Bloodflood

      Лицо Райли было чем-то настолько неприятным для лицезрения, что Амели предпочитала находиться где-нибудь в другом месте, но только не в его присутствии. Это стало не слишком сложно после месяца кровавого забытья, когда жар и жажда перестали жечь ее глотку так сильно, что она едва могла себя контролировать. Впрочем, это совсем не касалось прочих новорождённых, которых Райли так безуспешно пытался приструнить. Они все были сумасшедшими, и если при неблагоприятной жизни в форме людей их состояние рассудка вызвало беспокойство, то сейчас, когда все они были опьянены полученными силами и способностями к убийству, их было не остановить. Половина тех, кого Амели видела в свою первую ночь в том грязном подвале, была разорвана на части и предана огню своими же собратьями спустя неделю. Их пепел покрывал землю того уединённого острова, где Райли оставил их. А когда новорождённым удавалось притупить свою жажду крови, взгляды некоторых нередко обращались к ней. Они были в поисках утоления жажды иного рода.         Райли, кончено, все это строго запретил. Но ненасытные новорождённые на то и были ненасытными, раз так часто нарушали многие из его запретов.         По большей части Амели избегала подобной конфронтации и убегала. Быть может, мужчины и бегали быстрее, но когда она достигала вод залива, уже никому было ее не догнать.         Как-то раз они загнали ее в переулок, откуда до воды было далеко. Они были злобными, для ее вампирского обоняния они пахли слишком скверно, кровь покрывала их одежду. Она не понимала, почему они пили так неаккуратно и тратили драгоценную кровь впустую, когда даже маленькая ее капля могла облегчить жизнь. С другой стороны, если бы они высасывали все дочиста, Амели самой было бы нечем напиться. Это и было одной из причин, почему она оказалась здесь, вместе с ними. Она подбирала их объедки. “Крошки с королевского стола”, как один из них однажды обозвал ее поведение.         Райли не нравилось, когда она так поступала, его раздражало, что она не пользуется предоставленной ей силой по полной, но в других аспектах вампирской жизни она не доставляла ему проблем, так что чаще всего он закрывал на это глаза.         Но когда Амели схватила первого своего человека, она просто не смогла. Это вызвало тонну насмешек, обвинений в слабости и обещаний о скорой расправе.          Она помнила, как смотрела той до смерти напуганной девушке в глаза, и задавалась вопросом, были ли у нее планы на этот вечер. Потому что в ту, в ее последнюю ночь, у Амели они были.          Не смотря ни на что, ту девушку все равно выпили. В таком же углу, в такой же темноте, она умерла точно так же, как умерла Амели. В этом же углу теперь оказалась и она. Но теперь Амели преследовал не щедрый Райли, а голодные до расправы новорождённые-убийцы.         — Такому слабому сброду нечего делать среди вампиров, — взял речь тот, что стоял по центру. Амели помнила, что его звали Биллом.         Он сказал, что ей давно уже следовало отказаться от этой жизни и вернуть силу, чтобы на ее место могли взять кого-то более достойного. У Амели вертелся на языке вопрос, считает ли он своё поведение действительно достойным, но у нее было подозрение, что подобная формулировка ускорит ее смерть.         Нет, ей не нравилось жить таким образом, но она не была готова отдать свою жизнь во второй раз. Она была абсолютно не согласна с тем, чтобы эти убийцы отобрали у нее что-то еще, на что они не имели абсолютно никакого права, даже если само поддержание подобного существования вызывало у нее отвращение.         Поэтому она задрала подбородок, чтобы взглянуть на них свысока, несмотря на то, что ростом едва доставала им до плеча. Она храбрилась изо всех сил.         Подобное поведение только насмешило вампиров.         — И что же ты собираешься делать?         Этого она не знала. Они больше не стали ждать и набросились на нее. Ей было совершенно некуда деться, их было трое, а она только одна. Левый схватил ее за руку, правый вывернул другую. Билл оскалился улыбкой, обещавшей убийство, и схватил ее за шею. Он наклонился, чтобы разорвать и перекусить ее горло зубами. Когда он приблизил к ней свой ужасный рот, в ее ноздри ударил запах только что выпитой крови.          Амели слышала, как она плещется в его окаменевших от смерти сосудах. Она не текла, потому что застывшее камнем сердце больше не перекачивало кровь, она оседала по его стенкам и густела, пока яд еще не успел добраться до ее остатков. Если бы яд добрался до крови так быстро, Билл бы не перестал гореть от жажды, и сейчас бы тогда охотился не за ней, а за живой человеческой жертвой. Она не понимала, как ей удается прочувствовать все эти процессы в мертвых телах окружавших ее вампиров, но Диего, один из самых старших новорождённых, сказал, что не умеет чувствовать подобное.         