она с явственным раздражением в усталом голосе. — Она снова шпионит за мной, — капризно тянет Наруто, перебирая пальцами завязки на шторах, хотя и знает, что задёргивать их бесполезно. В конце концов, его преследовательница обладает Бьякуганом. — Отгородись от неё, — резче, чем намеревалась, бросает Сакура. Но боги, она устала, а у них ещё гора работы, и последнее, чего она желает, это чтобы Хината подглядывала за ними. Отпуск Хинаты стал самым настоящим отпуском для Сакуры, и её крайне разочаровывает, что Хьюга вернулась. Сакура трёт виски и пытается думать. Ками, жутко напрягает, когда Хината наблюдает за их объятиями, — и не нужно быть сенсором, чтобы чувствовать, как едкие белёсые глаза буравят стены и занавески, сверлят дыры в её спине, пока она целует собственного мужа. Но сейчас они просто занимаются бумажной работой! Какого хрена шпионить за ними сейчас? Сакура качает головой: в навязчивом преследовании Хинаты никогда не было ни последовательности, ни логики. — Единственный выход — игнорировать её, — совладав с собой, произносит Сакура, встречаясь налитыми кровью глазами с такими же глазами мужа. Этот совет одинаково относится как к нему, так и к ней самой. — Ты права, — отвечает Наруто после короткой паузы, очевидно, усилием воли отрешившись от навязчивого внимания своего старинного преследователя. — Ребёнок плачет, может, ты?.. Сакура моргает. Она так погрязла в своём бесконечном разочаровании, что даже не услышала, как в соседней комнате завозилась дочь. — Конечно, она, наверное, проголодалась. Наруто, — шепчет она, поднимаясь со стула резким, усталым движением, — просто… — Я знаю, — рычит он, — «просто игнорируй её». Опустошённая, Сакура вздыхает и плывёт в спальню, как измученное приведение. — Тише, маленькая, — шепчет она дочери, расстёгивая блузку. Отработанными, механическими движениями измотанной матери она прижимает ребёнка к груди, чтобы накормить, и усаживается в кресло-качалку, вперившись пустым взглядом в стену перед собой. По кончикам нервов вдруг осторожно проходится чужая чакра. Она кажется такой знакомой, и от неё к лицу приливает волна жара… — Саске-кун? — беззвучно выдыхает Сакура. Ощущение исчезает столь же быстро, как и возникло — словно дыхание, замершее в воздухе, а после растворившееся в эфире. Горький крик застревает у Сакуры в горле. Она жмурится, желая прогнать из головы навязчивые образы — смертельные пылающие кулаки, неподвижный Саске, рвущаяся плоть, дробящиеся кости; собственная рука, покрытая грязью и кровью, кровью Саске, о Саске, Саске-кун, Саске-кун, почему? Саске-кун, не бросай меня, я люблю тебя, я не хотела… Малышка радостно гулит и снова засыпает. Этот звук возвращает Сакуру к реальности. Она трясущимися руками кладёт младенца в колыбель, решая отложить бумажную работу до утра. Сейчас жизненно необходимо поспать. Очевидно, она слишком устала, раз чувствует чакру давно умершего человека.

***

Они находятся неподалёку от особняка Хокаге, на том самом месте, откуда Хината шпионила за Наруто перед тем, как покинуть Коноху. Но… для чего? — Зачем мы здесь, Учиха-сан? — шепчет она. Ему мало было провальной попытки похитить прошлую Хокаге, и теперь он решил приблизиться на опасное расстояние к нынешнему? И хотя они скрыты глубокой тенью, отбрасываемой жилым комплексом за их спинами, и изящно сплетённым гендзюцу Саске, Хината всё равно нервничает. Тогда — ещё до инцидента с гадким утёнком, до решения покинуть деревню, чтобы стать жрицей, — Саске постоянно был рядом, преследовал её, пока Хината сама преследовала, но не подозревала о его присутствии. Теперь она умышленно укрывает нукенина; она помогла ему проникнуть в деревню! Саске сидит рядом, и томоэ в его глазах вращаются, как чёрная мельница на алом поле, пока он наблюдает за Хокаге и его семьёй вместе с Хинатой. Наруто сидит за столом с Сакурой, оба сгорбленные и напряжённые: похоже, у них очередная ночь бумажной работы. Через мгновение Сакура дёргает головой в сторону спальни, затем направляется туда на деревянных ногах. Хината делает вывод, что нужно покормить ребёнка. — Хьюга-сан, — подаёт голос Саске, — одолжи мне твои глаза. Хината бледнеет. — Что?.. — Боги милостивые, что он подразумевает под «одолжи глаза»? Он хочет вынуть их из её головы? Или?.. Саске вздыхает. — Я могу использовать свою технику, чтобы видеть твоими глазами. Пожалуйста, — добавляет он через силу, и Хината медленно кивает. Она никогда не может отказать ему, особенно, когда он говорит «пожалуйста». Саске активирует Шаринган; три томоэ раскручиваются, как колесо обозрения, с каждой секундой быстрее и быстрее, и Хината оказывается в ловушке; её затягивает, она — насекомое, тонущее в растопленном пламенем свечном воске… Мир рушится, и Хинате кажется, что она умирает в густой клубящейся тьме; она теряет все чувства. Но после самого страшного момента чёрного небытия она снова ощущает собственное тело, хотя и с некоей скованностью. Сейчас каждое её движение, каждый всплеск чакры контролируется Саске. Он фокусирует её Бьякуган и смотрит сквозь стены особняка Хокаге на Сакуру, кормящую ребёнка. Её обнажённую грудь сжимают крошечные ручки и жадный ротик младенца. Запертая в ловушке собственного сознания, Хината понимает, что истинная причина возвращения Саске в деревню — Сакура. Хината деликатно прощупывает чакру Саске, разлившуюся внутри её тела — чужую волю, управляющую ею сейчас. Она чувствует отголоски его эмоций, настолько слабые, что их никогда не распознать, если не искать намеренно. Но стоит сконцентрироваться на его чакре, чужие чувства захлёстывают, как морские волны, бьющиеся о ноги, утопающие во влажном песке; возникает ощущение погружения, сильной качки. Хината слышит что-то и, вздрогнув, понимает, что это мысли самого Саске: в последний раз. Я увижу её в последний раз перед тем, как умру. В его мыслях звучит тоска, а ещё горечь. Хинату ослепляет вспышка воспоминаний: кулаки Сакуры; отчётливая паника, исказившая её раскрасневшееся лицо; его ломающиеся под силой этих рук кости; расколовшаяся земля. Его тело словно застыло; Саске не чувствует боли. До того, как мир чернеет от крови, последнее, что выхватывает его взгляд — её изумрудные глаза… Я должен был умереть от её руки. Так было бы лучше. Но теперь это не важно, я всё равно умру. Только… если бы только… Лучше бы они убили меня тогда… Такое чувство, будто он тонет в этих эмоциях; ощущение, которое Хинате знакомо даже слишком хорошо по собственным безответным желаниям. На волнах внутреннего мира Саске она едва замечает, как вспыхивает его чакра, и он тянется ею к Сакуре, будто может огладить изгиб её щеки… Сакура вздрагивает и смотрит прямо на них; Саске отшатывается, как от пламени, обратно в тело Хинаты, а после в собственное… У Хинаты сводит горло от напряжения, у неё болят глаза и кружится голова. — Идём! Нужно убираться отсюда, — хрипло шепчет Саске. Он тянет её за локоть, и они бегут, летят прочь, прочь, прочь из Конохи. Всё размыто. Хината ничего не видит из-за пульсации в глазах, и когда открывает их, они полны солёной воды, будто два океана; всё равно что пытаться увидеть сквозь толстую стену из матового стекла. Но чьи слёзы застилают взор? Её? Или слёзы Саске? Коноха сейчас — туманная дымка. К тому времени, когда Хината снова обретает способность видеть, они уже под надёжным укрытием леса. Они останавливаются, чтобы перевести дух. Хината приваливается к грубому шершавому сосновому стволу, тяжело дыша. Запах хвои щекочет ноздри и вызывает в душе тоску по дому, в котором ей больше нет места. — Соберись, — командует Саске грубым, как грохочущий щебень, голосом. — Нельзя останавливаться. Хината трёт глаза, восстановившиеся лишь частично, и кивает, хотя очень хотела бы отдохнуть подольше, так как тело ещё ослаблено и временами бесконтрольно дрожит. Взгляд Саске, кажется, чуть смягчается, хотя он отворачивается так стремительно, что Хината не может сказать наверняка. Однако несложно заметить, что темп движений, который он задаёт теперь, гораздо спокойнее. И когда они скачут с ветки на ветку, как молчаливые птичьи тени, касающиеся тёмными перьями бархата ночи, Хината чувствует, как что-то в ней меняется. Когда она смотрит на широкую спину Саске впереди, её переполняют эмоции, которым невозможно дать название: они пахнут осенним дождём и мерцают, как роса под первыми лучами зари. Это печаль, смерть и невыразимое таинство жизни одновременно, свободное падение во тьме, пронизанной призрачным лунным светом. В сердце Хинаты, подобно дзен коанам, расцветают противоречия. На рассвете Саске жестом останавливает её и указывает на полянку под сенью голубых сосен. — Спи, — приказывает он, а сам запрыгивает на нижнюю ветвь и прислоняется к стволу. Хината пожимает плечами, позволив, наконец, усталости овладеть собой, и опускается на колени в мягкую подстилку из опавших иголок. Они пахнут прохладой и умиротворением; Хината вжимается в них щекой и бросает последний взгляд на Саске, глядящего на неё сверху. Их глаза встречаются. Хината улыбается ему и опускает веки, пока он не успел безмолвно поведать ей о чём-нибудь ещё. И засыпает с осознанием, что он присматривает за ней и что сегодня она наконец-то понимает. Она больше не так одинока. В глубине души Хината знает, что когда проснётся, они отправятся в Молнию, чтобы убить Учиху Саске рукой странного дзюцу, и что вскоре она снова останется одна. Но сейчас будущее приглушено запахом вечнозелёных деревьев и бдительным Шаринганом человека, который не может уснуть.