Амели тошнило. Она ощущала практически все мелкие и незначительные капилляры, что пронизывали громоздкое тело нападавшего на нее, ей захотелось вывернуть их наизнанку, чтобы он больше не мог до нее дотронуться, но она не могла ничего поделать, двое других удерживали ее в недвижимости. Ее горло рефлекторно совершило несколько глотательных движений, ей было тесно и душно от близости вампиров к ней. Она пихнула Билла ногой, и тот отшатнулся от нее, но этого было все равно недостаточно.         Амели подняла голову, глядя Биллу в глаза. Его бледное лицо исказилось в бешенстве, он рванулся к ней, а потом его вырвало на нее кровью.         Амели зажмурилась, смаргивая кровь с глаз. Она залила ей все лицо. Хватка двух других вампиров ослабла, пока они смотрели на сморкающегося кровью Билла, ошеломлённые. Она вытекала из его ноздрей, капала с подбородка. На асфальте у них под ногами образовалась лужа.         Амели вырвала свои руки и убежала. Они не последовали за ней, но это совсем не значило, что Билл и его компания перестали существовать. Они пронзали ее своими убийственными взглядами пока они ночевали в пустующих домах, которые Райли сменял для своей компании новорождённых время от времени. Амели больше не оставалась с ними наедине. После того случая она вообще избегала передвижения по земле. В воде, по крайней мере, никто не мог ее учуять. Кроме того, она всегда плавала быстрее, чем бегала.         Диего проникся к ней симпатией, когда прознал о нестандартных способах ее выживания, и время от времени называл ее русалочкой. Это звучало настолько мило, насколько это возможно в устах бледного убийцы. По крайней мере, она была ему признательна, что он не распространялся о среде ее обитания, в которой она предпочитала находиться большую часть своего времени.         Диего был жилистым и кудрявым юношей лет семнадцати, и он дружил с Райли. Последнего было достаточно для Амели, чтобы по возможности избегать и его, каким бы дружелюбным он ни был.         Однажды она не успела вернуться в дом к утру, и тогда ей пришлось просидеть под водой весь день, прячась от солнечного света. Она никому не рассказала, как ей удалось пережить это время, но Диего, конечно, знал.         К весне их собралось чуть больше двадцати. Все новорождённые вампиры едва умещались в тех небольших пространствах, в которых им приходилось проводить свои дни, не говоря уж о том, чтобы уживаться в них. Каждый день кто-нибудь обязательно терял конечность, и ни одна ночь не проходила без воплей.          Рауль, один из самых жестоких, в жаре чужой ссоры чуть не оторвал ей руку, пока она пыталась избежать эпицентра разгневанных вампиров. Амели не испытывала подобной боли с ночи ее превращения, и теперь шрам в виде трещины пересекал ее предплечье.         В их рядах появилась еще маленькая девочка, с виду лет пятнадцати, если не младше. Она тоже старательно избегала конфликтов и постоянно пряталась за спиной одного из самых крупных вампиров, который, как радостно заметил Райли, обладал способностью. Ни для кого другого, правда, это радостным не было, потому что Стремный Фред излучал такое чувство отвращения, что никто не мог задерживать на нем взгляд дольше нескольких секунд.         Насколько Амели могла судить, ни у кого здесь больше не было никаких способностей кроме силы, скорости и неутолимой жажды. Едва ли среди всех этих преступников и беспризорников вообще мог быть кто-то одарённый. Амели съёживалась от мысли, если бы этот Фред не был таким спокойным, а пытался бы занять здесь какую-нибудь лидерскую позицию, соревнуясь с Раулем. Это была бы катастрофа.         Эта маленькая девочка, потому что выглядела она на тринадцать, а не на пятнадцать, возможно, из-за систематического недоедания при жизни, ходила теперь за ней хвостиком, когда не могла прятаться за Стремным Фредом. Ее, кажется, завали Бри, но Амели не спрашивала дважды.         Бри была пуглива, молчалива и внимательна. Она таскалась за Амели на каждую охоту, переплывала вместе с ней через пролив, и старалась не попадаться на глаза. Амели не хотела ее рядом. Несмотря на ум и тягу к выживанию, Бри была медленной и слабой по сравнению с другими вампирами или даже Амели. Но пока она молчала и тихо бродила рядом, Амели не обращала на нее внимания.         Одной из ночей, пока маленькая девчонка убежала в поисках свежатины, а не объедков, Амели осталась на берегу залива в одиночестве.         Город в далеке был по большей части спящим, только рекламные баннеры небоскрёбов в центре все еще сияли, отбрасывая на тёмную воду разноцветные блики.         Волны не мелководье хлестали ее по бёдрам, но Амели могла думать только о том, что больше не чувствует их температуры. Она не могла сказать, насколько холодной была вода в заливе. Она не могла чувствовать ни холода, ни тепла солнечных лучей. Более того, она даже больше не могла их видеть. Иначе она бы сгорела.         Амели никогда не была ночным созданием. Она всегда ложилась спать пораньше, заворачиваясь в тёплое одеяло так, как ей всегда нравилось, и просыпалась с первыми лучами солнца. Она наслаждалась тем, как утренний ветерок из форточки бодрил ее по утрам. Она открывала глаза с чувством, что способна на все, что угодно.         Теперь она не могла даже вспомнить, с кем она любила обсуждать свои сны.         Она не могла ни уснуть, ни проснуться. Проклятие вечно бодрствующего существа.          Она никогда не уставала, из-за этого она не могла насладиться ни секундой какого-нибудь выполненного дела или движения, потому что все теперь было так, как будто все ее движения тут и там были ненастоящие.          Она не могла прогуляться и почувствовать гудение в ногах. Она больше не могла проплыть дистанцию, наслаждаясь качеством своих движений и удовлетворением хорошо проделанной работы. Все было автоматизировано. Как у бесчувственной машины. Камня. Скалы. Куска мрамора.         Она больше никогда не сможет съесть чизкейк и попробовать новый сорт кофе, от которого ей непременно станет плохо.         Волны все раскачивались, бились о ее ноги. Ее широкие брюки промокли вместе с низом тонкого джемпера. Босые стопы колыхались от толчков воды. Она могла бы сидеть здесь веками, и это ничего бы не изменило.         Могла бы она за сто лет без движения превратиться в камень? Какой-нибудь морской валун, об который так же будут биться волны. Она бы поросла водорослями и стала убежищем для маленьких крабов.         Небо на востоке заливалось розовым. Она не планировала сидеть тут до рассвета.         Если бы она осталась здесь, узнал бы кто-нибудь, что ее не стало? Новорождённые гибли и заменяли друг друга с такой скоростью, что никто бы и внимание не обратил. Райли рассказывал им во время воспитательных бесед, что Шилли и Стива, которые исчезли около месяца назад, унесло горсткой пепла по ветру, потому что они не успели. Солнце догнало их.         Небо наполнялось красками. С самого превращения Амели не видела такой красоты, она уже и забыла, что такое существует. Облака над горизонтом лежали мягкой рябью, медленно они окрашивались в нежно-розовый. Появился краешек персикового солнца.          Амели была впечатлена до такой степени, что не смела пошевелиться.         Солнце прибывало, и вода вокруг постепенно начинала сверкать. Время поджимало.         Часть ее отказывалась двигаться.         Это было бы так просто, остаться на этом тихом берегу, и ничто больше не имело бы значения. Больше никакой жажды. Больше никакой боли и лишений.             Она бы истлела в первых лучах этого прекрасного солнца, и ее прах бы забрала вода. Возможно даже каким-нибудь течением ее унесло бы в Тихий океан. Она бы снова побывала на том пляже, где купалась и каталась на доске.         Амели ждала этого с нетерпением. Если ей суждено было сгореть, то пускай ее сожжет солнце, а не какой-нибудь кровожадный новорождённый. Последние секунды, которые она будет дышать и видеть в этом мире, будут заполнены чудесным сиянием рассвета, а не смрадом подвала с гнилыми досками.         Она поднялась на ноги в нетерпении, вода стекала по ее телу с плеском.         — Амели!         Она обернулась.         Диего и Бри стояли в тени деревьев и звали ее по имени. В их кроваво-красных глазах застыл ужас. Они не смели подойти ближе — берег был уже залит светом. Ей оставалось дождаться только прямых лучей. Еще совсем чуть-чуть.         — Не надо!         Она их не слушала. Амели не хотела никого слышать. Она не позволяла себе злиться, она не хотела, чтобы последние мгновения ее жизни были омрачены перепалкой с этими вампирами.         Солнце засияло над горизонтом. Амели смотрела на солнце в ответ.         Она не чувствовала ни жара, ни тепла. Ее тело по прежнему оставалось мертвенно-холодным.         Вода сверкала вокруг, билась о ее мокрые ноги. Амели взглянула на свои руки — они сияли в солнечных лучах, точно покрытые звёздной пылью.